— Да вы что, на самом деле? — развел руками Бурков, прикидываясь веселым: он еще надеялся все свести на шутку. — Ну, вообразите — заболел я.
— Что значит — вообразите? — уточнила Вика. — Болел или не болел?
— Да кто болел? — вкатилась в ребячий круг Роза. — Я же видела тебя в тот вечер. Шел откуда-то со стороны набережной.
«Когда расстался со мной, — мелькнуло у меня. — Когда появилась мама».
— Ну, и что? — не сдавался Н. Б. — Может, и шел. Так все равно больной. Хотите справку? Могу достать. За всеми печатями и подписями. От врача. Законную.
— При чем справка? — сказала Зинуха. — Нам нужно, чтоб ты понял.
— Так я понимаю.
— Что понимаешь? — насмешливо перебил Гена Землюков. — Вечер кибернетики сам предложил, а участвовать отказываешься.
— Болтать легче, — вставил Марат. А Вика вспомнила:
— Таксист-строитель.
Они хлестали его справа и слева. Значит, уже не одна Вика, а многие взяли «на заметку» Н. Б. — «нотабене». Только, пожалуй, Вика оценила его безжалостнее, чем другие. Когда прозвучал звонок и мы стали расходиться по местам, она пустила вслед Буркову еще одно словечко — он не услышал, услышала я и еще несколько человек. Она сказала: «Пустобрех!»
Вот так. Давно ли ругала меня, защищая этого самого Буркова? А я ведь тогда говорила про него почти так же: «Демагог».
Сейчас я молчала. Хотя именно я могла добавить про него такое, о чем никто из ребят и не подозревал: в тот самый вечер, когда его встретила Сорока-белобока Розка, он бросил меня и Ларису с пьяными Динкиными дружками и ушел восвояси.
Почему я промолчала? Не хватило времени — вошел Виктор Павлович, и мы начали решать красивую задачку на закон Кулона? Или пожалела? Но Н. Б. не выглядел несчастным. Куда там! С обычной невозмутимостью смотрел он на всех свысока со своей «Камчатки», будто царь, сидящий на троне, от всех на особицу. Ведь даже Омега-Ясенев вроде отодвинулся от него. Нет, я промолчала не из жалости. Просто не захотелось, чтобы ребята узнали о том, что и я в тот вечер была у Ларисы. Тем более что все оказалось бесполезным — Лариса-то где-то опять с Динкой.
Где же?
После физики, когда мы переходили в другой, кабинет, чтобы окунуться в море алгебраических вычислений, я отстала от девочек и бросилась к раздевалке. На этот раз Марат не встал на пути и сочинять про вызов во Дворец пионеров не пришлось.
Только выбравшись из школы, я задумалась: куда же идти, где искать Ларису? Может, она опять привела к себе Дину?
Но напрасно звонила я, стоя перед коричневой клеенчатой дверью. И долго потом стояла в подъезде, глядя на мокрый двор с аллеей пирамидальных тополей, по которой позавчера ночью уходила мама. С того момента не прошло и двух суток, а кажется — вечность.
Куда же идти теперь?
Улица Мира. «Галантерея». Дины за прилавком нет. Я спросила у девушек, они ответили: утром приходила и взяла на сегодня отгул.
Может, Лариса у Дины? По совету девушек, я прошла в контору, мне отыскали Динин адрес. Только — он как далеко! Я села в троллейбус.
В старом двухэтажном корпусе, затерянном среди высоких современных зданий, квартира под номером десять упорно молчала. На мой настойчивый стук выглянула соседка — массивная женщина с мужским голосом. Она мрачно сказала, что я могу палить хоть из пушек, все равно хозяина не добужусь, потому что он набуянился и храпит, а хозяйка в рейсе с автобусом, мальчишка же шлендает с пацанами, ну, а блудная девка их живет здесь не живет — не поймешь, во всяком случае, сегодня ночью ее не было. Соседка намеревалась продолжать рассказ, но я сказала «до свидания» и кинулась назад.
Не бессмысленно ли метаться по городу, ловить Ларису неизвестно где?
Троллейбус вернул меня из Черемушек к «Галантерее». Я снова заглянула: Дины за прилавком так и не было. У одной из девушек в синем халате с красной эмблемой на воротнике я спросила:
— А был с ней еще кто-нибудь?
Девушка задумалась:
— Кажется, черноволосый парень.
— Кудрявый?
Сразу появилась мысль: не у Сироты ли они все? Завлек их опять к себе — обкатывать магнитофон.
Внутренний трезвый голос говорил: брось! Хватит гоняться. Ты ведь и вправду не можешь себя ни в чем упрекнуть. Но другой, нетерпеливый, непослушный, приказывал: проверь еще. Очевидно, этот же голос помог сообразить, где взять адрес Терехина. У Леонида Петровича! В его картотеке — любые сведения о ребятах из Динкиной компании. А номер телефона его я хорошо запомнила.
Инспектор оказался у себя — поднял трубку. Я объяснила ему, что Лариса ко мне вчера так и не пришла и сегодня в школу тоже не явилась. Я ее сейчас ищу, и может быть, она у Сироты. Не скажет ли он, где живет Терехин? «Минутку». Трубка гудела далекой перекличкой таинственных звуков, как вчера, когда на другом конце провода была Лариса. Но сейчас гудение не мешало — голос Леонида Петровича зазвучал близко-близко, он сообщил адрес Сироты.
— Меня держи в курсе, — попросил Леонид Петрович.
Когда я попала на эту тихую, по-старинному мощенную булыжником улочку с одноэтажными домишками за глухими заборами, то вдруг вспомнила: рядом же с терехинским стоит бурковский дом!..
Но с какой стороны? Справа или слева? Ах да — дворец из белого кирпича. В самом деле — дворец. Слева. Огромный, высокий. Железная зеленая крыша. Труба и та — красавица: с ажурной шапкой из светлой жести. И все, что полагается: большой сад при доме, во дворе злая собака. Гремит цепью, лает на прохожих.
Больше — ни звука. И ни души. Безмолвная неприступная крепость за прочной калиткой.
Я прошла мимо, силясь что-нибудь разглядеть в щели. Не разглядела. И уже хотела постучать в терехинскую калитку, как увидела идущего Буркова. Коричневая куртка на «молниях». Белая и курчавая, как баран, кепка.
— Ты что здесь? — Он встал передо мной, обеими руками держа за спиной портфель.
Я смутилась, невольно взглянула на часы. Да, время. Пока носилась по городу, уроки кончились.
— Нечаева так и не приходила? — спросила я, и, кажется, это был самый подходящий вопрос, потому что Бурков кивнув на терехинский дом:
— Думаешь, у него?
— Нигде нет ее, — сказала я. — Вчера обо всем договорились, а сегодня… Ты ведь не знаешь, что было, когда ушел в тот вечер.
— Знаю, — сказал он.
— А вчера мы с ней ходили…
— Знаю, — опять перебил он. — В милицию.