Hollywood, Charles Bukowski, Santa Rosa: Black Sparrow Press, 1989, pp. 172–174.
Тут мое самолюбие подстегнули. Из Италии приехала одна бригада телевизионщиков, из Германии — другая. Обеим хотелось взять у меня интервью. Руководили обеими дамы.
— Он обещал нам первым, — сказала итальянская дама.
— Но вы из него высосете весь сок, — ответила немецкая.
— Надеюсь, — сказала итальянская.
Я уселся перед итальянскими юпитерами. Съемка началась.
— Что вы думаете о фильмах?
— О кино?
— Да.
— Держусь от него подальше.
— Чем вы занимаетесь, когда не пишете?
— Лошадьми. Ставлю на них.
— Они помогают вам писать?
— Да. Они мне помогают забыть про писанину.
— В этом фильме вы пьяный?
— Да.
— Считаете, что пить — это храбро.
— Нет, как и все остальное.
— Что означает ваше кино?
— Ничего.
— Ничего?
— Ничего. Может, смерти в жопу заглядывать.
— Может?
— «Может» значит «не уверен».
— Что вы видите, когда заглядываете «смерти в жопу»?
— То же, что и вы.
— Какая у вас жизненная философия?
— Как можно меньше думать.
— Еще что-нибудь?
— Когда не можешь придумать ничего получше, будь добр.
— Это мило.
— Милое — не обязательно доброе.
— Ладно, мистер Чинаски. Что вы скажете итальянцам?
— Не орите так громко. И читайте Селина.
На этом свет погас.
Немецкое интервью оказалось еще неинтереснее.
Даме все время хотелось знать, сколько я пью.
— Он пьет, но раньше пил больше, — сообщила ей Сара.
— Вот сейчас мне нужно выпить, или я больше не стану разговаривать.
Принесли мигом. В большом белом картонном стаканчике, и я все выпил. Ах, хорошо! И вдруг подумал: как глупо — всем хочется знать, о чем я думаю. Лучшее в писателе — оно на бумаге. Остальное, как правило, чепуха.
Немецкая дама была права. Итальянская выпила из меня все соки.
Я теперь стал капризной звездой. И меня тревожила съемка на кукурузном поле.
Нужно поговорить с Джоном, сказать ему, что Франсин должна быть еще пьянее, еще злее, просто одной ногой в преисподней, срывает ядрышки со стебля, а смерть все ближе, и у зданий поблизости — рожи из кошмаров, они глядят сверху вниз на прискорбнейшее наше бытие: богатых, бедных, красавцев и уродов, талантов и бездарей.
— Вам не нравится кино? — спросила немецкая дама.