Услышав выстрелы, Эрик решил, что стреляют ему в спину. Оглянулся. Но русский уже подбирал автоматы. Один из них он бросил Эрику.
— Бежим! — крикнул он.
Они побежали. Но американец остановился и вернулся за бумажником.
— Скорей! — поторопил его русский. Эсэсовцы опомнились, открыли огонь…
— Сейчас! — отозвался Эрик. — Тут фотокарточка жены, детей…
Он не забыл, однако, выхватить и два автоматных рожка из-за голенища одного из эсэсовцев.
Они пробежали по роще. Под снегом шуршали палые листья. Потом потянулся сосновый перелесок. Ноги скользили по присыпанному снегом слою хвойных игл.
Уже темнело, когда они добрались до большого бора. Медноствольные сосны были едва видны в густом тумане.
— Почему вы меня спасли? — спросил Эрик, тяжело дыша.
— Я же вам говорил, что я советский разведчик. Не мог же я спокойно смотреть, как эти гады эсэсовцы расстреливают союзника.
У Эрика, к его собственному удивлению, перехватило горло, на глазах показались слезы.
А русский лишь пожал плечами: чему же тут удивляться?
— Куда мы? — в смущении смахнув слезы, хрипло спросил американец.
Русский снова пожал плечами.
— Теперь этот лес будет нам домом.
— А что мы будем делать?
— Известно что: партизанить. Слышали про русских партизан?
Читал.
— Я и под Москвой партизанил, и в Брянском лесу, и в Белоруссии, — улыбнулся русский, — но не думал, что придется партизанить в Арденнском лесу, за тридевять земель, да еще в советско-американском отряде.
— А где же он, этот отряд? И много в нем бойцов?
— Пока двое. Но отряд будет. Как пить дать. В тылу у немцев остались сотни и тысячи американцев. Да и среди местных бельгийских жителей наверняка найдутся патриоты-антифашисты. Вся сила партизан в народной поддержке.
Эрик посмотрел с высоты своего недюжинного роста на русского. Внешность у славянина была самая обыкновенная: светло-русые волосы, немного курносый нос, только вот глаза — неожиданно озорные, даже бесшабашные. Первый лейтенант Эрик Худ не любил и опасался подчиненных с такими глазами — слишком в них много характера, своеволия, фантазии, «динамита», что ли. Впрочем, для разведчика, не строевика это, может быть, и неплохо, даже необходимо. Сам Эрик считал себя простым, надежным и чуждым неожиданностям, как шашка тола, которая ни от огня, ни от сотрясения не взрывается, но когда надо, всегда исправно делает свое дело.
— Здесь не Москва, — скептически заметил Эрик и добавил с горечью: — А наши янки совсем, выходит, воевать не умеют.
— Ничего, — великодушно заявил русский, — научатся. Мы тоже не сразу научились. А учитель у нас один — здорово учить умеет. Только больно свирепо наказывает отстающих.
Эрик достал из бумажника помятую вырезку из газеты «Филадельфия инкуайрер» от 3 мая 1940 года.
— Хорошо, что те крауты, — сказал он, широко улыбаясь, — вот этого не видели, а то бы они пришили меня на месте! В свое время я вырезал это объявление наполовину в шутку, наполовину всерьез.
Виктор никогда не видел в газетах ничего подобного:
«Дабы предотвратить дальнейшее кровопролитие и безобразия в этой войне, я уполномочен ответственными американцами объявить о награде в 1 000 000 долларов, которая будет выплачена лицу или лицам, кои доставят Адольфа Гитлера живым, нераненым и здоровым в Лигу наций для предания его высокому суду за преступления против мира и достоинства народов всего мира».
— И что? — полюбопытствовал Виктор. — Охотников разбогатеть нашлось немало? Только почему тут сказано «нераненым и здоровым»? Я бы не стал так заботиться о здоровье фюрера.
— Еще бы! Институт Дейла Карнеги в Питсбурге, который дал это объявление, был засыпан телеграммами: «Вся подготовка к выполнению вашего задания закончена… Требуется срочно аванс 25 525 долларов на дорожные расходы… В германский рейх вылетаем немедленно по получении означенной суммы…» Все в таком роде.
— Вот и отлично! — засмеялся Виктор. — Самые лучшие партизаны получаются из фантазеров. Без воображения в нашем деле нельзя. А до Гитлера тут рукой подать — он сейчас за Рейном, вон за теми горами Шнее-Эйфеля, в замке Цигенберг.
— Близок локоть… — вздохнул Эрик.
Виктор пьянел от избытка лесного воздуха, от терпкого соснового духа, от сходства Арденнского леса с Брянским лесом и от тех захватывающих перспектив, которые открывались теперь перед ними. На «легалке» он всегда мечтал о вольном партизанском лесе, с которого начиналась его деятельность разведчика. Он потом не раз тосковал по лесу, тянулся к нему. И вот опять — в лесу. Да в каком лесу! Тут есть где развернуться.
Они шли по оврагу, под ногами трещал лед.
Выйдя на лесную просеку, Эрик вдруг остановился как вкопанный и крикнул:
— Стой! Ни с места! Иисусе! Мины!..
Он указал на стоявший в стороне деревянный щиток с предупредительной надписью.
У Виктора шевельнулись на затылке волосы. Вот так штука! Они оказались на заминированном американцами участке. Наверное, со стороны было бы очень смешно наблюдать, как он и Эрик медленно, разглядывая каждый бугорок под снегом, на цыпочках пробирались к щитку.
Увидев подозрительный бугорок, Виктор осторожно лег на снег и голыми руками откопал американскую мину. По лицу его катился пот.
— Все ясно! — сказал он. — Я родился в рубашке, а ты — с серебряной ложкой во рту. Из-за смены морозов и оттепелей эти мины нажимного действия покрылись коркой льда! Благодари, старина, своего бога! Будь сейчас оттепель, мы висели бы с тобой в разобранном виде вот на этих соснах… Ну что же, давай снимать эти мины нажимного действия и ставить их на дорогах. А пока присядем, я что-то проголодался. Тебя как звать-то?
— Эрик Худ.
— А я Крайнов. Виктор Крайнов.
Он не соврал, назвавшись Виктором, но фамилия Крайнов была одной из его агентурных фамилий, которых за три с лишним года он сменил немало. В РОА он был известен под другой фамилией. А в настоящей, своей метрике числился Виктором Александровичем Кремлевым.
«Как сообщает «Варайети» — многоуважаемая библия и температурная карта развлекательной индустрии, — военные фильмы настолько наскучили публике и не делают кассового сбора, что владелец одного кинотеатра в Филадельфии хитроумно догадался вывесить к новому фильму «Два янки за границей» следующее объявление: