— Они делают над людьми эксперименты!..
— Они хотят разрушить наш мир!..
— Им помогают эти вот! — Петр Клутыч указал на либерала. Тот изумленно улыбнулся и, желая подтверждения, ткнул себя в грудь. Петр Клутыч правильно понял иронию и метнул в либерала стакан с минеральной водой.
К трибуне-стойке подбежали люди, но Петр Клутыч вцепился в ее край.
— Они торгуют Богом!..
— Они презирают историю человечества!..
— Они задумали…
— Надругаться над стадами!..
— Отравить дев!..
— Похитить реки!..
— Но ничего!..
— Илья Муромец уже едет!..
— У него металлический конь!..
— Приходите, и вам помогут!..
— В нашей поликлинике!..
Петра Клутыча оторвали и понесли. Он сорвал паричок, бросил его в лицо красному профессору.
— Купите хотя бы это! Иногда это помогает!.. Прикройтесь…
Профессор брезгливо утерся, надулся вконец и стал смотреть поверх публики.
Аудитория взорвалась.
На гранитной набережной расположились два человека.
Один был худ и сутул, второй напоминал сдувшийся мячик. Падал снег, ночной припорошенный лед отсвечивал зеленоватыми фонарями. В зияющей полынье кружила утка. Между сидевшими стояла бутылка, опустошенная на две трети; грубые стаканы, бесхитростная закуска на газетном листе.
— Это не провал, товарищ майор, — в десятый раз твердил Балансиров. Десять процентов — это победа. Кто же мог знать, что он отмочит? А он давно замышлял…
— Не надо сластить пилюлю, капитан, — Медовик неотрывно смотрел в черное небо, безуспешно пытаясь различить звезды. — Десять процентов ничего не решат. Мы могли взять больше. А нашего спасителя человечества я посажу к обезьянам и буду кормить морковью.
Балансиров ничего не ответил и разлил остатки водки.
— Не убивайтесь, — сказал он после паузы, протягивая стакан Медору.
— Время, — возразил тот. — Время уходит.
— Но ты прав, капитан, — сказал он, усвоив стакан. — Нам не пристало убиваться. Десять процентов потенциально спасенных для Бога и государства. Да что государства, бери выше — для мировой деревни. Может быть, этого достаточно? — спросил он себя с надеждой. — Может быть, продержимся на соплях? Тем более, что они будут густеть…
Балансиров выпил.
— Мне нельзя пить, печень больная, — пожаловался он. — Я напьюсь только в одном случае: на радостях, когда вас не станет. Так что живите долго, иногда Балансиров позволял себе шутить с майором. Сейчас он чувствовал, что шутка сойдет ему с рук.
Оба помолчали, обдумывая продолжение.
Утка плавала и опасливо поглядывала вверх.
— Требуется плотная кладка, — с пьяной уверенностью добавил капитан. Мы заделаем щели, залатаем прорехи. Стена реальности, бетонные блоки накрепко схвачены раствором. Инородные чудеса не пролезут.
— Ты не масон?
Оба горько расхохотались и ударили друг друга по плечу.
Медор окинул взглядом спящий город.
— Узок круг их интересов. Он ограничивается зеркалом. И что за беда? для собственного успокоения он пожал плечами. — Российский блин обуглился по краям, но основная мякоть уцелела… Настанет день, и всех нас куда-нибудь заберут, всех похитят, искусят и соблазнят, — тихо молвил Медовик. Он подставил ладонь, и снежинки таяли. — Потому что человек убог и глуп. Человек и человечество держатся сами на себе, на глупости и убожестве, потому что если дать им силу и великую мысль… о, что будет! Какой наступит кошмар…
— Мы этого не допустим, — Балансиров качнулся.
…Ночные призраки, повинуясь космическим позывным, выползали из подворотен и окружали беседующих, но не решались приблизиться.
декабрь 2003 — май 2004