Когда я вошел, там уже были гофмаршал генерал-майор свиты князь Долгоруков (сохранит преданность государю императору и будет расстрелян. — Ю. В.), флигель-адъютант Нарышкин (предаст государя императора. — Ю. В.), свиты генерал-майор граф Татищев… и еще кто-то. Через две-три минуты вошли военные представители Бельгии, Японии и Англии. Потом стали подходить остальные. Явились генерал По, великие князья Сергей Михайлович и Георгий Михайлович… флигель-адъютант Мордвинов (бросит государя императора. — Ю. В.), Граббе (предаст государя императора. — Ю. В.), адмирал Нилов и Боткин (сложит голову с царским семейством в нижней комнате Ипатьевского дома. —Ю. В.).
Вошел еще какой-то худощавый свитский генерал, с порядочной лысиной, весь бритый (тогда ведь почти все носили бороду или усы. — Ю. В.), с узкой низкой талией, в казачьем бешмете, мило обошел всех, поздоровался и присоединился к разговору великих князей.
— Кто это?
— Великий князь Михаил Александрович (родной брат государя императора. — Ю. В.).
Вот бы не сказал, судя по тому облику, который рисовался по старой юнкерской памяти.
Все, кроме свитских, становятся по стенам без особенного порядка и чинопочитания и ожидают выход царя. Из столовой вышел Воейков (дворцовый комендант, свиты Его величества генерал-майор. — Ю. В.), сделал общий поклон, поздоровался с теми, кого не видел, и пошел здороваться со мной и другими. Через две-три минуты вошел развалина Фредерикс — кажется, вот сейчас его хватит изнутри и он весь рассыплется на части, искусно собранные портным, сапожником и куафером. Тоже общий поклон, обходит не виденных им сегодня за завтраком и становится у двери кабинета царя, но с другой стороны; с противоположной — нашу линию начинают великие князья, на первом месте Георгий Михайлович.
Царь вышел в форме гренадерского Эриванского полка, которую почти не снимает… Он в суконной рубашке защитного цвета, с кожаным нешироким поясом. Громадные длинные брови очень старят его.
Я стоял на шестом месте…
Так как я первый раз, то должен представиться:
— Ваше императорское величество, обер-офицер Управления генерал-квартирмейстера штабс-капитан Лемке.
— Вы у квартирмейстера?
— Так точно, Ваше императорское величество.
— С начала войны?
— Никак нет, Ваше императорское величество, с двадцать пятого сентября (1915 г. — Ю. В.).
— Вместе со мной?
— Так точно, Ваше императорское величество.
Рука была подана мне после представления…
…Так обойдены все, кроме свиты, которую царь уже видел за завтраком. Последним стоит вернувшийся вчера японский военный представитель. С ним Николай говорил довольно долго.
Потом полуповорот в нашу сторону, идет к дверям в столовую, их открывают оттуда; поворотом головы царь подает знак великим князьям, они все начинают входить в столовую.
Там большой стол для обеда и маленький у окон с закуской. Царь первый сдержанно закусывает, отходит, к нему присоединяются великие князья. Без стеснений все подходят к закуске, сразу же начинается разговор. Водка, разнообразная закуска; чарочки серебряные, не очень большие.
Гофмаршал обходит гостей и указывает, где кому сесть, у него в руке карточка, на которой в известном порядке написаны наши фамилии, имя царя подчеркнуто красными чернилами. Сегодня за столом тридцать один человек, обычно бывает двадцать шесть — тридцать.
Когда все закусили, царь идет к своему месту и садится спиной к двери зала. Рядом с ним, справа, — Михаил Александрович, слева сегодня — бельгийский представитель де Риккель. Рядом с Михаилом — Георгий Михайлович, затем Сергей Михайлович, Шавельский, Штакельберг, Кедров, я и т. д. Против царя — Фредерикс. Против нас с Кедровым — Долгоруков и дежурный Носков. Подчеркнутые фамилии означают постоянные места, все остальные меняются, что и составляет особую обязанность гофмаршала, который должен руководствоваться при распределении гостей разными соображениями.
Тарелки, стопки и чарки — серебряные, внутри вызолоченные. Подают лакеи в солдатской защитной форме, тут же помогает скороход. Сразу начинается разговор соседей между собой. Царь почти весь обед очень весело говорил с де Риккелем, оба много смеялись… С Михаилом Александровичем — несколько слов в разное время, что и понятно: он свой.
Меню: суп с потрохами, ростбиф, пончики с шоколадным соусом, фрукты и конфеты, которые стояли с начала обеда посредине стола на нескольких блюдах и тарелках. Перед каждым из нас четыре серебряных сосуда, самый большой — стопка для кваса… Все напитки и вина в серебряных кувшинах. Стекла, фарфора и т. п. нет: ставка считает — в походе ничего бьющегося не должно быть…
Конечно, все очень вкусно и красиво, но вовсе не роскошно — как в больших домах, когда приглашены близкие.
После сладкого царь вынул массивный серебряный портсигар, в это время всем подали пепельницы и спички.
— Кто желает, курите, — обратился Николай ко всем.
Закурили. Подали кофе…
Царь вышел к нам из кабинета в половине восьмого, а встали из-за стола в девять часов. Он встал первый, перекрестился и вышел в зал, за ним все — и встали на прежние свои места. Он поговорил с Георгием Михайловичем, сказал, чтобы тот пришел завтра, в три часа, и что-то приказал. Великий князь отвечал ему «так точно», «никак нет», но без вытяжки, однако и не совсем по-домашнему. Потом царь поговорил еще с двумя-тремя, обошел всех, подал каждому из нас руку, прощаясь с Шавельским, поцеловал его руку, сказал еще несколько слов великим князьям и пошел в кабинет, сделав всем общий поклон.
Ответив на него, мы стали спускаться вниз, одеваться и расходиться по домам. При выходе, на площадке лестницы, стоял Воейков, и с ним прощались все несвитские — те остались в зале…»
К февралю 1917-го русская армия насчитывала около 8 млн. человек.
Не шелохнется византийский орел, держит над Россией крыла. Крепок еще взмах. Не дрогнет, не поведет устало ни единой из двух голов. Бережет корону, империю и подданных.
Романовы считали свое право царствовать священным, от Бога.
Так, Николай Первый на докладе своего канцлера графа К. В. Нессельроде о решении Луи Наполеона (племянника великого Наполеона) принять императорский титул (после государственного переворота 2 декабря 1851 г.) кладет высочайшую резолюцию:
«Я вовсе не понимаю: с той поры, как Луи Наполеон, выборный глава нации (до переворота Луи Наполеон был президентом Французской республики. — Ю. В.), хочет стать государем, — он становится узурпатором, потому что Божественного права ему не хватает…»
Божественное право…
Он, Николай Второй, самодержец по Божественному праву! Только Господь и они, Романовы, — и никого между ними.
Александр Петрович Извольский (бывший министр иностранных дел. — Ю. В.) вспоминал:
«…Высокий рост и замечательная красота почти всех членов императорской фамилии обязаны своим происхождением жене Павла Первого, принцессе Вюртембергской-Монбельяр (сам Павел Первый был настолько мал ростом, что, когда прибыл в Париж в 1782 году под именем графа Северного, парижское население наделяло его весьма насмешливыми кличками во время появления на улицах города).
Эти отличительные физические качества Романовых нашли свое наиболее полное выражение в личности императора Николая Первого, который, по отзывам современников, напоминал в юности древнегреческого героя. Эти физические качества сохранялись в трех поколениях; император Александр Третий, отец Николая Второго, хотя и не был красив, но был человеком геркулесовского сложения и величественной внешности.
Когда император Николай Второй взошел на престол, он производил впечатление человека, принадлежащего к совершенно другой породе, чем его предшественники… и только на близком расстоянии он казался если и не высоким, то… хорошо сложенным, элегантным в своих движениях и более стройным, чем казался на расстоянии.
К несчастью, его природный ум был ограничен отсутствием достаточного образования. До сих пор я не могу понять, как наследник, предназначенный самой судьбой для управления одной из величайших империй мира, мог оказаться до такой степени не подготовленным к выполнению обязанностей величайшей трудности…
В то время как император Николай Первый, этот поклонник прусского милитаризма, счел необходимым доверить воспитание своего старшего сына выдающемуся человеку той эпохи поэту Жуковскому, император Александр Третий избрал в качестве воспитателя для юного наследника престола невежественного генерала Даниловича, который не имел других качеств, кроме ультрареакционных взглядов.
Однако возможно, что он являлся только номинально воспитателем Николая Второго, так как действительным руководителем его занятий был англичанин Хетс, который занимал место частного учителя в императорской семье. Я знал Хетса очень хорошо и даже был его учеником почти в одно время с императором. Этот очень одаренный и обаятельный человек был преподавателем в императорском лицее (Царскосельском. — Ю. В.) в то время, когда я учился там…