Типичный Уодли! Не постесняется поставить человека в неловкое положение перед собственной дочерью!
Фотограф делал один снимок за другим. Вспышки блица нервировали львенка, и тот тихо рычал. Гейл, забавляясь его детской яростью, погладила малыша.
— Приходи, когда подрастешь, сынок, — попросила она.
— Я где-то слышал, — заметил Крейг, — что они через месяц-другой погибают. Не могут вынести такого обращения.
— А кто может? — вставил Уодли.
— Ну, папа! Не порть веселья! — заныла Энн.
— Я сторонник экологов, — настаивал Крейг. — И хочу сохранить баланс львиного населения во Франции. Каждый год львы должны съедать определенное количество французов.
Фотограф протянул им снимки. Цветные. Темные волосы Гейл и светлая грива Энн составляли пикантный контраст, а рыжеватый львенок, скалившийся между бокалами, смотрелся весьма эффектно. На глянцевитом фото Энн, если не считать цвета волос, казалась поразительно похожей на мать. У Крейга защемило сердце.
Помощник фотографа подхватил львенка, и Уодли, щедро расплатившись, отдал один снимок Энн, а другой — Гейл.
— Когда я окончательно поседею, одряхлею и буду дремать на солнышке в какой-нибудь особенно паршивый день, подзову одну из вас к своему креслу-качалке и попрошу показать мне снимок. Чтобы вспомнить о той счастливой ночи, когда я был молод. Ты заказал вина, папаша?
Уодли как раз наливал вино, когда Крейг увидел входившую в зал Натали Сорель под руку с изысканно одетым мужчиной с серебристой шевелюрой. На взгляд Крейга, спутнику Натали было лет пятьдесят пять — шестьдесят, и это при всех стараниях парикмахера, массажиста и лучших портных. Натали, в платье, специально сшитом, чтобы подчеркнуть ее тонкую талию и изящные бедра, выглядела рядом с ним хрупкой и беззащитной.
Владелица ресторана повела парочку вглубь зала, так что им волей-неволей пришлось пройти мимо столика Крейга. Крейг заметил, как Натали, метнув на него взгляд, поспешно отвела глаза, словно колеблясь: останавливаться или нет. В последнюю минуту она все же решилась.
— Джесс, — выговорила она, удерживая своего спутника. — Рада видеть тебя.
Крейг встал. Уодли последовал его примеру.
— Это мой жених, Филип Робинсон. — Крейг от души понадеялся, что только он один расслышал предостерегающие нотки в слове «жених». — Мистер Джесс Крейг.
Крейг пожал Робинсону руку и представил остальных. Энн встала. Гейл продолжала сидеть. Крейг снова пожалел, что на Энн такое бесформенное платье. Рука мужчины оказалась сухой и гладкой. Он расплылся в неспешной, теплой, типично техасской улыбке человека, большую часть жизни проведшего на свежем воздухе. Совсем не похож на бизнесмена, занятого производством каких-то штучек, как описала его Натали.
— Похоже, Натали в этом городе знает всех и каждого, — покачал головой Робинсон, нежно касаясь руки Натали. — Не успеваю запоминать имена. Я, кажется, видел ваши картины, мистер Крейг.
— Надеюсь, — кивнул Крейг.
— «Два шага до дома», — немедленно напомнила Натали. — Это его последняя картина.
Добрая душа, ей всех хотелось защитить!
— Ну разумеется! — воскликнул Робинсон.
Какой глубокий, уверенный голос!
— Мне очень понравилось.
— Спасибо, — поблагодарил Крейг.
— Я не ослышался? — обратился Робинсон к Уодли. — Вы действительно писатель?
— Был когда-то, — буркнул Йан.
— Не представляете, с каким наслаждением я читал вашу книгу!
— Которую? — безжалостно допытывался Уодли.
Робинсон немного смутился.
— Ну… — промямлил он, — ту, что про мальчика… который вырос на Среднем Западе, и…
— Мой первый роман, — вздохнул Уодли, садясь. — Я написал его в пятьдесят третьем.
— Пожалуйста, садитесь, — торопливо разрешила Натали.
Энн села, но Крейг остался стоять.
— Нравится вам в Каннах, мистер Робинсон? — осведомился он, переводя опасный разговор о литературе на банальную тему туризма.
— Видите ли, я уже бывал здесь, — пояснил Робинсон, — но впервые вижу, так сказать, фестивальную кухню. И все благодаря Натали. Совершенно другое впечатление. — Он отечески похлопал ее по руке.
«Ты даже не представляешь, насколько прав, братец», — подумал Крейг, учтиво улыбаясь.
— Нам пора, милый, — смешалась Натали. — Дама нас ждет.
— Надеюсь, еще увидимся, — пообещал Робинсон. — С вами, мистер Крейг, и вашей прелестной дочерью. С вами, мистер Уодли, и вашей…
— Я не его дочь, — сообщила Гейл, жуя листик сельдерея.
— Она не поддается определению, — враждебно уколол Уодли.
Робинсон, очевидно, не был глуп, потому что лицо его вмиг посуровело.
— Желаю приятного ужина, — обронил он и последовал за Натали к столику, приготовленному для них.
Крейг наблюдал за Натали, проходившей между рядами легким, танцующим шагом, который он будет помнить до конца жизни. Тонкая, элегантная, созданная для того, чтобы радовать мужской глаз, возбуждать мужские желания. Отважная и лукавая.
Неудивительно, что в подобном месте перед глазами всплывают сцены из прошлого, с новой силой возвращается ностальгия, чтобы стать, пусть и ненадолго, частью настоящего. Глядя на Натали Сорель, прелестную и незабываемую, навсегда уходившую от него с другим мужчиной, Крейг гадал, какой каприз судьбы повелел, чтобы сегодня на него предъявила права часть его прошлого, воплощенная в Йане Уодли вместо Натали Сорель?