Чтобы себе да сам готовил погибель?!
Нет, не наступит это «послезавтра» для государя императора. Никогда не наступит.
27 февраля ровно в полночь организуется Временный Комитет Государственной думы в составе: М. В. Родзянко, А. Ф. Керенский, Н. С. Чхеидзе, В. В. Шульгин, П. Н. Милюков, М. А. Караулов, А. И. Коновалов, И. И. Дмитрюков, В. А. Ржевский, С. И. Шидловский, Н. В. Некрасов, В. Н. Львов, И. Н. Ефремов.
Комитет выпускает воззвание:
«Временный Комитет Государственной думы при тяжелых условиях внутренней разрухи, вызванной мерами старого правительства, нашел себя вынужденным взять в свои руки восстановление государственного и общественного порядка. Сознавая всю ответственность принятого решения, Комитет выражает уверенность, что население и армия помогут ему в трудной задаче создания нового правительства, соответствующего желаниям населения и могущего пользоваться его доверием.
Председатель Государственной думы М. Родзянко»
Первым о необходимости создания новой власти повел речь кадет Некрасов — будущий министр путей сообщения первого состава Временного правительства. Это случилось вечером того же дня — 27 февраля.
На совещании депутатов Государственной думы под председательством Родзянко Некрасов сказал:
«У нас теперь власти нет, а потому ее необходимо создать. По-моему, было бы правильно передать эту власть какому-либо пользующемуся большим доверием человеку вместе с несколькими представителями Государственной думы».
Его поддерживает Ржевский:
«Медлить нельзя — народ ждет. Окружной суд уже взят, нужно скорее действовать».
Дзюбинский предлагает взять власть думскому Совету старейшин.
Чхеидзе и Керенский говорят о необходимости уничтожения старой власти и замены на новую.
Шингарев возражает:
«Неизвестно, признает ли народ новую власть».
Дзюбинский предлагает объявить Думу Учредительным собранием.
Савич не согласен:
«Толпа дать власти нам не может…»
Совет старейшин исполняет поручение депутатов и избирает Временный Комитет Государственной думы.
Обстановка все же понуждает Николая собраться в столицу. В ночь на 28 февраля он переселяется в поезд. Утром, в шесть, — отправление.
В три часа ночи, уже в вагоне, он принимает генерала Иванова. Генерал с самыми надежными фронтовыми войсками должен в конце концов навести порядок. Государь император назначает его главнокомандующим Петроградского военного округа с чрезвычайными полномочиями и подчинением ему всех министров, и старика Голицына в том числе. Применить оружие, но столицу замирить. Фронт должен опереться на прочный тыл.
Генерал клянется государю императору в преданности и решимости любой ценой исполнить приказ…
У Иванова простоватое лицо, ближе к неумному. Как ни странно, седеющий ежик волос усиливает это впечатление. Но по чертам лицо очень русское. И вообще Николай Иудович — сама верность и понятливость. Впрочем, иных чувств в своем окружении государь император и не ведает, а уже одно это — беда, болезнь…
«…Это был человек, — вспоминал Брусилов свое знакомство с Ивановым, — вполне преданный своему долгу, любивший военное дело, но в высшей степени узкий в своих взглядах, нерешительный, крайне мелочный и, в общем, бестолковый, хотя и чрезвычайно самолюбивый…»
Генерал отбывал с чрезвычайными полномочиями. Он заместит командующего Петроградским военным округом генерала Хабалова. Министрам вменялось беспрекословное подчинение новому командующему войсками Петроградского военного округа. По части подавления беспорядков у Николая Иудовича имелся кое-какой опыт. Это он в 1906 г. привел к повиновению мятежный Кронштадт.
Черная подлая толпа! Агитаторы — слуги Германии и международного еврейства! Банда изменников! Разрушение империи из-за тощего желудка… а жертвы — кто сохранит Россию без жертв?! Кровью привести подлый народ к повиновению. Царь, дворянство, империя!..
Николай прощается с генералом и, надо полагать, умиротворенный и вполне довольный собой, отходит ко сну. Во всяком случае, он не оставляет никаких особых заметок в дневнике, который ведет подробно всю жизнь, а засыпает и спит по-юношески крепко. Николая отличают завидное здоровье и безотказный сон, хотя он заядлый курильщик. Он обожает трубки. У него их целая коллекция, и среди них — подарок Александры Федоровны, пенковая с искуснейшей резьбой («от Соммэра») — копия головы августейшего супруга: мастер достиг поразительного сходства.
И к слову, Николай обожал еще фотографию, в которой достиг изрядных успехов. Значительную часть нынешнего царского архива составляют именно его фотографии. Самые семейные, самые обыкновенные…
В шесть утра императорский поезд, литерный «А», трогается в… последний путь. Позади — Могилев, впереди — Петроград, столица империи Романовых, великий замысел и творение Петра, а еще дальше — Тобольск, за ним смутно маячит Екатеринбург… И этот самый рудник в урочище Четыре Брата — предпоследняя остановка перед полной дематериализацией.
Именно туда, к бывшему руднику, и везет этой ночью литерный поезд последнего русского императора. Рвет черной металлической грудью с золоченым двуглавым орлом ночную стужу и стучит всем грузом стальных тележек: Четыре Брата, Четыре Брата!.. Мертвыи бо сраму не имут…
Подробно, точно и сдержанно излагает события в ставке Александр Сергеевич Лукомский (генерал-квартирмейстер штаба Верховного главнокомандующего).
Генерал Лукомский был решительно против отъезда государя императора в мятежный Петроград. Александр Сергеевич не сомневался: это чревато потерей связи между государем императором и ставкой, да и сама поездка уже небезопасна. Свои соображения Александр Сергеевич доложил дворцовому коменданту генералу Воейкову. Государь император их во внимание не принял. Монарх рвался не только в свою столицу, его глубоко тревожило положение семьи. Они должны быть вместе: он, Александра Федоровна и дети.
Генерал Лукомский придерживался другого мнения. Он полагал, что государь император должен «ехать в Особую армию (в которую входили гвардейские части), на которую можно вполне положиться; не ехать в Царское Село — это может закончиться катастрофой».
Конечно же, катастрофой. Время уже безнадежно упущено. Нет больше этого времени!
«В первом часу ночи Государь проехал в поезд, — вспоминал уже в парижской эмиграции Александр Сергеевич (генерал Лукомский был ответствен за данную поездку августейшего монарха. — Ю. В.), — который отошел в 6 часов утра 28 февраля (13 марта)».
Литерный поезд — это два самостоятельных состава: свитский — литерный «Б» — и собственно императорский — литерный «А».
Литерный «Б» всегда следует первым.
Вскоре в своем бронепоезде будет мотаться по фронтам Гражданской войны председатель Реввоенсовета республики Лев Давидович Троцкий. Но это еще пока и в самом дурном сне, и даже бреду не может привидеться русскому самодержцу. Да и сам Троцкий пока в Америке и не только представить, но и охватить умом подобное не в состоянии. Он публикует заметки в газетах, обдумывает партийное прошлое, о революции как о чем-то реальном в ближайшие дни и помышлять не смеет.
В общем, суетится в Америке ничем не приметный бледно-черный человек, никому не нужный, кроме себя и своей семьи. И так далека от него Россия, и такой высокой стеной стоит — словно молит: не подступайся, оставь, не смей!..
В холодной ночной росе будут лежать трупы царя, царицы, четырех юных царевен, царевича и еще трупы верных слуг и врача.
Сорвут чекисты одежды. Жутко бесстыдно и страшно будут лежать голые трупы.
Мертвыи бо сраму не имут…
Шибко будет суетиться Ермаков (успел глотнуть водочки для согрева) — вогнал он свою пулю в государыню императрицу и успел в еще живое, отходящее последним дыханием тело царя добавить свинцовую пломбу. Дело-то праведное и святое!
И в свете летнего утра по команде Якова Юровского примутся срывать драгоценности (нуждается республика в золоте и драгоценных камнях) с уже коченеющих пальцев, ушей… А когда перстенек не поддастся, отсечет ножом с пальцем и швырнет палец в темноту мародер из карателей (для себя перстенек, лично своей подруге припрячет), чтобы после его нашел колчаковский следователь Соколов.