Я, 'призрак истин' о былых веках нашёл,
И написал как смог рассказ:
А ты - читатель, сам решай что получилось ...
- Смотри Ждан, смотри сыночек и запомни всё... - Это был голос матери - он слегка дрожал и был еле слышен - как будто звучал сквозь трудно проницаемую пелену. - ... Запомни этих предателей Лютичей - их роду надобно отомстить: этого требует... наша правда...
- Охолонь Умила, твой сын ещё слишком мал для этих дел! - Грозный, раскатистый голос дядьки Трацкона, наоборот, звучал мощно и властно - как у всех людей привыкших повелевать. - Подумай сама, о какой мести руками твоего дѣтя (дитя) может идти речь - женщина?! Одумайся! В нашем роду и без твоих детей, найдется, кому постоять за родовую честь - а эти подлые предатели, ещё потеряют своих лучших охотников и воинов! Об их подлом предательстве ещё узнают все соседи! Все будут знать о том, что они слишком легко нарушают союзный договор. И всё это будет сделано так, как требуют наши уклады.
Княжна, на укор родича своего мужа никак не отреагировала - стояла как вкопанная: но уже молча смотрела с крепостного вала на покачивающееся тело своего казнённого мужа: - 'С ним не должны были так мерзко поступать, ведь он был воином, и был достойным пасть от железа, а не так‟.... - Её глаза были полны горьких слёз: но при этом, ни один мускул не дёрнулся на её окаменевшем от горя лице. Она обеими руками прижимала к себе своих младших сыновей - не позволяя им посмотреть на своего повешенного отца. Ждан же был первенцем, и поэтому, он как самый старший сын стоял рядышком с матерью, и видел всё. Его взор попеременно перемещался то на тело повешенного отца, то на чёрные, густые дымы, подымающихся в небо, это горели выселки и селения дальних родичей, которые располагались неподалёку от осаждённого города.
Годславович, также как и его мать стоял неподвижно, и по причине своего малолетства, дал волю слезам, которые катились ручьями по его щекам. Маленькие кулачки мальчишки самопроизвольно сжались, да так не по детски сильно, что даже побелели костяшки пальцев; закушенная нижняя губа кровоточила, но мальчонка не чувствовала боли; его взгляд, был не по возрасту жёсткий - он цепко наблюдал за злым, нечестным ликованием в стане врага. Да, они - вражины: тем временем неистово радовались своей неправедной победе и глумились над защитниками, выкрикивая в их адрес разные непристойные реплики...
- Мама, я всё понимаю, эти Даны и Велеты восстали против тятькиного брата Дражко, следовательно, и всего нашего рода. - Сипло проговорил мальчишка, которого звали Жданом. - Также я понимаю, что они жаждут мести и поэтому выбирают самых достойных из мужей нашего рода.... Но мамочка, зачем они поступили так подло с моим папой? Зачем они обманули? Зачем выманили его в свой лагерь и подло убили? Да и ещё у всех на виду. ... Ведь боги ... они ... они всё видят...
Мальчонка, от возмущения не мог найти подходящих слов и вскоре замолчал, он по-детски растерянно развёл руками так и стоял как онемевший. Впрочем, никто таки не ответил на его вопросы - не до того было людям окружавшим его. Мать по-прежнему стояла как изваяние, закрывая руками глаза его младших братьев. А находящийся рядом с ними дядька (воспитатель) Трацкон, как и все защитники города, стоял с обнажённым торсом: и как все находившиеся рядом с ним воины общался с богом-громовником. Они все просили победу и обещали принести ему великое жертвоприношение - если только выживут в этой сече. Немного погодя, дядька окончил свой диалог с Перуном, и с улыбкой посмотрел на своего воспитанника, потрепал своей крепкой - мозолистой рукой его русоволосую голову и проговорил спокойно и по-отечески тепло:
- Давай Ждан, уводи отсюда свою мамку с братьями - сеча, это дело для воев.
Затем посмотрев на Умилу, также спокойно обратился к ней:
- Светлая Княжна, и ты не стой здесь, иди с детьми в дом старейшины и там ожидай исхода сражения. Не смей своим присутствием мешать нашим воям.
- У-у.- Послышался сдавленный, отрицательный ответ - более похожий на стон.
Умила Гостомыславна несогласно покачала головой - при этом, она по-прежнему не сводила своего опустошённого взгляда с тела своего мужа. Трацкон тяжело вздохнул и также деловито - рассудительно продолжил:
- Уйди отсюда Гостомыславна. Твоё нахождение здесь, только во вред нашим воинам - они будут вынуждены постоянно отвлекаться, оглядываться, не угрожает ли тебе с детьми кто из врагов. Сколько их тогда из-за этого зазря поляжет? Ты об этом подумала? А?
На сей раз ничего не ответила овдовевшая женщина, а только неспешно повернулась и, отпуская детей: слегка подтолкнула их в нужном направлении - мол, скорее уходите. Её младшие сыновья, без возражений, взявшись за руки, стали послушно спускаться с вала. Они шли медленно - не по-детски тяжко переставляя свои ножки. Можно сказать - брели, низко опустив свои зарёванные мордашки. После чего, женщина тяжело вздохнула и молча, поочерёдно поклонилась в пояс всем воям находящимся не подоплёку. Также отрешённо - как заворожённая: княжна, взяв за руку старшего сына, и только по привитой с детства привычке выступая словно пава, направилась следом за послушно уходящими детьми.
Бывалый воин и его товарищи также поклонились ей в ответ. Но Трацкон не стал долго смотреть в след неспешно удаляющейся княжне: а как ни в чём небывало продолжил готовиться к своему главному бою с бунтовщиками и своими бывшими союзниками. В данный момент его больше всего беспокоили изменники Лютичи, и несправедливая гибель князя от их рук. Он морщил лоб, кусал губу и всё думал, думал: как противостоять этой тёмной силушке, стоящей возле города и насколько долго город продержится после увиденного бесчинства:
- Да, долго Даны не могли взять наш славный город Рерик приступом. Всё-таки неплохое место было выбрано нашими мудрыми пращурами. Справа нас надёжно прикрывает Варяжское море и отвесный - неприступный берег, слева мелководный залив, по которому невозможно подойти к берегу на боевых кораблях - хотя у врага кораблей то и нет. Вот они все стоят - прямо перед нашими стенами. Да и мы не слабы. Но сегодняшняя потеря нашего князя и подлое предательство союзников - существенно изменили расклад сил. Правильно ли я расставил бойцов на валу и по улицам града? Поможет ли исправить положение задуманная мной конная контратака? ...
И вот свершилось, - начался неравный, беспощадный бой. Неизмеримо долго шла эта священная для обороняющихся Ободритов схватка за своё 'родовое гнездо‟. Волна за волной враги накатывали к городским стенам, кто из них не пал на подступах, лезли на крутой вал - норовя преодолеть защитный частокол. Но через некоторое время враги отходили под градом стрел, оставляя на поле брани своих убитых и раненых воинов. А во время одного из этих отступлений из правых ворот вырвался конный отряд под воеводством лихого рубаки Дико. И ворвались его всадники во вражий стан - влетели буквально на 'плечах‟ отходящего противника. Рубили, топтали копытами коней; кружили смертельный хоровод, не встречая достойного сопротивления. Славно они там прошлись - даже удалось подпустить 'петуха‟: но враг опомнился и предатели Лютичи сумели противопоставить всадникам Ободритов своих конных воинов. Тяжко было наблюдать со стены, как на глазах таял отряд храбрецов. Ни один из этих молодцев так и не смог вернуться назад. Все полегли - все до единого...
Хорс, устав наблюдать за тем, как в яростной сече, одни люди убивают и калечат других, спешил поскорее уйти на закат - 'на рога Чернобога'. Ему было тяжко, горестно, больно смотреть на истерзанную землю - слишком много за сегодня произошло убийств и поэтому образовалось много прорывов из Нави: немало нечисти вылезло через эти дыры на Явь. Витают слуги Чернобога вокруг места брани и наводят морок на тех, кто обильно проливает на землю матушку человеческую кровь. И видимо поэтому, стали ещё уязвимей для чар Моры защитники города - с гибелью вожака, надломился в их душе стержень.
Вскоре настал момент, когда никто из защитников города больше не стрелял из луков своими короткими, в основном отравленными стрелами. Враг подобрался настолько близко, что можно было сражаться только на мечах и копьях: да и стрелы у многих воинов давно закончились. Немного погодя, в нескольких местах недруг преодолел защитный частокол и там, противники сошлись в ближнем, беспощадном бою. Бились лицом в лицо: глаза в глаза - сражались в черте самого города. Обильно окропились деревянные мостки человеческой кровушкой: скользил по ней всякий, кто ступал в эти алые лужи - скользил и падал. Но, не все из упавших людей могли подняться - многие падали от страшных боевых ран. Горожане, сопротивлялись как могли, кто чем мог, тем и разил коварного недруга. Кто-то из жителей, бился на мечах; кто-то топором; а некоторые из защитников: сражались кузнечными молотами, цепами и серпами - это были земледельцы и ремесленники, ставшие бок о бок с ратными мужами. И смерть, жала среди этих ополченцев, особо богатый урожай.
Небо на западе окрасилось кровавым багрянцем: когда во дворе старейшины неожиданно, прямо из-под земли, появился Тишило - молодой пастушок тихоня. По жизни, юноша был таким безобидный и покладистым, даже через чур. Ибо, всякий мог им понукать - не только родичи постарше, но даже и сверстники. А этот веснушчатый крепыш: улыбаясь, добросовестно выполнял всё, что от него требовали: правда, ровно на столько - насколько ему это позволял его ущербный разум. Временами, когда было особо скучно и местные сорванцы знали, что их не видят взрослые, то они подтрунивали над Тишилой. Озорникам доставляло большое удовольствие убегать от незлобивого недоросля - которому кроме как пасти коров, в роду больше ничего не доверяли. И вот, этот улыбчивый крепыш вылез из потаённого хода, и никому ничего не говоря, стремглав побежал в город - где в данный момент, разнося по округе звон железа и стоны умирающих, шёл ожесточённый бой. Только старейшина рода, увидев появление юноши, чему-то улыбнулся и неспешно погладил своей некогда сильной - а ныне сучковатой, одряхлевшей рукой, седую, длинную бороду. Умила же, изводясь от переживаний за детей: сидела на большой деревянной колоде и, прижимая к себе младших сыновей. Было заметно, как женщина нервно прислушивалась к доносившимся до её слуха звукам яростного боя. Поэтому, она и не обратила особого внимания на пробежавшего мимо неё отрока. В её глазах читался страх за судьбу своих детей и одновременно решимость стать на их защиту - пусть даже ценой собственной жизни. Княжна, монотонно покачивалась взад, вперёд, и в основном смотрела себе под ноги, и время от времени что-то тихо нашептывала своим отпрыскам.
Вскоре, в зазоре слегка приоткрывшихся ворот появился Трацкон - на его жилистом теле виднелись небольшие боевые раны: а в руке он держал меч, на котором, также были видны следы боя - свежие зазубрины от вражеского оружия и чужая кровь. За ним, попятам следовало несколько таких же окровавленных воинов: и в одном из вошедших княжна узнала кузнеца Третьяка. Того, как и всех других появившихся мужчин, сильно шатало от усталости, и как все, он тяжело дышал - как загнанная лошадь. Поэтому, войдя во двор, мастеровой сразу, устало осел наземь. Что не говори, а биться, это не в кузне работать - хоть и знакомое, но непривычное для него дело.
- Пошли Умила, ... - сквозь придыхания заговорил Трацкон. - город скоро падёт... а нас ... на берегу моря ... уже... ждут ладьи моих знакомых Руяновичей.
- А как же все остальные родичи? Где они? - Встрепенувшись и растерянно оглядываясь вокруг, поинтересовалась женщина: она поднялась с деревянной колоды - на которой просидела всё это мучительно долгое время.
Было видно, что княжна немного растерялась и не могла до конца осознать, что же хочет от неё родственник.
Воины, обнажённые по пояс: все как один опустили взгляд и только старший из воев - воспитатель её сыновей, глухо ответил:
- Нет здесь больше нашего рода... - кого убили вороги; кого израненным схватили и в полон погнали; а остальные. ... Так они не так давно ушли подземными ходами в лес ... - их повели несколько волхвов и наши лучшие охотники. Может быть, ушедшие родичи спасутся - уйдя подальше и, срубят в безопасном месте новый град.... А меня, твой муж, перед тем как пойти на переговоры с Данами, просил: - 'Случись со мной чего, о моей семье отдельно позаботься.‟ - Так что, пошли княжна - пора и нам уходить отсюда. А то не знаю я, сколь долго ещё наши оставшиеся в живых витязи смогут коварного недруга сдерживать. Твой уход они остались прикрывать - так что не позволь им зазря погибнуть.
Ничего не ответила на это длинное повествование молодая вдова. Только аккуратно отстранила от себя детей, подошла к капищу. Присела у изваяния Велеса: пошептала что-то тихо, тихо разрыхлив грунт пальцами, наполнила маленький мешочек для оберегов землёй - который, затем бережно повесила на выю (шею) своего старшего сына. После этого - без лишних эмоций, взяла младших сыновей на руки и с высоко поднятой головой, направилась к тайному ходу, из которого не так давно выбежал Тишило. Только возле него вспомнив об отроке, женщина немного оживилась и поинтересовалась:
- А почему наш пастушок не вернулся с вами? Как я понимаю, он по вашему поручению куда-то бегал.
- Твоя правда, княгиня. - Ответил ей Третьяк, подымаясь с земли. - Он принёс нам весть о том: что, как и уговорено, за нами прибыли Варяги. Но, он погиб - спасая меня от коварного удара копьём в спину. - Он сам стал под него - приняв смертельный удар наносимый мне...
Даже под густой - постоянно припалённой бородой с усами было видно, как плотно сжались губы кузнеца. И он, виновато пожав плечами продолжил:
- ... Я, конечно, отомстил за его гибель - но на душе всё равно тяжко и скверно. Из-за меня погиб малец. А главное, умирая у меня на руках, он спрашивал. - 'Дядька Третьяк, скажи, а я буду жить? Я не умру'? ... Так и умер схватившись своими пальчиками за мою руку - будто это могло ему помочь. ...
- Ладно. Чего время зря терять: нас на берегу Варяги ждут. - Пробасил Трацкон. - А тебе кузнец - после брани вообще с родичами общаться нельзя - пока не пройдёшь весь обряд очищения! Неужто забыл об этом?
После этого замечания Трацкона, все послушно поднялись и, понапрасну не разглагольствуя - поочерёдно исчезли в еле приметном лазе. Когда в нём исчез последний из уходящих воев, во дворе остался только древний старик - волхв, что-то шептавший над буковой дощечкой с резями, и трое молодых воинов - витязей. Последние, по еле заметному знаку, поданному этим волхвом - шепником, аккуратно закрыли вход в подземный лаз и, тщательно уничтожили все следы способные указать на его присутствие: после чего, внимательно осмотрев землю вокруг и поправив свои недоделки, обнажив мечи, стали ждать появления врага.
На берегу было тихо: сюда даже не долетали звуки боя происходящего в агонирующем городе. Мирно покачивались на водной глади две плоскодонные ладьи. Деревянные корпуса которых, нежно ласкали лучи солнца идущего к закату. Оба корабля стояли на самой границе плещущихся волн и как будто символически объединяли обе стихии. Рядом с ними замерли готовые к отражению возможного нападения русоволосые воины. Они цепко оглядывали ближайшие кусты, и валуны: и ни одно даже мало-мальское шевеление на берегу не могло ускользнуть от их намётанного глаза. - Ласковые волны ласково, убаюкивающие плескались у ног пришлых людей: пытаясь зачаровать своим нежным плеском мужчин - явно кого-то ожидавших. Вездесущая мошкара норовила облепить воев и напиться их кровью.... Вскоре, люди стоящие на берегу насторожились: и мгновенно - без команды, не вынимая оружия, заняли круговую оборону - они услышали лёгкий, еле уловимый шелест осыпавшейся со склона земли. И в тот же момент послышался условный сигнал - двукратный крик сыча - говоривший о том, что идут те, кого ожидали. Услышав этот зов птицы Чернобога, мужи - стоявшие на берегу: убрали руки с рукоятей своих мечей, но при этом было ясно, что они по-прежнему готовы решительно пресечь любую неожиданную агрессию или угрозу.
- Борщ, вон там, смотри, - тихо прошептал коренастый воин, обращаясь к стоящему рядом товарищу: указывая кивком головы на кусты, обильно растущие немного выше береговой линии и справа, - вроде это они идут.
В подтверждение его слов, кустарник зашевелился и из него вышел мужчина: за которым устало шла группа его соотечественников. Шёл он пошатываясь - его явно беспокоили свежеполученные боевые раны, которые чётко виднелись на его оголённом торсе, но этот муж, не обращал на них особого внимания. За ним - в некотором отдалении, шла женщина с тремя малыми детьми. Двоих испуганно озирающихся малышей она несла на руках: третий - постарше, шел глядя исподлобья на чужих воинов, он шёл сам: но при этом, малец крепко держался за длинный рукав долгорукавки, свисающий с локтя матери. Завершали эту маленькую процессию четверо мужчин - по ним было видно, что они, как и их предводитель, также недавно вышли из смертного боя.
Самый старший из варягов, сделал шаг навстречу появившейся группе и приветственно протянул руку вперёд. Идущий первым Ободрит, ответил тем же, и оба мужчины пожали друг другу руки - крепко взявшись друг другу за запястья.
- Трацкон, это ты, что ли? Ну, здравствуй друг: здоровья тебе и всем остальным идущим с тобою.
- И вам доброго здоровья люди добрые. А вы что, ещё кого-то ждёте? - Ответил вопросом на вопрос мужчина, которого поприветствовал предводитель варягов.
Бывалый рубака (если судить по повадкам - стойка, кошачья мягкость в движениях) усмехнулся: смерил взглядом стоящего перед ним мужчину и цокнув языком - подъитожил.
- Да Трацкон, время идёт, а ты всё такой же - не меняешься - всё так же уклоняешься от прямых ответов на любой задаваемый мною вопрос.
- Зато, если даю слово - то всегда держу его. - Ответил дядька Ждана, подойдя поближе к Бажену.