Паша рассердился еще больше.
- Смешно, да? А я, к вашему сведению, давно уже готовлюсь на сыщика. Все книги о них прочел. И тренируюсь целый год.
- Как же ты тренируешься? - улыбнувшись, спросил Лобанов.
- Если будете смеяться, ничего не скажу, - сухо ответил Паша.
- Ну, ладно. Больше не буду, - как можно серьезнее сказал Лобанов. - Давай выкладывай. Сначала насчет Спирина.
- Пожалуйста, - солидно начал Паша. - Однажды я пил с ним водку.
- Водку? - строго спросил Козин.
- Это я в первый раз, - покраснел Паша. - Обстановка потребовала. Я, знаете, самую малость выпил. А Спирин в дым надрызгался. Сам бледный стал, а глаза кровью налились. И тут он мне вдруг сказал, что все думают, будто он Спирин, а он Золотой. Я сразу догадался: кличка. А потом за город пригласил. Я, конечно, согласился.
- Ох, парень! - не на шутку встревожился Лобанов. - С огнем ты играл!
- Это не игра была, - строго возразил Паша. - Но только на другой день он раздумал. Видно, не очень доверял еще. А потом я одного его приятеля засек. Он однажды к нам в гараж пришел. Спирин назвал его «Колясь». А о чем говорили, узнать не удалось. Маскировка у меня еще хромает, и слух не развит, - вздохнул Паша. - Зато среди тысячи этого Коляся узнаю.
Лобанов достал несколько фотографий.
- А ну, попробуй узнай!
Паша бегло посмотрел на фотографии и, указав на одну из них, уверенно сказал:
- Этот.
- Ну и молодец же ты, Паша! - восхитился Лобанов. - Хороший у тебя глаз. И чутье хорошее. Только мой тебе совет: в таких делах частной практикой не занимайся. Для этого бригадмил есть. Самая подходящая школа для будущего сыщика. А подрастешь, иди к нам.
Паша Глаголев узнал на фотографии Горюнова. Цепь замкнулась.
По кличке и фотографии в МУРе вспомнили Спирина. Года два назад он «проходил» по одному крупному групповому делу, но за недостатком улик был оправдан. Дело это «подняли», изучили, и по нему удалось установить прошлые связи Спирина в воровской среде. По ним и начался следующий «тур» розысков.
За неделю около десятка людей было вызвано под разными предлогами в МУР и умело допрошено, к другим сотрудники сами явились на дом, о третьих только осторожно собрали сведения.
В результате по отрывочным, порой совсем, казалось бы, незначительным данным и отдельным намекам удалось установить, что Спирин скрывается у одного приятеля, на улицу выходит редко, не расстается с пистолетом и настроен чрезвычайно злобно.
Вопрос теперь заключался только в одном: как его взять. Этому и было посвящено специальное совещание у Зотова, на котором присутствовал и комиссар Силантьев.
- Операцию эту надо продумать во всех деталях, товарищи, - предупредил Силантьев. - Преступник опасный. Вооружен. И, не задумываясь, пустит это оружие в ход. А нам нельзя допустить не только жертв, но и стрельбы, паники. Ведь кругом население. Наблюдение за Спириным ведете? - обернулся он к Гаранину.
- Круглосуточно, товарищ комиссар.
- Где бывает?
- Только поздно вечером заходит в пивную. Оттуда - прямо домой. Правда, рука все время в кармане. На всем пути непрерывно оглядывается. Никого к себе близко на улице не подпустит. Стрельбу готов открыть в любую минуту.
- Днем хоть раз выходил?
- Нет, товарищ комиссар, ни разу.
- Так. Интересно. Какие же будут предложения, товарищи?
- Пока что ясно одно, - заметил Зотов. - Ночью в квартире его брать нельзя. В комнату никого не пустит. Начнет стрелять.
- А если в пивной? - спросил Сергей.
- Не годится, - покачал головой Силантьев. - Много народу кругом. И он, конечно, не один там бывает. Свалка начнется. Нет, его надо брать, когда он один и меньше всего ждет опасности.
- Но когда это бывает?… - вздохнул Лобанов.
Силантьев оглядел присутствующих и хитро усмехнулся.
- Давайте-ка учтем психологию и нервы преступника, - предложил он.
Все насторожились, догадавшись по тону Силантьева, что у него уже созрел какой-то план.
- Жизнь преступника на свободе, - издалека начал Силантьев, - можно сравнить с положением затравленного волка. Он все время находится в страшном напряжении, когда нервы натянуты до предела. Ибо он каждую секунду ждет нападения, ждет опасности. В каждом встречном он ищет врага или жертву, которая тоже может обернуться врагом. Преступники нигде и никогда не знают покоя. И вот в таком состоянии у любого из них бывают моменты невольного торможения внимания. Измотанные нервы требуют хотя бы минутного отдыха. Преступник при этом цепляется за возникшую вдруг иллюзию относительной безопасности. Вот такую минуту нам и надо подстеречь.
- Например, ночью, когда он один, - предположил Гаранин.
- Нет, - покачал головой Зотов. - Ночью он спит только одним глазом. И в темноте его обступают самые страшные мысли.
- Верно, - подтвердил Силантьев. - Очень верно. Ему нужны не ночная, пустынная улица или душная квартира, где бьет по нервам каждый посторонний шорох, а свет, солнце и толпа людей вокруг. Вот куда его потянет рано или поздно, вот где родится у него эта самая иллюзия. Поэтому план, который я хочу предложить, совсем другой. Его реализовать поручим двоим: Гаранину и Коршунову.
Все переглянулись: выбор людей говорил за многое.
- Не скрою, товарищи, план очень рискованный, - продолжал Силантьев, - но в данном случае единственно возможный.
Одно из воскресений выдалось на редкость хорошим: день был солнечный, теплый, почти весенний. Так бывает теперь в Москве. Вдруг среди зимы, в декабре или январе, выглянет яркое, веселое солнце, застучит капель, растает снег на мостовых, и кажется, что набухли и вот-вот распустятся почки на деревьях сквера. В такой день, особенно если он падает на воскресенье, москвичи спешат из натопленных, душных квартир на воздух.
И в этот воскресный день прохожие переполнили широкие тротуары улицы Горького, подолгу останавливаясь возле сверкающих витрин магазинов.
В толпе, двигавшейся от Охотного ряда к площади Пушкина, шел, жмурясь от солнца, худощавый, бледный человек с красными, воспаленными веками, одетый в поношенное драповое пальто и шапку-ушанку. Правую руку он держал в кармане.
Выйдя из метро у Охотного ряда, человек опасливо осмотрелся, затем неторопливо перешел мостовую и двинулся вверх по улице Горького. Бурлившая вокруг многоголосая толпа заметно успокаивала его. Несколько раз, правда, он, вспомнив о чем-то, вдруг весь напрягался, глаза его холодно и враждебно начинали приглядываться к окружающим, потом он резко поворачивался, будто стараясь поймать на себе чей-то упорный, сверлящий взгляд. Иногда он останавливался около зеркальной витрины и внимательно разглядывал отражавшуюся в ней улицу.