— А зачем?
— Что опять — зачем?
— Деньги получать? — подсказала я ей возможный вариант ответа.
— Людей лечить! — в тон мне ответила мама.
— Значит, для людей?
До папы «дошло». Остановившись в дверях кухни, он сказал:
— Дочь имеет в виду общественную ценность человека.
— Но это же само собой разумеется, — пожала плечами мама. — Человек живет для общества. Это истина — как дважды два.
— Истина, да не совсем, — возразила я. — Есть и такие — об обществе нисколько не думают. И даже вредят.
— Ясно, — опять догадался папа. — Дочь хочет, чтобы все были сознательными. Но для этого мы и строим…
— А пока не построили? — перебила я его.
— А пока, как тебе известно, — мама начала объяснять, размахивая кухонным ножом, — несознательных тоже воспитывают. Мерами общественного воздействия. Каждый честный труженик должен понимать…
— Понимать должен, обязан! — перебила я и ее. — А если человек хочет жить для своего удовольствия?
— Странное противопоставление! — воскликнула мама. — Как будто для людей — это одно, а для себя — другое? Для чьего же, изволь ответить, удовольствия я живу? Для твоего, что ли? Или, может, для соседа? Нет уж! Не отнимай и у меня собственной радости. Приносить пользу людям — разве не радость?
Я вспомнила, как «приносит пользу» Дина в своем магазине — «Их не перестоишь!» — и ответила:
— Работать можно и без всякой радости.
— Да, если не любить людей, — согласилась мама.
— Как же их «любить»?
— А очень просто. Надо делать для них приятное. Всегда и всем. Даже совершенно чужим.
— И тебе от этого самой приятно, да?
— Вот именно. Или ты сомневаешься?
— Нет.
— Действительно, — разве можно сомневаться?
— В таком случае — на! — Мама протянула мне нож и хлеб. — Делай приятное нам — готовь семейную трапезу.
Лариса к семейной трапезе не пришла. Я надеялась, что она успеет к обеду, и, накрывая на стол, поставила для нее тарелку. И поминутно подбегала к окну — с нашей четырехэтажной верхотуры виден краешек троллейбусной остановки. Папа заметил:
— Ну что ты волнуешься? Ей не обязательно так торопиться.
Я согласилась с ним, но за стол села расстроенная. И почти все время молчала, плохо слушая, о чем говорят родители. Но глядела на них и думала: Лариса права — мне можно походить на любого из них. Мама безотказно днем и ночью, себя не жалея, ходит к больным. Папа воспитывает курсантов. Он не воевал на войне, а заслужил военный орден. А вот дедушка — папин папа — тот воевал против фашистов. И у него было много орденов и медалей. Когда четыре года назад он, полковник в отставке, умер, на его похоронах собралась уйма народу. Чуть не на полквартала перед гробом растянулась колонна — шли люди с подушечками и бережно несли дедушкины ордена и медали. А бабушка — мамина мама — и сейчас жива, работает библиотекарем в Подмосковье, в научном институте. Недавно о ней напечатали в «Комсомолке» статью: «Встреча с интересным человеком». Так что я вполне могу брать пример и с них…
После обеда я даже записала в дневнике две фразы — они звучат, как афоризмы: «Ты людям — люди тебе». И «Большое счастье иметь предков, которыми гордишься». Слово «предки» я употребила в самом лучшем его значении. У меня отличные предки.
Но неужели Н. Б. — «типичный куркуль»?
Я закрыла бежевую тетрадку. Больше писать не могла. И вообще ничего делать. О Буркове и то подумала, вспомнив, как о нем отозвалась Лариса. А вот о Ларисе думала непрерывно. Где же она?
За окнами стемнело. Собирался дождь.
— Схожу к ней, — рванулась я к вешалке.
— Может, узнаем сначала, — посоветовал папа, была ли она у Леонида Петровича?
Идея! Номер телефона инспектора Лепко сообщил дежурный милиции. Я боялась, что Леонид Петрович уже не в кабинете. Но он отозвался. И, узнав, что Ларисы до сих пор у меня нет, сказал: ключ она ему принесла. И направилась ко мне. «Так что задержалась где-нибудь», — закончил он, обнадеживая.
А мама сама поговорила с Леонидом Петровичем. Она объяснила ему, что интересуется Ларисой и как член родительского комитета класса. И долго «дадакала», слушая. А когда наконец положила трубку, сказала со вздохом:
— Трудная ситуация.
Что уж наговорил ей Леонид Петрович, не знаю, только она провозгласила, как наше общее решение:
— Будем ждать.
Прошло еще два часа. В надежде, что вот-вот раздастся у двери звонок, оповещающий о Ларисином появлении, я заставила себя сесть за уроки и приготовилась к завтрашней литературе. Юлия любит, когда ей гонят сплошняком наизусть стихотворный текст. И я вызубрила длиннющий кусок из некрасовской поэмы — про холопа примерного Якова верного. И начала решать примеры по алгебре, когда звонок раздался. Только не у двери — мелодичный, а телефонный. Мама опередила меня.
— Лариса? Ты где? Мы все ждем тебя. Что?
— А ну, дай! — Я выхватила трубку: — Ларка, ты что же?
— Оля, не приду я к вам сегодня.
— Как? Алло! — Было плохо слышно, гулкий звон шел будто с другого края земли. — Ты где, где? Алло! — Внезапно меня озарило. — Ты встретила Дину?
— Потом, потом…