– Пожалуйста, это очень важно! – сказала она с нажимом, уловив его сомнения. – Я потом объясню. Так ты сумеешь?
Вардан хотел сказать, что попробует, но вспомнил пару своих магических "проб" и ответил, что не уверен.
– Помнишь, как ты вообразил вокруг себя кокон и скрыл свою силу на вступительном испытании? Представь, что у тебя в голове хранилище вроде винного погреба. Извлеки оттуда "бутыль" с памятью обо всем, что произошло со вчерашнего вечера до появления стражи, а остальное мысленно запри и занавесь дверь – тем же самым, из чего тогда сделал кокон. Давай, прямо сейчас! Я посмотрю.
– Боюсь, я стану прорехой в мешке с нашими секретами, – прошептал склонившися к ним Берни. – Ибо, в отличие от всяких менталистов и прочих феноменов, заворачиваться в коконы не умею. Или вы предлагаете мне отказаться от мемоскопии?
– Тебе я поставлю экран сама, на нас двоих силы у меня хватит. Варди, готово? Ну-ка, ну-ка… Да, получилось. А теперь я закрою нас с Берни, и давайте помолчим.
После зимней сессии на первом курсе осталось шестьдесят четыре человека. Вардан шел одиннадцатым по списку. Прикинув, что на беседу с каждым схоларом комиссии понадобится не меньше пинара, он настроился на долгое ожидание, но очередь продвигалась на удивление быстро. Не прошло и двух пинаров после вызова Берни (третьго по списку), а Варди уже предстал перед тремя магистрами и следователем-магардом.
– Схолар Вардан Демирий, сын земледельца из провинции Вамба, – представил его куратор и положил на стол перед следователем личное дело.
Магард бросил мимолетный взгляд на полстранички рукописного текста и уставился на Варди.
– Согласен ли схолар Демирий пройти мемоскопическое обследование?
Варди ответил утвердительно, после чего ему предложили сесть. Один из магистров обернул его голову плотной лентой, свободный конец которой вставил в паз диковинной шкатулки из толстого непрозрачного стекла. Крышка шкатулки засветилась, и почти в тот же миг раздалось возмущенное восклицание магистра:
– Они сговорились! Здесь – то же самое, что и в прошлый раз, магард.
Следователь встал, глянул на шкатулку и впился в Варди пронзительно холодным взлядом светлых глаз.
– Почему схолар закрыл свою память?
– Магистр Олеарий сказал нам, что комиссию интересуют наши воспоминания только о минувшей ночи.
Магард недобро покосился на куратора, издал что-то вроде орлиного клекота и снизошел до подобия объяснений:
– Магистр Олеарий не хотел, чтобы преступник узнал, что мы связываем убийство магистра Гинара с более ранними событиями.
Вардан понимал, что отказ открыть память навлечет на него серьезные неприятности, но не мог подвести Кресси.
– Магард имеет возможность убедиться, что я не убивал магистра Гинара, – сказал он, стараясь, чтобы голос звучал твердо. – А в то, что я не имею отношения к связанным с убийством событиям, ему придется поверить мне на слово.
Взгляд следователя стал тяжелым, как могильная плита.
– Сопроводить в карантин!
Карантин – приземистое здание на отшибе, в котором селили схоларов, имевших несчастье пообщаться дома или в городе с носителем той или иной опасной заразной хвори – был поделен на изолированные друг от друга камеры с обитыми войлоком цельнометаллическими дверями и закупоренными окнами. Когда Вардана водворили в одну из них и задвинули снаружи засов, он почувствовал себя узником, обреченным на пожизненное заключение в темнице. Обежав тоскливым взглядом скудную обстановку, – голый стол, единственный стул, пара пустых полок, узкий шкап, незастеленная металлическая кровать с серым матрасом – несчастный схолар протяжно вздохнул, завалился, не снимая сапог, на матрас и приготовился к ожиданию длиной с вечность-другую.
Однако не успел он даже задремать, как засов на его двери снова заскрежетал и в приоткрывшейся щели показалась голова Алатрика.
– Можно я посижу с тобой, Коновал?
Вардан со всей доступной ему поспешностью принял сидячее положение.
– Конечно, Газета, заходи. Как ты здесь очутился? Я не видел тебя в столовой.
– А я там и не был, – сообщил Алатрик, закрыв за собой дверь и усаживаясь на стул. – Меня под утро сюда упекли. За то, что подслушивал. У меня в комнате окно – прямо над входом в корпус. Просыпаюсь – еще не рассвело, а внизу кто-то тихо переговаривается. Я – к окну, а на крыльце уже никого, только дверь хлопнула. Ну, меня и понесло на первый этаж – поглядеть, кто в такую рань приперся. А как понял, что стряслось, и вовсе соображение потерял, сунулся в самое пекло…
– Погоди, – взмолился Вардан. – Не части. Ты видел тех, кто пришел под утро? Кто это был?
– Да какая тебе разница! – Алатрик махнул рукой. – Два магистра. Ты их все равно не знаешь, они на старших курсах преподают. Первый, как я понял, ученик Гинара. Ты же знаешь, магистр был менталистом и перед смертью успел послать ученику зов, вот он и примчался. И второго магистра прихватил. Потом еще двое явились, привели магарда. Спустились в подвал с той стороны, где втэмовский полигон оборудован, а я прокрался в каморку кладовщика и подслушивал их оттуда. А потом этот друг-менталист меня учуял и выволок. Нагнали на меня страху, допросили, и, хотя точно знали, что я не вру, затолкали сюда – чтоб никому не проговорился.
– О чем?
– О том, как погиб магистр.
– А почему это такая тайна?
Алатрик посмотрел на него с сомнением, потом решился:
– Ладно, думаю, тебе я могу сказать, хоть тебя и закатали в цугундер. Кстати, за что? Ни в жизнь не поверю, что ты душегуб. А магистра убило кресло. Помнишь, в отсеке воздушной стихии стоит кресло-тренажер для упражнений на укрепление вестибулярки? Так вот, оно напало на Гинара сзади, ударило под колени, подхватило и удавило ремнями.
– А зачем Гинар пришел ночью в подвал?
– Коновал, ты что, совсем дурак? – возмутился Алатрик. – Я ему – про невозможный способ убийства, а он спрашивает, зачем магистр полез в подвал! Откуда мне знать, может, он там от бессоницы лечился? Какая разница! Ты хоть понимаешь, деревня, что неживую материю нельзя превратить в живую? Ни один маг на это не способен, будь он трижды магистром!
Вардан похолодел. Теперь он понял, почему Крессида велела ему закрыться перед комиссией. Шутка, которую они сыграли в прошлом семестре с одним из недругов-третьекурсников, удалась только потому, что у Варди обнаружилась та самая способность, которую Ходячая Газета полагает невозможной. Вот это, называется, попал!
– Ты чего такой пришибленный сидишь? Обиделся что ли? Брось, Варди, это я сгоряча тебя обозвал! Ты славный парень, кому другому я бы не доверился. Когда сюда привели Бурдюка, а потом твоего дружка-эрлита, я к ним даже и не подумал сунуться, хотя к тому времени уже озверел от…
– Берни здесь? – перебил его Вардан. – Ты знаешь, в какой камере?
Алатрик посмотрел на него со снисходительной жалостью и покачал головой.
– Я бы тебе не советовал. Эрлит, конечно, веселый малый, но это не значит, что он не может быть убийцей.
– Не мели чепухи! – рассердился Вардан. И встал. – А ну, показывай, куда его запихнули!
На лице Газеты отразилось возмущение, но только на миг. В сообразительности мелкому наглецу не откажешь: быстро понял, что Вардану ничего не стоит его в узел завязать и на плечо вместо котомки повесить.
– Ладно, пошли. Только не обессудь, я вас закрою на засов.
– На здоровье, трусишка! Да, вот еще что: ты откуда знаешь, кого сюда приводят? Опять из твоего окна крыльцо видно? Тогда сиди у себя и жди, когда приведут Кресси. Выпустишь ее и отведешь к нам, хорошо? Или Крессиду ты тоже боишься?