Мне было около 18 лет. Я только начинал работать постановщиком боёв и каждый день брал с собой на съёмочную площадку ещё восьмерых братьев по школе. Тогда у меня ещё не было собственной команды каскадёров. Точнее, тех нескольких братьев можно считать моей первой командой каскадёров. Моим помощником был Кори Юэнь, а Юэнь Бяо, на тот момент ещё слишком юный, был одним из каскадёров. По вечерам после окончания рабочего дня, когда нам нечем было заняться, мы с парнями всей толпой отправлялись развлекаться.
В те дни в дорогих публичных заведениях Гонконга работало много танцовщиц — безумно хорошеньких, но с характером.
Среди них были благовоспитанные девушки, начитанные, благородного происхождения и часто с высшим образованием. Нам, невежественным каскадёрам, не получившим никакого образования, очень нравилось общаться с такими умными девушками — поговорить с ними, вместе выпить, узнать от них что-то интересное. Есть такая поговорка: «Большинство тех, кто погряз в мирской пыли, отличаются тонкостью чувств». Молоденькие танцовщицы времён моей молодости олицетворяли собой таланты целого поколения.
Однажды, как обычно, после работы, мы пели караоке в отдельном кабинете ресторана. Актёр Чжун Фа, звезда гонконгских фильмов про вампиров и оборотней, зашёл к нам, пока мы пели, и передал нам, что снаружи какая-то девушка хочет, чтобы я подошёл к ней и пригласил на танец. Мне эта просьба показалась очень необычной, ведь девушка не пригласила сама меня на танец, а просит, чтобы это сделал я. Я стараюсь никогда не действовать сгоряча, поэтому я сначала вышел посмотреть, что это за девушка. Она сидела в уголке и оказалась настоящей красавицей. Подойдя поближе, я разглядел у неё на лице небольшой шрам, который она умело замаскировала с помощью макияжа и который совершенно не портил её красоту. Я пригласил её, а после танца она предложила мне снова прийти завтра.
Поэтому на следующий день я вернулся в то же заведение. На этот раз она была в большой компании подруг, и когда я уселся рядом, все стали называть меня «белая рубашка». На самом деле я был вполне симпатичным парнем, а ещё любил носить белый цвет. Оказывается, она уже давно обратила на меня внимание, но не знала моего имени, а заметив мою любовь к белому цвету, вслед за подругами окрестила меня «белой рубашкой». Девушку звали Латиша. Она была не только красива, но и очень образованна, прекрасно говорила по-английски, и у меня было такое впечатление, что она разбирается абсолютно во всём. Она раньше обучалась домоводству, так что, когда мы вместе обедали в ресторане, она даже кости от съеденных куриных ножек старалась аккуратно складывать. Она была очень воспитана, вежлива с окружающими, и я ею восхищался. Подумать только, с тех пор прошло уже больше сорока лет! Но уже тогда у этой молоденькой девушки были собственные квартира и автомобиль. Она была очень популярной танцовщицей и зарабатывала большие деньги. Вы только вдумайтесь — за то, чтобы она с кем-то сходила пообедать, ей платили 500 юаней, а в клубе за одну ночь можно было заработать до двух тысяч долларов. Я же на тот момент зарабатывал в день всего несколько десятков долларов, а за целый фильм постановщик боёв получал лишь несколько тысяч. Я стал всё чаще видеться с ней, и она всё больше времени проводила со мной, наши отношения постепенно развивались, и мы стали общаться как парень с девушкой. Я тогда ещё не был знаменит, а она открыла для меня в жизни столько нового. Нам было очень хорошо вместе. Я иногда давал ей деньги, но это был скорее символический дар, поскольку у неё денег было куда больше, чем у меня.
Мне до сих пор неясно, как об этих отношениях узнал мой папа. Могу только предположить, что он, возможно, тайком почитал мою переписку. Он никогда не заводил со мной разговора на эту тему, но в разговоре с друзьями при мне нарочно говорил что-нибудь вроде «вот ведь беда, такой-то встречался с танцовщицей, и та в итоге его обчистила до последнего цента! Ни в коем случае нельзя водиться с танцовщицами, они обязательно тебя обманут. Это всё равно, что играть в пайцзю — ты пристрастишься и в итоге проиграешь целое состояние…». Он осаждал меня такими намёками очень много раз.
Я был ещё совсем юным, неопытным, и слова отца, которые он повторял из раза в раз, постепенно внушили мне беспокойство. Это было с моей стороны абсолютно по-детски, сейчас я понимаю, что отец рассуждал слишком категорично, ведь нельзя по одному человеку судить остальных. Я был всего лишь постановщиком боёв с нищенской зарплатой, а она была знаменитой танцовщицей, у которой есть свой дом и своя машина. Зачем бы ей понадобились деньги такого нищего парня, как я? Но тогда у меня в душе зашевелились подозрения, я стал строить догадки и искать во всём подвох, и всё это, конечно же, не могло не сказаться на наших отношениях. Я умею хранить секреты других людей, но не способен скрывать того, что творится у меня на душе, и в конце концов я ей во всём признался, сказал, что мой отец против наших отношений.
Эта сцена до сих пор стоит у меня перед глазами. Она, ни слова ни говоря, ушла в комнату, открыла ящик, вынула оттуда деньги и отдала мне всё до последнего доллара — те деньги, что я когда-то ей давал. Она вкладывала купюры между страницами тетради, эта тонкая тетрадь хранила некогда полученную мною зарплату. Мне стало ужасно стыдно, но ничего уже было не изменить, и я постеснялся что-либо сказать. Вот так мы с ней и расстались.
Спустя много лет я однажды случайно встретился с ней в Гонконге. Она вышла замуж и стала матерью, но по-прежнему осталась такой же красивой и своенравной. Когда я узнал, что жизнь её сложилась так удачно, у меня на душе стало намного спокойнее.
До знакомства с Латишей я общался с другой танцовщицей. Она была высокого роста, волосы аккуратно зачёсывала назад, а на висках цветным мелированием было выкрашено по одной прядке. Причёской она напоминала Дженнифер Билз, танцующую флеш-дэнс. На дворе были семидесятые, и такой внешний вид казался нам, неотёсанным парням, очень красивым, экзотичным, опережающим своё время. Многие танцовщицы, как и все обычные девушки, увлекались чтением любовных романов и мечтали о возвышенной любви. Она не была исключением. В то время мы с ней периодически встречались. Потом передо мной стало открываться всё больше возможностей для съёмок, я иногда уезжал в Корею, на Тайвань, в общем, стал много ездить по свету. Мобильных телефонов тогда ещё не было, а звонить по телефону было проблематично: совершать международные звонки из гостиницы — дорогое удовольствие. Мы стали всё реже общаться, и наши чувства потихоньку остывали, а потом девушка и вовсе пропала.
Но однажды неожиданно появилась снова.
Мы снимали ночную сцену фильма «Последнее испытание Шаолиня», к тому времени я уже несколько лет снимался в кино в основном актёрском составе, но этот фильм стал первым, где я исполнял главную мужскую роль. Когда я вернулся в свою квартиру в Гонконге, была уже глубокая ночь, и в это время мне позвонили. Я снял трубку и услышал на том конце провода:
— Это я. Я только что видела тебя на ночных съёмках.
Я моментально узнал её голос и был очень удивлён, что она до сих пор хранит номер моего домашнего телефона.
— О, давно не виделись! Как ты?
Понизив голос, она ответила, что не очень. С этим связь потеряла, с этим больше не встречается. Только один я и остался. Я сказал ей, что завтра вечером улетаю за границу, и предложил встретиться утром. Она ответила, что по утрам никуда не выходит. Я обратил внимание на какие-то странные интонации в её голосе. Она тут же добавила, что с радостью посмотрит на меня в кинотеатре. И повесила трубку. Я даже не успел спросить у неё номер телефона.
На следующий год мы работали над фильмом «Искусство Шаолиня — Змея и Журавль», и снова после ночных съёмок в Гонконге, когда я вернулся домой, раздался телефонный звонок. И снова та же фраза:
— Я только что видела тебя на ночных съёмках.
— Давай встретимся завтра утром, — сразу же предложил я.
— Нет.
— Ну тогда давай вечером вместе поужинаем.
— Нет, я дождусь выхода твоего фильма и посмотрю на тебя в кино. — И она, как и в прошлый раз, повесила трубку.
На следующий день она опять мне позвонила. Я ей сказал:
— Почему ты так странно себя ведёшь? Оставь мне свой номер телефона, чтобы я мог с тобой связаться.
— Я просто хотела услышать твой голос, немножко поболтать с тобой.
Я никуда не выхожу, прячусь дома. Я уже не такая, какой была раньше, ты можешь меня испугаться.
— Не испугаюсь, как бы ты сейчас ни изменилась, я же помню, какой ты была. Пусть мы с тобой уже не вместе, но мы по-прежнему друзья, давай прямо сейчас встретимся, приезжай.
После недолгого молчания она ответила:
— Хорошо, буду через несколько минут.
В итоге ждать мне пришлось довольно долго, почти до трёх часов утра.
Наконец я увидел, как у подъезда остановилось такси, из него вышла девушка. Несмотря на ночной час, на ней были надеты солнцезащитные очки. Она носила стрижку, волосы доставали примерно до плеч. Я не был уверен, что не обознался, но в целом она как будто совсем не изменилась. Вот только её наряд меня несколько смутил. Выйдя из машины и низко опустив голову, она подошла и поприветствовала меня. Просто «привет», даже не подошла, чтобы обнять меня. Я вошёл в дом, она вслед за мной, мы поднялись по ступенькам, и я вызвал лифт. Войдя в лифт, она спряталась у меня за спиной. Я нажал нужную кнопку. Я не стал к ней поворачиваться, но опустив голову, заметил, что она была ещё и в перчатках. Мы вышли из лифта, вошли в квартиру. В гостиной она, всё так же прячась у меня за спиной, попросила приглушить свет.
Квартирка у меня тогда была совсем маленькая, из мебели в ней имелись только низенькая скамейка да кровать. Я на ходу принялся разбирать вещи, повернул голову, а она уже уселась на ту скамеечку. Я сел на кровать. Я сидел высоко, а она — низко, так что я смотрел на неё сверху вниз, и лица её почти не было видно, оно было прикрыто волосами.
Она сказала:
— Ты только не бойся, я очень изменилась.
Я разглядел у неё на лбу шрамы и начал догадываться, в чём дело.
Наконец она сняла очки. Под ними оказалось полностью изуродованное лицо, вся кожа на нём страшно сморщилась. Я не был напуган, только понял, что с ней наверняка произошло что-то страшное. Я спросил, что же с ней случилось. Она не стала пускаться в подробные объяснения, ограничилась лишь кратким рассказом:
— Однажды вечером я читала один роман… потом поехала на заправочную станцию и купила бензин. Не знаю, что на меня тогда нашло, но я спряталась возле чёрной лестницы какого-то здания и зажгла спичку, хотела покончить с собой. Меня спас охранник, который там дежурил. Сейчас я уже не общаюсь ни с кем из своих прежних друзей. Я не стал расспрашивать её, почему она хотела покончить с собой, решил, что это либо из-за несчастной любви, либо из-за того, что её кто-то отверг. Она не стала объяснять, а я не стал выпытывать. Но я очень переживал, на душе было тяжело. Такая молодая и красивая девушка, ей же всего двадцать с небольшим… И всё это произошло за те два года, когда наше общение прервалось, пока я был не в Гонконге.
Я спросил, могу ли что-нибудь для неё сделать. Она покачала головой.
— Я просто очень рада видеть, что твои дела идут в гору. Я слежу за новостями, за тем, что у тебя происходит, хожу на премьеры твоих фильмов. Честно говоря, сама не знаю, что заставило меня в тот раз позвонить тебе, я даже не была уверена, живёшь ли ты на прежнем месте, решила попробовать, не ожидала, что дозвонюсь…
Так мы с ней проговорили до шести часов утра.
— Скоро рассветёт, — сказала она, — мне пора идти. Я не хочу показываться на свету.
Я понял её и не стал возражать, проводил её до выхода из подъезда.
На тот день у меня было запланировано много дел, нужно было нанести несколько визитов. Вечером я выпивал с друзьями и домой пришёл только около часа ночи. Когда я вернулся, она снова мне позвонила. Должно быть, она уже несколько раз пыталась ко мне дозвониться.
— Можно приехать к тебе поболтать?