В 2003 г. ВВС, «Нью-Йорк таймс» и другие влиятельные средства массовой информации во всем мире опубликовали сообщения о корпоративном банкротстве. В самом факте нет ничего необычного — корпоративные банкротства нередко выносятся на первые полосы газет или становятся главной телевизионной новостью, — однако внимание к нему привлекло то, что дело о банкротстве, или скорее принудительной ликвидации, находилось в судах пятьдесят один год! В связи с этим возникает вполне очевидный вопрос: что же это за крупная и влиятельная компания, что ее ликвидация заняла пятьдесят один год? Даже «А.Т.&Т.» и «Ма Bell» справились быстрее.
Однако тем, кто знает историю, название корпорации говорит о многом — это печально известная «Interessen-Gemeinschaft Farbenindustrie, A.G.», больше известная как «И.Г. Фарбен», гигантский немецкий химический картель, который в конце Второй мировой войны был раздроблен на такие «маленькие» фирмы, как «Хохст», «Байер», BASF (Bayrischen Analin und Soda-Fabrik) и AGFA (Aktien-Gesellschaft für Analin Fabrikation), каждая из которых была крупной «многонациональной» компанией. Размеры составных частей «И.Г. Фарбен» свидетельствуют о могуществе картеля.
Общеизвестно, что корпорация «И.Г Фарбен» возглавляла огромный военно-промышленный комплекс нацистской Германии.
Однако необычно долгое время, потребовавшееся для ликвидации картеля, определялось не только его мощью и масштабами. Имели место и другие факторы, одними из которых были размер и характер компенсации, которую «И.Г. Фарбен» или ее правопреемники должны были заплатить жертвам Холокоста или членам их семей. К сожалению, в мире многонациональных корпораций, где правят аморальность и нажива, этот фактор играл небольшую роль.
Гораздо больше внимания уделялось патентным и лицензионным соглашениям, которые картель заключил еще до войны с иностранными компаниями из Великобритании, Франции и Соединенных Штатов, и именно в них заложен глубокий смысл, поскольку эти связи и соглашения могут пролить свет на планы послевоенного выживания нацистов. Кроме того, довоенная картельная структура и система лицензионных соглашений «И.Г. Фарбен» была частью более широкой международной кооперации между нацистской Германией и западными державами, особенно Соединенными Штатами. Таким образом, для понимания нацистских планов послевоенного выживания необходимо знать, что происходило до войны.
Энтони Саттон, бывший сотрудник Института Гувера, ныне посвятивший себя исследованию конспирологических теорий, написал трилогию «Уолл-стрит и Франклин Рузвельт» (Wall Street and the Rise of FDR), «Уолл-стрит и большевистская революция» (Wall Street and the Rise of the Bolsheviks) и «Уолл-стрит и приход Гитлера к власти» (Wall Street and the Rise of Hitler), документально подтвердившую существование могущественной международной корпоративной элиты, базирующейся в Америке, которая «определяла происходящие в мире процессы в гораздо большей степени, чем избранные политики». Еще будучи уважаемым членом научного сообщества, Саттон начал свое исследование для Института Гувера, но вскоре обратил внимание на любопытный факт в советско-американских отношениях — лучшие достижения американской технологии без лишнего шума перемещались в Советский Союз при помощи сомнительных соглашений между советским правительством и различными американскими корпорациями. Другими словами, Америка вооружала врага, причем сознательно! Саттон составил для Института Гувера пространный технический отчет, а затем в популярном виде изложил свои открытия в книге «Лучший враг, которого можно купить за деньги» (The Best Enemy Money Can Buy). Этот факт навлек на Саттона ярость научного сообщества и стоящих за ним международных корпораций, и вскоре он был исключен из научного братства, а также из американских «объективных» и «блестящих» академических институтов.
Не смутившись, Саттон продолжил документировать действия и цели корпоративной элиты в двухтомном исследовании «Трехсторонняя комиссия в Вашингтоне» (Trilaterals Over Washington) и революционной работе о знаменитом ордене «Череп и кости» Йельского университета «Тайный истеблишмент Америки» (America's Secret Establishment). Но наибольшую известность Саттон получил благодаря своей трилогии, кульминацией которой стала книга «Уоллстрит и приход Гитлера к власти» (Wall Street and the Rise of Hitler), одно из лучших исследований о вкладе американских корпораций и их немецких коллег в приход нацистов и Адольфа Гитлера к власти.
Но почему одна и та же корпоративная элита стремилась финансировать и коммунизм, и нацизм, приводя их к власти в двух самых сильных в военном отношении государствах? На этот вопрос есть два ответа: один с точки зрения долгосрочной перспективы, другой — среднесрочной и краткосрочной. Названия книг трилогии Саттона указывают, что, отдавая власть в руки Франклина Делано Рузвельта, Адольфа Гитлера и Владимира Ленина, международная элита проводила продолжительный эксперимент не только по внедрению той или иной формы социализма в ведущих державах мира, но и по выявлению наиболее устойчивой в отношении предполагаемой угрозы формы, а также наиболее сговорчивой и легко управляемой корпоративными элитами. Разумеется, их долговременной целью был корпоративный социализм.
Краткосрочные цели манипулирования тремя разновидностями социализма — «новым курсом» Франклина Делано Рузвельта, коммунистическим социализмом и национал-социализмом — были сложнее, и их следует анализировать в хронологическом порядке. Приведя большевиков к власти, международная корпоративная элита вскоре столкнулась с проблемой: Советский Союз и его Коммунистический Интернационал серьезно рассчитывали распространить коммунистическую власть — под покровительством Советов — на весь мир, и особенно на Центральную Европу и Германию. При появлении сильного коммунистического блока с центром в России и Германии манипуляция этим блоком — не говоря уже о противостоянии ему, если возникнет такая необходимость, — становилась проблематичной, а то и вообще невозможной. Другими словами, баланс сил, от которого зависел весь план, оказался бы под угрозой.
Создав коммунистического монстра, элита затем решила финансировать другого монстра — нацизм — для сдерживания первого. Замысел был реалистичным, потому что лишь Германия могла противостоять России в экономическом и военном плане. У Франции и Великобритании просто не было ни сил, ни соответствующего геополитического положения, а Соединенные Штаты не желали вмешиваться в европейские дела. В результате этих расчетов появились международные картели и лицензионные соглашения между западными державами — особенно Соединенными Штатами — и Германией.
Олицетворением такого сотрудничества американских и немецких корпораций может служить первый президент гитлеровского Рейхсбанка доктор Яльмар Горацио Грили Шахт. Как отмечает Саттон, схема кровосмесительных связей между немецкой и американской корпоративной элитой прослеживается на примере Шахта, поскольку отец Шахта до переезда с семьей в Америку в начале двадцатого века работал в берлинском отделении «Эквитэбл траст оф Нью-Йорк». Яльмар родился в Германии, а не в Нью-Йорке лишь по воле случая — из-за болезни матери семья была вынуждена вернуться на родину. Об американских корнях Яльмара свидетельствуют его второе и третье имя, Горацио Грили — так звали известного политика-демократа. Поэтому Шахт свободно говорил по-английски, и после войны его допрос в изоляторе «Дусбин» велся на немецком и на английском. Следует отметить, что семья Шахта была родом из Нью-Йорка и работала на известную финансовую компанию «Эквитэбл траст» (которая контролировалась фирмой Моргана), и Яльмар всю жизнь поддерживал связь с Уолл-стритом. Газеты и другие источники того времени сообщают о его неоднократных встречах с Оуэном Янгом из «Дженерал электрик», председателем совета директоров «Стандарт ойл оф Нью-Джерси» Фэришем, а также с коллегами банкирами. Другими словами, Шахт входил в состав международной финансовой элиты... Он служил главным связующим звеном между элитой Уолл-стрита и ближайшим кругом Гитлера.
Об этой связи с финансовыми интересами Моргана мы еще вспомним при исследовании послевоенных финансовых планов нацистов, в которых эта связь проявится странным образом.
По мнению Саттона, вклад американского капитализма в подготовку Германии к войне вплоть до 1940 г. иначе как феноменальным не назовешь. Но что значит «феноменальный»? Представьте себе, что в 1935 г. Германия производила на своей территории 300 000 тонн нефтепродуктов и менее 800 000 тонн синтетического бензина; остальное импортировалось. Однако десять лет спустя, во время Второй мировой войны, после передачи компанией «Стандарт ойл оф Нью-Джерси» концерну «И.Г. Фарбен» патента и технологии гидрогенизации (они использовались для производства синтетического бензина из угля) Германия производила 6,5 миллиона тонн бензина, 85 процентов которого (5,5 миллиона тонн) составлял синтетический бензин, получаемый с помощью технологии гидрогенизации «Стандарт ойл». Более того, контроль над производством синтетического бензина в Германии осуществляло подразделение «И.Г. Фарбен» под названием «Барунколе-бензин А.Г.», а сам картель «Фарбен» был создан в 1926 г. при финансовой поддержке Уолл-стрита.
Что получила Америка взамен на выданную «И.Г. Фарбен» лицензию, позволявшую производить бензин по патенту «Стандарт ойл»? Об этом чуть позже.
Чтобы оценить немецкую картельную систему и ее уникальное влияние в системе мировых финансов того времени, необходимо вернуться к окончанию Первой мировой войны, Версальскому договору и репарациям, наложенным на Германию.
Первая мировая война благодаря сели займов и кредитов уничтожила мировой «золотой стандарт», и поэтому результат был предсказуем, особенно в отношении Германии: немецкое правительство просто не могло платить репарации вовремя и в значительных размерах и начало девальвировать валюту. Оно платило союзникам в стремительно обесценивающихся рейхсмарках, при этом разрушая собственную экономику — заводы закрывались, безработица быстро росла.
Все понимали, что необходимо что-то предпринимать, а единственной страной, которая могла это сделать, единственной страной-кредитором с достаточным для займов размером ликвидного капитала оставалась Америка. В связи с этим появились план Дауэса 1924 г. и план Юнга 1928 г. как еще одна попытка международного капитализма выкачать из Германии все, что у нее еще оставалось, поскольку обвал рейхсмарки давал им великолепную возможность «предоставить прибыльные займы» в устойчивой американской валюте «немецким картелям в Соединенных Штатах». Оба плана «были составлены этими влиятельными банкирами, которые подобрали состав комитетов, исходя из своих финансовых интересов, и хотя формально комиссии не были назначены правительством США, фактически планы получили одобрение правительства и спонсировались им».
Суть обоих планов состояла в том, чтобы крупные американские банки выпустили немецкие бонды, которые оплачивались бы долларами США. Часть этих средств, в свою очередь, затем использовалась бы Германией для выплаты репараций, наложенных Версальским договором. Однако, как отмечает далее Саттон,
Германия выплатила союзникам в счет репараций около 86 миллиардов марок. В то же время Германия заняла за рубежом, преимущественно в США, около 138 миллиардов марок — таким образом, чистые выплаты Германии по репарациям составили всего три миллиарда марок (sic). Следовательно, бремя денежных репараций Германии союзникам в действительности несли покупатели немецких бондов, выпущенных финансовыми корпорациями Уолл-стрита — разумеется, с существенной выгодой для себя.
Как мы скоро увидим, большая часть этих средств была использована немецкими корпорациями для создания картельной системы, которая доминировала во времена Веймарской республики и сохранилась при нацизме.
Именно план Юнга запустил процесс опасного возрождения капитализма и промышленности Германии, поскольку это была умная и коварная адаптация схемы «бонды в обмен на займы». В плане Юнга — названном по имени его спонсора, Оуэна Юнга, — бонды рассматривались как «инструмент оккупации Германии американским капиталом и передачи в залог Соединенным Штатам гигантских реальных активов Германии». Разумеется, в этом плане имелась предсказуемая лазейка, поскольку «немецкие фирмы с американским участием исключались из плана при помощи такого инструмента, как временное иностранное владение». Так, например, компания «Альгемайне электрицитатс гезельшафт», или AEG, немецкий «Дженерал электрик», естественно аффилированный с «Дженерал электрик» в США, был «продан франко-бельгийскому холдингу и перестал соответствовать условиям плана Юнга». Не следует также забывать — это важно для последующих разделов книги, — что именно компания AEG построила предприятие, на котором изготавливался нацистский «Колокол».
Финансовые мероприятия плана Юнга выглядят очень знакомо, что неудивительно, поскольку в последние годы похожие процессы происходят с корпоративными и государственными активами Соединенных Штатов — общественная инфраструктура отдается в залог частным компаниям, чтобы обслуживать растущий государственный долг США.
Однако американская элита капиталистов-социалистов не делала ставку только на одного игрока — урок, который они, похоже, забыли. Не все немецкие финансисты-промышленники были готовы отказаться от патриотизма и гордости за свою культуру и свою страну. И действительно, немецкий стальной магнат Фриц Тиссен отмечал, что «присоединился к национал-социалистической партии только после того, как убедился, что борьба против плана Юнга неизбежна, если мы хотим предотвратить полный коллапс Германии». Совершенно очевидно, что если бы реальные немецкие активы были связаны международными соглашениями, в основном в виде залогов, а те, в свою очередь, были опутаны сложной системой растущего долга, дни Германии как суверенного государства были бы сочтены.
Комментарий Тиссена содержит также завуалированное предостережение о деятельности послевоенного нацистского интернационала, поскольку, если международная финансовая элита медленно осознавала опасность своих действий, вызывавших сопротивление в ее же рядах, и опасность ответного всплеска национализма, нацисты, как мы увидим в следующих главах, не только воспользовались представившейся возможностью, но и научились эксплуатировать в своих целях интернациональный уклон в мире глобальных финансов.
Как бы то ни было, в соответствии с этими планами немецким картелям была выделена огромная сумма американских займов. Компания AEG получила 35 миллионов долларов от «Нэшнл сити компани», гигантский стальной картель «Ферайнигте Штальверке» получил гарантированный заем в размере 70 миллионов 225 тысяч долларов от «Диллон, Рид энд компани» с Уолл-стрита, а американское подразделение «И.Г. Фарбен» под названием «Америкэн И.Г. чемикл» было посредником в получении займа в сумме 30 миллионов долларов «Нэшнл сити компани».
С точки зрения немецкого бизнеса это означало, что к середине 1920-х гг. два из этих трех гигантских картелей — «И.Г. Фарбен» и «Ферайнигте Штальверке» — могли практически контролировать промышленность, связанную с военным потенциалом Германии. Саттон формулирует это так:
К концу 1920-х гг. два главных немецких синдиката, «И.Г. Фарбен» и «Ферайнигте Штальверке», доминировали в химической и сталелитейной картельной системах, созданных благодаря займам. Несмотря на то что эти фирмы имели решающий голос в производстве всего лишь двух или трех основных продуктов, они могли — посредством контроля над этими продуктами — навязывать свою волю всему картелю. Компания «И.Г. Фарбен» была главным производителем химической продукции, которая использовалась другими концернами, поэтому ее экономическое влияние не могло измеряться лишь производством нескольких химических соединений. Аналогичным образом, «Ферайнигте Штальверке» производила больше чушкового чугуна, чем все остальные немецкие сталелитейные компании, вместе взятые, поэтому в картеле по производству полуфабрикатов из чугуна и стали имела большее влияние, чем простой производитель чугуна. При этом доля данных картелей в общем объеме производства была значительной.
«Ферайнигте Штальверке» Процент от общего объема
производства в Германии в 1938 г.
50,8 45,5 36,0
Чушковый чугун Трубы
Толстолистовая сталь Взрывчатые вещества Каменноугольная смола Прутковая сталь
И.Г. Фарбен
Синтетический метанол Магний
Химический азот Взрывчатые вещества Синтетический бензин (высокооктановый) Бурый уголь
35,0
33,3
37,1
Процент от общего объема производства в Германии в 1938 г.
70,0
60,0
46,0 (1945)
20,0
Таким образом, у нас есть все основания утверждать, что эти два картеля составляли основу военно-промышленного комплекса нацистской Германии: «Другими словами, во время Второй мировой войны производство синтетического бензина и взрывчатых веществ (двух основных элементов современной войны) в Германии было сосредоточено в руках двух немецких синдикатов, созданных на займы, полученные от Уолл-стрита согласно плану Дауэса».