— Мы пришли, mademoiselle, — объявил он наконец. — Этим путем можно, не привлекая внимания, попасть в дневной кабинет Его величества. — Он распахнул узкую дверцу, и они оказались лицом к лицу с высоким gendarme, вооруженным мечом. Проводник Марии только кивнул стражу своей завитой головой, и они пошли дальше, через две комнатки, уставленные шкафами с книгами и несколькими низкими столами, где располагались странные сферы, механизмы и часы. — Скажу вам пока adieu, мадемуазель Буллейн, — неожиданно произнес Фрагонар, когда они оказались перед очередной закрытой узкой дверцей. Он постучал три раза, поклонился и ушел тем же путем, каким они только что пришли.
Мария вздрогнула, когда он ушел, — не столько от волнения или страха, сколько от непонятной антипатии к этому столь учтивому проводнику. Почему-то он ей напоминал грациозную серебристую змею.
Дверца широко распахнулась, за ней стоял Франциск, залитый светом из комнаты за его спиной. Он прищурился, стараясь разглядеть свою гостью. Мария не ожидала, что он вдруг окажется так близко. Одет король был по-домашнему: короткие штаны и чулки из фиолетового атласа и распахнутый дублет коричневого бархата, под которым белела шелковая вышитая рубашка. Кричащей роскошью выделялись лишь бархатные, густо расшитые золотом башмаки с квадратными носами да еще огромный гульфик, также украшенный богатой вышивкой. Мария, сама не своя, начала было приседать в реверансе, но Франциск взял ее за руки и бережно втянул в комнату.
— Моя Мари, моя золотая красавица Мари, — проговорил он, словно размышляя вслух, а тем временем прижимал ее руки к бокам и внимательно в нее вглядывался.
— Сегодня я вряд ли похожа на вашу золотую Мари, Ваше величество. — Она сокрушенно опустила глаза, рассматривая повседневное платье из зеленого муара с тоненькой полоской кружев, окаймляющей округлые груди, которые чуть выступали из-за корсажа с глубоким овальным вырезом. — Однако вы меня вызвали так неожиданно, что я пришла как есть.
— Чего же еще может желать мужчина, cherie? Однако же я направил вам приглашение, а не приказание явиться. Если когда-нибудь я отдам такое приказание, вы сразу ощутите разницу. Или Фрагонар что-то не так сказал?
— Отнюдь, Ваше величество. Он был исключительно учтив.
— Зеленый цвет тоже к лицу вам, Мария. По правде говоря, как и все остальные цвета. Но зеленый особенно радует глаз в эти мрачные холодные месяцы, когда почти нельзя ни скакать верхом, ни охотиться. Одни только дела, тревоги да бесконечные поучения то от советников, то от родственниц.
Он улыбнулся, отпустил ее руки, и Мария вздохнула свободнее. Как удивительно было это ощущение собственной важности, когда она находилась рядом с ним! Конечно же, он не станет посягать на ее репутацию — ведь она дочь лорда Буллена, к тому же находится под покровительством королевы. Он гораздо старше Марии, а короли, насколько ей приходилось слышать, никогда не вступали в связь с незамужними девушками. Она приветливо улыбнулась ему.
— Теперь я вспомнил, — тихо проговорил Франциск, — отчего я думаю о тебе как о золотой Мари, в какое платье ты ни была бы одета. — Он шагнул к ней и тут же отвернулся. — Выпей немного вина со своим другом Франциском, Мари.
Оживившись от его ласкового обращения, Мария охотно взяла кубок с высокой ножкой и без всякого страха заглянула в черные глаза. И сразу же ее сердцем вновь овладела знакомая робость. Франциск ничего не говорил, только внимательно изучал ее, и огоньки, которые зажглись в его глазах, предупредили Марию о грозящей ей беде.
Она отвела глаза от его жаркого взгляда и стала рассматривать комнату. Стены были из темного дуба с обшивкой в несколько слоев, с позолоченными карнизами. Весело потрескивал огонь в камине за резным экраном. Вдоль одной стены стояли шкафы с книгами, обитые атласом мягкие кресла, длинная узкая кушетка, лежал огромный компас, на стене развешаны географические карты. Окно было одно-единственное, но слабое зимнее солнце освещало комнату, его лучи ложились полосками на ковер.
— Пойдем, Мари. — Она взглянула на него с испугом. — Пойдем посмотрим, какой вид открывается из моего любимого окна. Оттуда я вижу почти всю долину, а Луара похожа на зеленую ленту в твоих волосах.
Он облокотился о роскошные панели обшивки, повернул голову и высунулся в глубокую нишу окна. Мария присоединилась к нему, поставив сперва на стол допитый лишь до половины кубок. Слишком поздно она сообразила, что могла бы отгораживаться этим кубком от короля, когда они оказались совсем рядом.
Франциск по-братски прижал ее к своему боку, приобнял одной рукой за плечи. Он указал на крохотную деревушку, прижимавшуюся к скале напротив замка.
— Я поделюсь с тобой одной тайной, ma cherie. Однажды ночью, прошлым летом, мы с Бонниве и еще несколькими моими гостями переоделись в простую одежду и проскакали по улицам, бросая яйца в окна домов и во всех встречных. — Он рассмеялся, и Мария почувствовала, как при этом заходили ходуном его ребра и плечи. — Деревушка маленькая, но вино и женщины там не уступят никакой другой. — Он сжал ее плечи, усмехнулся, снова отпустил, его потяжелевшая рука просто лежала на ее плече. — Как же, черт побери, называется эта деревушка? Нужно будет непременно повторить эту шутку, если только удастся пережить нынешнюю чертовски скучную зиму.
— Я видела, как ваш мастер да Винчи однажды зарисовывал этот пейзаж, сидя в парке, Ваше величество.
— Правда, лапушка? Синьор Леонардо болеет — наверное, он тоже не переживет нынешнюю зиму. Он гений. Мы с ним очень уважаем друг друга.
— Говорят, сир, вы часто проводили с ним долгие часы в беседах… ну, обо всем. — Она почувствовала, как закололо у нее сердце от жалости к старику.
— Так говорят, лапушка? Тогда это один из немногих правдивых слухов о короле среди всех прочих, какие в последнее время так и летают по всему дворцу. Так, может быть, мы дадим двору новую пищу для разговоров, чтобы легче было скоротать угрюмые месяцы до весны, а, золотая Мари?
Он развернул Марию к себе, вглядываясь в ее губы. Не к месту она выпалила:
— Королева-мать и ваша сестра мадам дю Алансон были сегодня с визитом у королевы.
Франциск не отвел глаз, он навалился на Марию, прижав ее своим весом к стене.
— Вот и славно. Значит, им будет чем заняться, они не станут докучать милому Франциску весь чудесный сегодняшний день до вечера.
Он наклонился и прильнул к ее губам — сперва нежно, долго, затем страстно и настойчиво. Мария крепко зажмурилась и пыталась изо всех сил унять дрожь в коленках. Она ни о чем не могла думать в это мгновение, лишь ощущала прикосновение его груди, одетой в бархат, крепких мускулистых ног и проникающего между ее губами языка. Но думать-то ей надо, обязательно!
Его руки обняли тонкую талию, потом одна рука медленно, тихонько поползла к ее плечу, скользнула к овальному вырезу корсажа, потянула. Он слегка сдвинулся, и теперь его губы ласкали ей шею, целовали горло. Густые черные волосы щекотали подбородок Марии. Франциск вскинул голову.
— С той первой минуты, когда я увидал тебя, cherie, я не сомневался, что нам суждено быть вместе. Ты такая милая, такая красивая — глаза, губы, волосы. Венера моя, твой король был бы безмерно счастлив, если бы ты позволила ему и созерцать тебя, как Венеру, — обнаженной.
Мария открыла было рот, чтобы ответить на это, как сумеет, но он запечатал ей уста огненно-страстным поцелуем. Она собиралась сказать «нет», но ей хотелось его все сильнее, хотелось его ласковых взглядов, его комплиментов, его похвал. Умом она понимала, что все его слова преследуют лишь одну цель — соблазнить ее, но была не в силах побороть желание мужских объятий, королевских в особенности.
Его пальцы скользнули дальше, между округлых грудей, и Мария, к своему удивлению, выгнулась ему навстречу. Вторая рука Франциска протиснулась между ее бедрами и стеной и крепко сжала ягодицу сквозь плотные складки ее юбок. Она широко раскрыла глаза, внезапно ощутив, как прижался к бедру его гульфик, когда Франциск навалился на нее. Такой горячей мужской любви она и желала, но… но это был не обезумевший от любовного желания Рене де Бросс в кустах парка. Перед ней был Франциск, король Франции… Страх окатил ее ледяной волной.
— Умоляю, Ваше величество, умоляю, не нужно!
Он взглянул на нее сверху вниз, выгнув дугой одну тонкую черную бровь.
— Боишься, cherie? Мне бы надо называть тебя не Венерой, а Дианой, правда, невинное создание?
Она попыталась вырваться, но его крепкое тело не пускало ее.
— Ты же до сих пор невинна, так ведь, Мари?
— Это так, мой король.
— Значит, мне пока следует обращаться с тобой очень нежно. Где можно лучше научиться искусству любви, если не у самого короля?
Он сгреб ее в охапку и отнес к узкому ложу с одним мягким валиком, служившим подушкой. Мария подумала, что он уложит ее, но Франциск поставил ее на ноги, повернул к себе спиной и принялся расшнуровывать платье.
— Я много думал о тебе, краса моя, после того банкета в Бастилии в честь англичан. Все видели, какая мы чудесная пара. Я — такой темный, а ты — такая светлая, лучистая.
«А как же Франсуаза, ваша возлюбленная? — настойчиво спросил ее внутренний голос. — Я послужу вам для удовольствия лишь сегодня, а потом вы вернетесь к ней?»
— Позволь, Мари, — сказал король тихонько. Одним рывком он стянул с нее и платье, и рубашку. Мария дернулась в сторону, запуталась в складках своих юбок и чуть не упала, но руки короля крепко держали ее за талию.
— Ты должна довериться мне, краса моя. Довериться. Закрой глазки и доверься своему Франциску.
Он подтолкнул ее к ложу, а сам начал снимать свою одежду. Ей хотелось, чтобы он просто ласкал ее, заботился о ней, любил ее, а вот этого совсем не нужно! Однако же его любовь стоила того, чтобы потерпеть, раз пришлось.
Франциск наклонился над ней, потом лег рядом. Комната закружилась перед глазами Марии. Ее тело стало каким-то чужим. Она пыталась прижаться к чему-нибудь надежному, спокойному, но прижиматься могла только к Франциску. Ошеломленная, едва живая, она в последний миг пожалела, что не может убежать куда-нибудь далеко-далеко.
— Уф, — сказал король, когда все наконец осталось позади и он перестал давить ее своим могучим телом. — После Клод у меня не было ни одной девственницы. — Посмеиваясь, он поднялся, отыскал свои штаны и натянул их на ляжки. Марии вдруг стало холодно, одиноко, тоскливо. Широко открыв глаза, она смотрела, как он заправляет в штаны помятую рубашку.