- Много ты понимаешь! - рассердился Михалыч. - Ну, ужинать так ужинать! - И он, встав с кресла, направился в столовую.
Диковинную помесь галки со страусом мы поставили на шкаф для просушки, поставили в тайной надежде, что кожа, подсохнув, съёжится и наше чучело примет более галчиный вид.
Но, увы, сколько оно ни сохло, ничего не изменялось, и со шкафа на нас по-прежнему кокетливо поглядывало что-то очень странное, длинношеее, похожее на какое-то допотопное существо.
Больше Михалыч ни разу не пытался украсить свой кабинет коллекцией различных птиц, и первый опыт набивки чучела, увы, оказался также и последним.
Этот день останется в моей памяти на всю жизнь. Рано утром мама собрала меня в школу: дала мне завтрак, книгу для чтения, арифметику, три тетрадки и совсем новенький пенал. Книжки и тетрадки вместе с пеналом я связал ремешками, завтрак положил в мешочек и, замирая от страха, поплёлся вслед за Серёжей в своё первое путешествие к истокам всякой премудрости-короче говоря, в школу бабки Лизихи.
Какое встретило нас чудесное утро! Светило солнце. На дорогу падали жёлтые листья берёз. Они желтели повсюду: в дорожной колее, на пешеходной тропинке, протоптанной сбоку улицы вдоль дощатых заборов. Они, как золотые монетки, были рассыпаны на лавочках возле калиток и на деревянных, давно подгнивших крылечках домов.
Жёлтые листья - на ветках деревьев, на земле и в воздухе. Казалось, весь городок был засыпан этими золотыми дарами осени.
А какие чудесные румяные яблоки выглядывали всюду из-за заборов! Как они пахли! Так может пахнуть только ранней осенью, только ранним утром, только в далёкой деревне, где нет ни фабрик, ни заводов, ни даже железной дороги, где воздух чист и прозрачен, как ключевая вода горного родника.
Как хорошо в такое осеннее утро побежать в сад, или в лес, или сбегать на речку и как ужасно идти в большой неприветливый, незнакомый дом, где живёт сердитая бабка Лизиха, идти и знать, что твоей мальчишеской свободе с этого дня пришёл конец.
Может быть, именно оттого и казались как-то особенно дороги и милы эти жёлтые берёзовые листочки, и яблоки за забором, и неяркий жиденький свет осеннего солнца.
Путь от дома до школы был очень недолгим.
Вот мы уже в полутёмной передней.
- Раздевайся скорее, вешай куртку куда-нибудь. Ну, хоть сюда, на гвоздь… - почему-то шёпотом быстро сказал мне Серёжа. - Пошли!
Мы вошли в просторную, светлую комнату, очевидно столовую. Посредине большущий обеденный стол, покрыт поверх скатерти чёрной клеёнкой. У стен ещё несколько столиков под такой же клеёнкой. И всюду, и за большим и за маленькими столами, ребята. Тут и мальчики, и девочки, и маленькие, и совсем уже взрослые. Все сидят, уткнувшись в какие-то книжки, и во весь голос зубрят каждый своё.
От этого невообразимого гвалта у меня закружилась голова и сделалось так страшно, что я тут же хотел убежать. Хотел и не мог. Какой-то столбняк напал.
Серёжа, оставив меня, быстро прошёл к столу, сел на свободный стул, в один миг раскрыл какую-то из своих книжек и тоже во весь голос начал что-то читать.
А я всё стоял у дверей, онемевший, вконец растерянный, и с ужасом оглядывался по сторонам.
- Ты что там, как столб, стоишь? Иди сюда! - раздался вдруг зычный старческий голос.
Только тут я увидел среди всей этой массы людей саму Лизиху. Она сидела в конце большого стола, седая, толстая, небрежно одетая в какую-то кофту и укутанная в тёплый серый платок.
Раньше я видел её несколько раз издали на улице.
Она бывала всегда одета в чёрное пальто до пят и в чёрную шляпу наподобие глубокого колпака.
Издали бабка Лизиха походила на какое-то мрачное привидение. Но вблизи, в домашней обстановке она оказалась не только страшной, но просто отвратительной. Мне сразу вспомнилась картинка из Брема: огромная, уродливая горилла. Вот на кого Лизиха была очень похожа.
Еле передвигая от ужаса ноги, я подошёл к моей будущей наставнице.
- А-а, Юра, Серёжин брат! - сказала она, приветливо улыбаясь, как удав, готовящийся проглотить добычу. - Ну что ж, хочешь учиться?
- Хочу, - робко промолвил я.
- Умник! Будешь хорошо учиться, слушаться - мы с тобой сразу подружимся. Сядь сюда рядом со мной, открой свою книжечку и прочитай что-нибудь, а я послушаю.
Я открыл наугад и начал читать по складам нараспев, как меня дома учила мама.
В общем невероятном гаме я сам почти не слышал своего голоса. Но Лизиха, очевидно, хорошо расслышала.
- А ты не пой, как нищий на паперти, - с ласковым ехидством сказала она. - Ты ведь в школе, а не милостыньку просишь. Правда?
От этих слов у меня все буквы запрыгали перед глазами. Я вспомнил рассказы Серёжи. «Сейчас драть начнёт!» - мелькнула ужасная мысль, и я совсем замолчал.
- Ну, что же ты? Продолжай… Да что на тебя столбняк, что ли, нашёл?
«Сейчас за уши схватит!» Я хотел продолжать чтение, но не мог - голос не слушался.
- Ну, отдохни, устал с непривычки. Небось книгу-то раз в год берёшь, всё собак гоняешь по улицам. Я молчал, ожидая чего-то ужасного. Но Елизавета Александровна отвернулась от меня в другую сторону и, кажется, забыла о моём существовании.
- Колька, ты что там в носу ковыряешь! - неожиданно на всю комнату закричала она. - Что, на руке пальцев мало? Разуйся, если не хватает.
Все ребята, сидевшие в комнате, захохотали.
- Я и не ковырял, - отозвался с другого конца худощавый черноволосый парнишка с задорным вихром на затылке.
- Поговори у меня ещё! - грозно сказала Елизавета Александровна и погрозила линейкой.
- Ну, а ты оживел? - вновь обратилась она ко мне.
Я кивнул головой.
- Погоди, я тебе покажу, как надо читать… Митенька, подойди сюда, прочитай что-нибудь.
Из-за стола встал худенький сероглазый мальчик, похожий на ангелочка, только без крыльев. Он быстро, совсем не боясь, подошёл к Елизавете Александровне.
- Что мне читать? - тихим, вкрадчивым голоском спросил он.
- Ну, вот это. - И Елизавета Александровна, взяв у меня книгу, подала ему.
Митя начал читать, правда, не очень бойко, но зато как-то умильно выговаривая каждое слово.