Садясь, он почувствовал на себе понимающий насмешливый взгляд Гейл Маккиннон.
— «Я не ослышался?» — передразнил Робинсона Уодли, подражая тягучему техасскому выговору. — «Вы действительно писатель?»
— Потише, — предупредил Крейг. — Зал слишком маленький.
— «Не представляете, с каким наслаждением я читал вашу книгу», — с горечью повторил Уодли. — Я пишу вот уже двадцать лет, накропал восемь книг, а он, оказывается, любит мою книгу!
— Успокойся, Йан, — повторил Крейг.
Но вино уже ударило Йану в голову.
— Почему всегда вспоминают о первой? Той, которую я, видите ли, создал, едва научившись писать собственное имя! Мне так осточертело слышать о ней, что, пожалуй, в следующий день рождения устрою ее публичное сожжение на площади.
Он налил полный бокал, расплескивая вино по скатерти.
— Если вам станет от этого легче, — вмешалась Энн, — мой преподаватель английского сказал, что, по его мнению, ваша вторая книга — лучшее из всего, что вы написали.
— Провались он, ваш преподаватель, — отмахнулся Уодли. — Что он понимает?!
— Многое! — вызывающе бросила Энн. Крейга обрадовало, что его дочь обладает одним из редчайших качеств — не пасовать перед авторитетами. — А еще он сказал…
— Что же именно? — полюбопытствовал Уодли. — Умираю от желания поскорее услышать.
— Он считает, что книги, написанные вами после отъезда за границу, довольно неудачные. — Энн вздернула подбородок знакомым с детства движением, когда еще совсем ребенком она упрямилась и своевольничала. — Что вы зарываете свой талант в землю, работаете вполсилы, и вам следовало бы вернуться в Америку…
— Он так и сказал?
— Так и сказал.
— И вы с ним согласны? — ледяным, мертвенно-спокойным голосом вопросил Уодли.
— Абсолютно.
— Ну и провалитесь с ним заодно, — прорычал Уодли.
— Если будешь разговаривать в подобном тоне, — взорвался Крейг, — мы немедленно уходим!
Он знал, что Уодли невыносим во хмелю и в пьяном виде предается самоуничижению, что Энн коснулась самого больного места, но не желал подвергать дочь приступам безрассудной ярости чужого человека.
— Бросьте, Йан, — прошипела Гейл. — Нельзя же воображать, что мы вечно сможем тонуть в любви окружающих! Да будьте же взрослым мужчиной, черт возьми! Оставайтесь писателем, профессиональным писателем, или зарабатывайте на жизнь чем-то еще!
Крейг был уверен, что, произнеси такие слова он, бури бы не миновать. Но Уодли моргнул, тряхнул головой, словно выбираясь на берег из прибоя, и ухмыльнулся.
— Устами детей, — пробормотал он. — Простите, друзья. Надеюсь, вы хорошо проведете время… Хочу еще рыбы. Официант…
Он вежливо махнул рукой официанту, пробегавшему мимо с исходившей паром супницей.
— Закажем суфле на десерт? — спросил он, на глазах превращаясь в гостеприимного хозяина. — Насколько я знаю, против здешнего суфле никто не может устоять. «Гран Марнье» или шоколадное?
Крейг увидел, как в зал ворвался Мерфи с обычным видом вышибалы, бросившегося разнимать драчунов. Сзади маячили Соня Мерфи, Люсьен Дюллен и Уолтер Клейн.
Ну вот, кочующие племена сошлись, и вожди собрались на переговоры. Слишком долго он жил в Голливуде, чтобы удивиться дружеской встрече людей, которые в обычное время костерят друг друга на чем свет стоит. В этом узком мирке самой жестокой конкуренции нельзя обрывать каналы связи. Можно биться об заклад, Мерфи словом не обмолвится Клейну о том, что читал «Три горизонта», а Клейн не проговорится Мерфи, что сценарий лежит у него на столе. Принцы — народ скрытный и осуществляют рокировку войск только под покровом ночи.
Тем не менее он с облегчением увидел, что хозяйка посадила вновь прибывших у самого входа, довольно далеко от его столика. Давным-давно, когда Уодли еще был в моде, Мерфи согласился стать его агентом. Но когда наступили плохие времена, Мерфи без сожаления бросил Йана, и тот, как нетрудно предположить, не питал к нему с тех пор особой любви. Если бы эти двое сидели рядом, атмосферу вряд ли можно было бы назвать дружеской, тем более что Уодли уже на ногах не держался.
Но к несчастью, Мерфи, имевший привычку обшаривать взглядом любое незнакомое помещение, как корабельный радар, узрел Крейга и, пока остальные устраивались за столом, колобком выкатился в центральный проход.
— Добрый вечер всем, — провозгласил он, улыбаясь девушкам и каким-то непостижимым образом исключая Уодли из сферы своего внимания. — Я звонил тебе сегодня пять раз, Джесс. Хотел пригласить на ужин.
В переводе на обычный язык это означало, что Мерфи позвонил один раз, дождался второго гудка и, не имея что сказать, положил трубку, не потрудившись передать телефонистке, кто звонил. А вполне возможно, он и вовсе не звонил.
— Я ездил в Ниццу, — пояснил Крейг. — Встречать Энн.
— Господи, — охнул Мерфи, — так это Энн! А я все удивлялся, где ты отыскал такую красотку! Стоит только на месяц-другой расстаться с тощей веснушчатой малышкой, и ее не узнать!
— Здравствуйте, мистер Мерфи, — мрачно приветствовала его Энн.
— Соня будет рада на тебя взглянуть, — заявил Мерфи. — Вот что я скажу: почему бы вам с отцом и мисс Маккиннон не поужинать завтра у нас?
— Меня здесь завтра не будет, — признался Крейг. — Уезжаю. — И, заметив вопросительный взгляд Энн, добавил: — Всего на пару дней. Обязательно соберемся, когда я вернусь.
— Зато я не покидаю Канн, Мерф, — вмешался Уодли. — И завтра вечером готов прийти на ужин.
— Как интересно, — бесстрастно заметил Мерфи. — Увидимся, Джесс.
Он повернулся и направился к своему столу.
— Великодушный благодетель богатых, — прошипел Уодли. — Брайан Мерфи, ходячий справочник «Кто есть кто». Слушай, Джесс, — издевательски усмехнулся он, — я рад, что ты еще на коне, то есть еще не вычеркнут из этого справочника.
Он явно собирался распространяться на эту тему, но, увидев, что Мерфи возвращается, заткнулся.
— Джесс, я кое-что забыл сказать. Ты читал сегодняшнюю «Трибюн»?
— Нет, а что?
— Эдвард Бреннер умер вчера. Если верить репортеру, сердечный приступ. Совсем короткая заметка. Все как обычно: «После первого оглушительного успеха его имя исчезло с театральных афиш» и тому подобное. Упомянуто и о тебе.