— Что-о?! — Васькины глаза округлились. — Ты думаешь, и там халяву ловить будешь?
Не любил Васька менять своих решений, не любил подбирать слова, но напрасно снова помянул он о бедственном прошлом Пузочеса. Тот, уже съежившийся от испуга, расправил плечи и презрительно усмехнулся.
— Это я-то халявщик? — спросил он, и картинным жестом выхватил из внутреннего кармана несколько скомканных двадцатипятирублевок. — Да у меня денег побольше твоего есть! На! — и он швырнул в лицо Ваське деньги.
Деньги Пузочес швырял зря.
Васька сразу успокоился, и лицо его снова отвердело.
— Богатый жених! — презрительно сказал он и ловко плюнул, угодив слюной на кончик ботинка Пузочеса. — Ладно. Вали домой, сопля вонючая! Я с тобой вечером разберусь…
Пузочес, хотя и не подал вида, растерялся. Он подумал, что Васька уже догадался о деньгах, и от страха на лбу выступил пот.
Выручила Пузочеса Наташа. Позабыв о своей беде, она схватила его за рукав и потащила прочь от брата. Пузочес хотя и сопротивлялся, но только для виду — сам был рад унести ноги.
Дома никого не было. По-видимому, мать ушла в магазин. Пузочес сел на стул и долго смотрел на тайник, пытаясь определить, знает Васька о том, что он взял деньги, или нет… Кусок обоев был не тронут, и контрольная ниточка, которую он приделал на тайник, по-прежнему была не сорвана. Наконец надоело думать, и тогда, закрыв дверь на щеколду, Пузочес открыл тайник и запустил в него руку. Он выудил из дыры еще пять пачек и торопливо распихал их по карманам.
После аккуратно вставил фанерку и приклеил на место кусок обоев. Снова прилепил ниточку и закурил. Теперь нужно было сматываться.
Мысль, что неожиданно пришла ему в голову, когда он разговаривал с Васькой, показалась ему весьма заманчивой. А что? Погулять еще месяц в свое удовольствие, а потом сразу в офицерское училище. Очень даже неплохо. Пусть Васька попробует достать его оттуда.
Пузочес встал и весело засвистел. Перекинув гитару через плечо, вышел на улицу. Не такой он был человек, чтобы откладывать дело в долгий ящик.
Военкомат еще работал, и капитан, к которому обратился Пузочес, нисколько не удивился просьбе. Достал какую-то книгу и вписал туда фамилию Пузочеса.
— Все? — удивился тот.
— Все… — капитан захлопнул книгу и поставил ее в шкаф. — Когда начнется набор, мы вас вызовем.
Что ж… Это тоже устраивало Пузочеса, тем более что домой он не собирался возвращаться. Ничего… Снимет квартиру, возьмет к себе Наташку — и они будут жить, пока не придет пора идти в училище.
Пузочес снова засвистел, но теперь уже грустное: «Сапоги, ну куда от них денешься, да зеленые крылья погон…»
Впрочем, тут же перестал свистеть.
Ну да… Он уйдет в училище, а Наташка будет его ждать. Жаль все-таки девку…
Пузочес поскреб пальцами затылок, пытаясь сообразить, что он еще может для нее сделать. В голову ничего не приходило, и он поплелся в ресторан «Волна», что находился недалеко от военкомата.
В ресторан его не пустили.
— Завтра свадьба… — объяснила Пузочесу знакомая официантка.
— Какая еще свадьба?! — возмутился отвыкший за эти дни от запретов Пузочес. — Наплевать на свадьбу…
— Нельзя… — сказала официантка и, оглянувшись по сторонам, добавила: — Первого секретаря дочка замуж выходит.
— Кто это еще?
— Ну, Лена Кандакова! Не знаешь, что ли?
Леночку Кандакову Пузочес знал. Смутная мысль промелькнула в его голове.
— Во сколько свадьба? — спросил он.
— В четыре завтра начнется… — ответила официантка. — Но очень много приготовлений. Поэтому и не работаем сегодня.
— Ну-ну… — Пузочес взял гитару. — Готовьтесь.
Снова он сел на привокзальной площади в такси и помчался в Ленинград. Он остановил машину у комиссионки, и через полчаса вышел оттуда, увешанный фотоаппаратами.
Напрасно сегодня ждал Васька-каторжник брата. Прокуковала восемь часов кукушка, высунувшаяся из ходиков. Васька выматерился и, не ответив матери на ее всегдашнее «Куда ты?», пошел к Матрене Филипповне.
Впервые так рано появился он в ее комнатах, но Матрена Филипповна не удивилась. Словно девочка, обрадовалась ему и сразу побежала на кухню готовить ужин.
А Васька, не снимая ботинок, лег на диван и закинул за голову руки.
В изножье дивана висело зеркало, и Васька отражался в нем весь целиком. Внимательно разглядывал он себя: черные жесткие волосы, серые глаза, не привыкшие улыбаться губы. Расстегнувшаяся рубашка открывала грудь, и на ней виднелась привезенная из заключения наколка: «Не забуду мать родную!»
Рассматривая себя, Васька засвистел.
— Денег не будет! — пошутила Матрена Филипповна. С яичницей, шипящей на сковороде, вернулась она из кухни.
— Будут… — ответил Васька. — У нас все будет.
Неправильно поняла его Матрена Филипповна. Покраснела и торопливо захлопотала возле стола.
А Прохоров и Яков Петрович долго сидели в этот вечер во дворе, и Яков Пахомович рассказывал Прохорову о том, как женился он на тете Рите.
— О, молодой человек… — говорил Яков Парамонович и блаженно жмурил глаза. — Какое это было время, молодой человек… Какое это было время! Мы все были комсомольцы, и мы ничего не знали, что уже наступил культ. Мы думали, что перед нами открыты все двери. Я выбирал, в какой институт мне поступить, и везде, я знал, мне будут рады… Вот в эти дни мы и познакомились с Ритой. Она тоже была комсомолка и тоже думала, что все двери открыты перед ней. Да, молодой человек, мы были тогда молоды, талантливы и счастливы. И, вы знаете, молодой человек, все было в магазинах! Ах, какое это было время. И сейчас, когда прошло столько лет, я закрою глаза и думаю, что я живу тогда… О, какой это красивый был в те годы дом! Поэтому он и дорог для меня… Когда мне дали на фабрике квартиру, я отправил в нее жить сына… Пусть живет. Он молод. Это его время, и пускай у него будет такая квартира, какая нужна сейчас… А я? Я буду доживать в доме моей молодости. Вы знаете, молодой человек, в лагерях, куда я попал во время культа личности, я каждую ночь вспоминал этот дом, и только благодаря ему вынес все лишения. О, молодой человек, как много у меня связано с этим домом!
Прохоров сочувственно кивал, слушая Якова Панфиловича. Завтра должен был жениться сын, и, конечно же, Якову Панкратовичу хотелось поговорить сегодня.
Прохоров тоже был приглашен на свадьбу.
— Не знаю… — сказал он. — Не знаю, как и пойти. Завтра свадьба, а я еще никакого подарка не купил.