— Я не хотел, чтобы ты так подумала.
— Жалеешь, что меня с тобой нет?
— Да.
— Назови меня по имени.
— Предпочел бы не делать этого.
— После нашего разговора я паду жертвой мрачных подозрений.
— Не стоит.
— Этот звонок — сплошная зряшная трата денег. Заранее ненавижу завтрашнее утро.
— Почему?
— Потому что опять проснусь, протяну руку, а тебя снова нет.
— Не будь жадюгой.
— Что делать, я очень алчная леди. Когда выставишь из номера всех незваных гостей, перезвони мне, ладно?
— Так и быть.
— Назови меня по имени.
— Надоеда.
На другом конце линии раздался смех и что-то щелкнуло. Констанс отключилась. Крейг повесил трубку. Девушка вернулась с балкона.
— Надеюсь, я вам не помешала, — посетовала она.
— Вовсе нет, — заверил Крейг.
— После звонка у вас вид куда счастливее.
— Да? Не заметил.
— Вы всегда так отвечаете на звонки?
— Как именно?
— «Крейг у телефона».
Он на минуту задумался.
— Да… по-моему. А что?
— Звучит так… так казенно, — протянула девушка. — Ваши друзья не обижаются?
— Мне, во всяком случае, об этом ничего не известно.
— Ненавижу казенщину, — призналась Гейл. — Если бы мне пришлось с утра до вечера сидеть в офисе… — Она выразительно пожала плечами и снова присела к столу. — Как вы оцениваете прочитанное?
— Еще в самом начале карьеры я взял себе за правило никогда не судить о целом по его части, тем более когда работа не закончена.
— Но все же намереваетесь дочитать до конца?
— Да, — кивнул Крейг.
— Обещаю быть спокойной, как тихая звездная ночь.
Она поудобнее устроилась на стуле, откинулась на спинку и скрестила ноги. Крейг заметил, что ступни у нее все-таки чистые, и вспомнил, сколько раз приказывал дочерям не сутулиться. А они все-таки отказывались сесть прямо. Целое поколение с плохой осанкой.
Он снова поднял желтые листочки и стал читать.
«Это интервью Крейг согласился дать Г. М. В гостиной своего «люкса» (за который платит сто долларов в сутки) в отеле «Карлтон», розоватой, напоминающей безвкусно украшенный торт штаб-квартире всех приезжающих на Каннский кинофестиваль VIP-персон. Крейг — высокий, стройный, медлительный костлявый мужчина с седеющими густыми волосами, длинными и небрежно зачесанными назад, ото лба, изборожденного бесчисленными морщинами. Глаза — холодные, светло-серые, глубоко посаженные камешки — бесстрастно взирают на вас сквозь полуопущенные ресницы. Ему сорок восемь, выглядит он на свои годы и производит впечатление стражника, наблюдающего в бойницу на крепостной стене за приближающимися вражескими войсками. Голос, в котором еще чувствуется его родной нью-йоркский выговор, низок и чуть хрипловат. Манеры старомодные, безликие и вежливые. Стиль одежды строго консервативен, особенно для этого города, наводненного крикливо-павлиньими нарядами, как женскими, так и мужскими. Его вполне можно принять за преподавателя литературы Гарвардского университета, проводящего летние каникулы в Мене.
Он некрасив: слишком невыразительные и жесткие черты лица, а рот чересчур тонкий и плотно сжат. В Каннах, где немало собравшихся знаменитостей работали либо на него, либо с ним и где он был тепло встречен, у него, похоже, множество знакомых, но совсем нет друзей. Два из трех вечеров после своего приезда он ужинал один, и в каждом случае неизменно выпивал до еды три мартини и бутылку вина за едой без каких бы то ни было видимых последствий».
Крейг покачал головой и бросил стопку на книжную полку у окна. Три-четыре листочка остались непрочитанными.
— В чем дело? — осведомилась девушка, внимательно за ним наблюдавшая. Он ощущал ее пристальный взгляд даже через темные очки и поэтому старался ничем не выразить своего отношения к статье. — Обнаружили какой-то ляп?
— Нет, просто нахожу главного героя крайне несимпатичным.
— Доберитесь до конца, — посоветовала она, — увидите, как он изменится к лучшему.
Она встала, но не подумала распрямить плечи и по-прежнему некрасиво сутулилась.
— Я оставлю это вам. Представляю, какой напряг — читать что-то под бдительным оком автора.
— Пожалуй, захватите эту штуку с собой, — посоветовал Крейг, взмахом руки показывая на горку бумажных листков. — Я прославился своей рассеянностью. Вечно теряю рукописи.
— Ничего страшного, — заверила она. — У меня осталась копия.