Галки даже не пошевелились. В чём же дело? Отдал ружьё Серёже. Теперь его очередь стрелять. Серёжа вложил новый патрончик и тоже прицелился в тех же самых галок. Выстрел - и птицы опять на месте.
Пошли за разъяснением к Михалычу.
- Они слишком высоко сидят, - ответил тот. - Пульки до них не долетают. Вот они и не боятся.
Пришлось искать дичину поближе.
Я попробовал подкрасться к вороне, которая расхаживала невдалеке по скошенному жнивью, но ничего не вышло. Ворона и на сто шагов к себе не подпустила, снялась и улетела.
Дело осложнялось. Оказывается, подкараулить и убить даже такую птицу, как галка или ворона, совсем не пустяк.
В тщетных поисках дичи мы с Серёжей проходили почти до обеда. Михалыч всё это время сидел на брёвнышках, курил или прогуливался неподалёку.
Наконец счастье как будто улыбнулось: одна из галок слетела с берёзки на дорогу и стала там что-то раскапывать. Это был удобный момент. Серёжа, держа ружьё наготове, подкрался к галке шагов на двадцать. Присел па одно колено и стал целиться.
- Да что же он не стреляет? - волновался я. - Сейчас ведь улетит.
Наконец раздался желанный выстрел. Галка как-то неловко подскочила, потом ткнулась носом в землю и затрепыхала крыльями.
Когда мы к ней подбежали, она была уже мёртвая.
- Отлично! - похвалил Михалыч. - Поздравляю с первой дичиной! - И он протянул Серёже руку.
- Да я, собственно, уже летом грача убил, - ответил тот, однако с явным удовольствием пожал Михалычу руку.
- Ну, Юра, теперь дело за тобой, - сказал мне Михалыч.
Мы с Серёжей опять начали выслеживать дичь, но ничего больше подстрелить не смогли.
- А всё-таки одна птица есть! - весело сказал Михалыч, когда мы, расстреляв все взятые с собой патрончики, возвращались домой. - Сейчас придём, пообедаем и прямо за работу: шкурку с галки снимать и набивать чучело.
- Ну, наша мастерская сейчас принимается за работу, - объявил Михалыч, отправляясь после обеда в кабинет.
Мы освободили место на письменном столе, постелили газетную бумагу, чтобы не испачкать стол кровью, а на газету положили галку вверх брюшком.
Михалыч надел очки, взял в руки скальпель, пинцет и приступил к делу.
Он сделал продольный разрез сверху вниз посреди грудки птицы, потом аккуратно подцепил пинцетом тоненькую кожицу и стал её осторожно отделять от туловища.
Я хорошо знал, что кожа есть у диких зверей и у домашних животных тоже есть. Снаружи она покрыта шерстью. Из неё делают меховые шубы, шапки, воротники.
Но какая же кожа у птиц? У них ведь перья. Они растут прямо на теле. Но на самом деле оказалось иначе. Оказывается, и у галки тоже имеется кожа, и её можно снять вместе с перьями с самого тел а птицы, так же как можно снять шкурку с убитого зайца, только у птицы это сделать куда труднее. Кожица у неё тоненькая и прозрачная, как папиросная бумага, - чуть потянул сильнее, сразу лопнет, и из дыры полезут перья, пух.
Как Михалыч ни старался осторожно снимать шкурку с галки, всё-таки в двух местах немножко кожу порвал. Впрочем, он этим не огорчился, сказал, что дело поправимо: возьмём иголку, нитку и мигом зашьём.
Особенно трудно было снимать шкурку с ног, крыльев и с головы. Собственно, в этих местах Михалыч только отскоблил пинцетом всё мясо, а кости оставил при шкурке, отрезая их в суставах. И череп оставил, аккуратно вынув из него весь мозг. Глаза тоже вынул.
- Вот первая операция - снятие шкурки - закончена, - сказал он. - Сейчас покурим и приступим к другой, самой интересной, - к набивке чучела.
Снятую с птицы кожицу Михалыч смазал кисточкой, опустив её в какой-то состав.
- Это для того, чтобы наше чучело потом не съела моль, - пояснил он. - А теперь можно вывернуть шкурку, так сказать, налицо.
Михалыч ловко просунул в разрез на груди сперва головку, потом крылья, ноги и хвост. Раз, два - и вот уже шкурка вывернута, как полагается, перьями наружу.
Радостным криком «ура» мы с Серёжей приветствовали этот ловкий трюк. Перед нами вместо окровавленной тушки и содранной с неё желтоватой кожицы снова была галка, настоящая галка в перьях, пуху, с настоящей головой, крыльями, лапками и хвостом. Только она была без мяса и без костей. Одна пустая шкурка. Теперь Михалыч вложит в неё тело из пакли, а вместо костей проволочки. Вот и получится уже совсем настоящая галка.
К этому удивительному делу Михалыч тут же и приступил. Из проволочки он сделал нечто вроде скелета, накрутил на проволочный скелет паклю, получилось туловище, такое же, как настоящее. Потом Михалыч хорошенько обмотал и связал его нитками и наконец стал очень осторожно натягивать на туловище шкурку с перьями.
Мы даже дышать боялись - ну-ка шкурка не натянется, лопнет, вот и конец всему. Но она не лопалась, а растягивалась всё больше и больше, будто резиновая, а перья на ней становились всё реже и реже, и между ними всюду просвечивала белая кожа. Особенно длинной и голой вышла почему-то шея.
Туловище тоже оказалось велико, так что шкурку на него еле-еле натянули. На огромном с редкими перьями теле как-то ненужно и сиротливо повисли два чёрных крыла.
- Ничего, ничего, засохнет, сожмётся кожа, и всё на своё место сядет, подбадривал себя и нас Михалыч. - Вот теперь только остаётся проволочку пропустить через ноги и закрепить на дощечке.
Наконец набивка чучела была закончена, и мы отошли в сторонку, чтобы взглянуть издали на плоды своих трудов.
Пришла посмотреть и мама.
- Батюшки мои! - не выдержала она, взглянув на страшное, почти голое существо с предлинной шеей, красовавшееся посреди стола на подставке. - Да это же не галка, а настоящий страус! Почему шея такая длинная и почему он весь такой странный, облезлый?
- Да, шейка малость того - длинновата получилась! - сокрушённо вздохнул Михалыч. - Оно и туловище, пожалуй, тоже велико. Вот на такую фигуру перьев и не хватило.
- А ты прилепи другие, где не хватает, - посоветовала мама. - У нас в кухне целый мешок куриных перьев. Там всякие есть - и серые и чёрные.
- Оставь, пожалуйста, свои советы, - возмутился Михалыч. - Ну, где ты видела, чтобы на галке куриные перья росли? Это только в сказке ворона в павлиньи перья рядится.
- А где ты галку с гусиной шеей видел? - не сдавалась мама. - Да ещё почти голую всю. Такое чудище и в сказке нигде не найдёшь.
Во время этого разговора в кабинет вошла тётка Дарья.
- Ужинать идите, а то всё осты… - Она не договорила и с испугом взглянула на стол. - Господи Иисусе, - прошептала она, крестясь, - ай, померещилось…
- Что тебе ещё померещилось? - сердито сказал Михалыч. - Что ты, галок, что ли, никогда не видала?
- Седьмой десяток на свете живу, - робко отвечала тётка Дарья, - а такого чудища ещё не видывала.