Вода слабо журчала в каменном желобе, профессор в старом халате задумчиво чертил палкой знаки на песке.
- Я догадался о причинах происходящего, но не имел никакого представления о его механизме. Поэтому моё предположение не имело никаких фактических подтверждений, было строго умозрительным. Во времена молодости я даже никому о нём не рассказал, коллеги в университете подняли бы смех надо мной и подумали бы, что я выжил с ума!
И вот однажды в Вайсштальберге мне приснился сон. Я увидел мир, наполненный гармонией и счастьем. Мир без войн и без преступлений, без голода и уносящих множество жизней аварий, без террористических актов и неизлечимых болезней. Мир населённый счастливыми весёлыми людьми, купающимися в доброте. Наша Земля по сравнению с ним казалась исчадием ада, обезьяной, а не человеком, копией 'Джоконды', выполненной пациентом реабилитационного центра для олигофренов, рождённых наркозависимыми матерями. И я увидел ещё кое-что.
Я увидел, как учёные их мира строили Вайсштальберг - не стены, создающие внешний образ здания, а саму суть конструкции, представляющую собой нечто вроде биологической программы и автоматизированного вируса, соединённого на уровне неизвестных нашей науке микрочастиц. В. в моём сне являлся промежуточным местом между двумя мирами, условно говоря, находящимся на границе, фактически не существующей.
И я увидел центр всей программы - двигатель, вытягивающий концентрированное зло из их мира и исторгающий его в наш.
- Ты можешь увидеть этот изумительный двигатель, - сказал Адриан Ксенофонтович и лёгким движением головы указал на стену. - В. открыл мне его.
Там куда указывал старик, на стене находилась железная лестница, ведущая наверх. На последнем этаже она завершалась единственной дверью.
- Нам лучше продолжить разговор после того, как ты сам всё увидишь.
Не раздумывая, я подошёл к лестнице и двинулся наверх. С высоты шестого этажа фигурки профессора и Феликса выглядели игрушечными, куклами, расставленными вокруг макета скалы.
Я открыл дверь и оказался на небольшой площадке, нечто вроде балкона расположенного под крышей огромного цеха, встроенного в тело В. Сначала я не заметил, но быстро увидел, что балкон застеклён и тогда ко мне пришло осознание того на что похоже это место. На диараму - вид зрелищного искусства популярного в 19-20 веках. Я находился в верхней точке находящегося внизу огромного экспозиционного зала, центром которого являлся двигатель, представляющий собой похожий на мусорный бак резервуар, наполненный разноцветной застывшей массой, с торчащими рёбрами утопленного в нём предмета - то ли металлические детские качели, то ли электропогрузчик. Вокруг 'двигателя' не имевшего ни одной двигающейся части, но снабжённого толстыми кабелями, воткнутыми сбоку в контейнер, в цехе стоял десяток бетонных саркофагов - я подумал, что это свое рода батареи, снабжающие двигатель энергией - и больше ничего. О принципе работы двигателя не возникло никаких соображений, да и в чём заключена его 'работа' я не понимал. Спустившись вниз, я высказал свои сомнения Адриану Ксенофонтовичу.
- Мне было открыто, что это антидвигатель, - сказало профессор. - Обычный двигатель оказывает влияние на окружающую среду через воздействие на него, антидвигатель наоборот работает, ничего не делая, просто находясь в определённом месте в определённой конфигурации. Чтобы остановить работу такого двигателя надо что-то изменить в нём самом, совершить над ним какое-то действия. Потому он намертво заблокирован в пространстве цеха и единственная дверь, ведущая к нему, приводит только на балкон отделённый бронестеклом и оттуда можно только смотреть, но нельзя никак воздействовать.
Верю ли я в то, что мне явилось во сне, внушённом Вайсштальбергом? У меня нет никакой другой веры, нет ничего, что я мог бы интерпретировать как-то иначе. Но мои сны это лишь мои сны. - Старик слабо улыбнулся. - Быть может то, что ускользнуло от нас стариков, откроется вам - молодому поколению исследователей В. Ведь это дивное, не имеющее себе равных место впускает к себе лишь тех, кто прожил свою жизнь, достигнув знания вещей остающихся неизвестными для большинства. В этом я убеждён абсолютно.
Разъяснение, которое было написано позже, чем первые четыре главы
Всё это время я писал 'Вайсштальберг' на двух ноутбуках. Один навечно установлен на письменном столе, второй лежит в уголке дивана. Работаю я, разумеется, на обоих компьютерах поочерёдно, утром и днём сидя за столом, а вечером перемещаясь на мягкую мебель.
Использование двух компьютеров в написании одной книги поставило передо мной проблему сохранения и передачи оригинала. Приступая в очередной раз к продолжению работы, я должен открывать самую последнюю и полную версию документа, не пропустив ни одной новой поправки. Это можно было бы делать с помощью обыкновенной флэшки, с её помощью перенося единственный текст с одного компьютера на другой, но её у меня нет.
Чтобы решить эту проблему я каждый раз совершаю довольно странную вещь - пересылаю сам себе на разные адреса по электронной почте актуальный 'Вайсштальберг', а после, входя в сеть, скачиваю их на тот компьютер, на котором собираюсь работать. Но на другом ноутбуке остаётся копия текста и ещё одна копия на почтовом сервере.
Таким образом, копии книги сохраняются на сервере почты и на рабочем столе, умножаясь в количестве, ведь я по два раза в день их скачиваю, создавая копии и оставляя на всякий случай оригиналы. В течение непродолжительного времени работы над книгой появилось уже несколько десятков документов под именем В., они размножались как крысы или как кролики, гирляндами вися на рабочем столе и в загрузках.
'Вайсштальберги' образовывали длинные галереи - ряды текстовых документов с одинаковым названием, отличающихся только номером копии, присваиваемым документу компьютером. Я периодически удалял старые варианты, но скоро уже перестал понимать, где передо мной актуальная версия, а где устаревшая и боялся ошибиться. Ведь я всё время писал и добавлял обширные куски текста, дописывая их и вставляя, меняя его ткань.
Вайсштальберг неудержимо множился, и в этом была главная проблема. Приступая к написанию текста, я часто уже не мог вспомнить о том, с каким документом работал в последний раз и часто действовал, будто играя в лотерею, случайным образом выбирая файл. Боясь, уничтожить нигде не сохранённые важные дополнения к В., я перестал уничтожать копии и тогда они полностью овладели моими ноутбуками.
Самое удивительное заключалось в том, что каждый раз обращаясь к новому варианту В., я создал множество копий, переставших быть копиями, имеюших существенные различия в структуре текста. В разных версиях одни и те же герои могли поступать противоположным образом, им снились разные сны, они попадали в совершенно иные ситуации, мысли приходившие им в голову были не похожи. Даже сами их имена изменялись - так Ксенофонт Адрианович из первой главы превратился в четвёртой в Адриана Ксенофонтовича. Фактически, в результате постоянных копирований и пересылок писавшегося текста возник сонм неканонических вариантов, своеобразных апокрифов Вайсштальберга. Причём вариант, называемый мной каноном, каждый день становился им, когда я открывал документ и работал над ним, а после закрытия снова переходил в разряд апокрифов, дожидающихся своего Автора и признания.
Число вайсштальбергов во вселенной росло, тем не менее, оставаясь небольшим относительно её размеров. Но из всего этого вытекала куда более серьёзная проблема, значение которой сложно оценить. Дело в том, что изначально я договорился сам с собой об онлайн-публикации текста сразу по мере написание новых глав. Теперь же я перестал разделять оригинал и копии, и все копии превратились в оригиналы. Поэтому, публикуя готовые главы в интернете, я брал их из тех вариантов книги, какие попадались мне под руку в тот момент. Это обусловило судьбу книги, которой отныне было суждено стать собранием глав случайным образом взятых из разных книг, схожих только названием и общим течением текста. Конгломерат, образованный соединением десятков частей взятых из альтернативных миров.
Мне бы хотелось, чтобы читатели учитывали этот факт. Существует уже более ста других 'Вайсштальбергов', находящихся как бы в параллельной творческой вселенной и каждый В. похож на другой В, но не есть он, обладая неповторимой уникальностью.
5 Некромаяки
Проснувшись утром, я смотрел в окно и убеждался, что В. снова изменил положение в пространстве. Он, то оказывался на дне живописной зелёной долины, то вдруг стоял на пустынном острове и капли морской воды падали на его стены от ударов прибоя. Я видел тюленей, лежащих на краю низко дрейфующего айсберга, видел стаи птиц, сидящих на гнёздах в расщелинах высоких скал, видел обезьян, с криками носящихся по джунглям, видел дельфинов, весело несущихся по волнам. Но я никогда не видел людей, словно Земля Вайсштальберга была необитаемой планетой, в точности совпадавшей физически с нашей Землёй, но совершенно безлюдной.
И всё же В. находился на Земле. Ведь я пришёл сюда именно оттуда, пришёл своими ногами, а не прилетел в космическом корабле или посредством таинственной машины, перемещающейся между параллельными мирами. Также и другие местные обитатели - они не были ни инопланетянами, ни представителями альтернативной реальности, при всей своей необычности они были людьми.
Будучи человеческими существами, мы нуждались в элементарных вещах, поддерживающих наше существование. Как и сказал профессор, рядом с лестничными клетками находились заброшенные кухни, а в них старые продуктовые запасы. В изобилии присутствовала мука, гречка, макаронные изделия и консервы. Конечно, мой рацион был постным, гастрономически аскетичным, но умереть с голоду было невозможно.
Выложенный фаянсовой плиткой душ и туалет имелись как минимум на каждом этаже, правда вода текла тонкой струйкой, ей не хватало напора.
В первых трёх этажах здания почти не работало электричество. Вечерами я читал при свете керосиновых ламп, а еду готовил на примусе. Это придавало жизни черты стимпанка, словно я из 21 века попал в конец 19-го, ещё мало знакомого с электричеством.
Когда на В. опускалась ночь, я выглядывал в окно, стремясь уловить миг очередного перемещения, но видел только темноту. Иногда в ночи зажигались тусклые огоньки, опоясывающие здание. От них веяло тоской и мертвечиной, про себя я звал ночные огни 'кладбищенскими'.
Феликс, иногда приходивший ко мне, чтобы поболтать и поделиться новыми открытиями в исследованиях, сказал, что это некромаяки - магические объекты, созданные для фокусирования тёмной энергии.
- Самая крупная некросеть - советская, - рассказывал американец. - Такого количества мемориалов, использующих мертвецов для нагнетания силы, нет нигде. Жрецы высших орденов облетают цепочки маяков на самолётах, собирая конденсат в специальные накопители для продажи на мировых рынках. А простому народу говорят про высокие цены на нефтегаз, якобы лежащие в основании стабильности российской системы. На самом же деле основной тайной строкой дохода бюджета является торговля чёрной энергией, извлечённой из чувства боли миллионов людей, замаскированными под военные памятники некромаяками.
Я их называю маяками иносказательно, скорее они похожи на батареи, сложенные из железобетона вперемешку с мёртвыми телами. Они вытягивают и накапливают плохую силу, взращённую на чудовищных моральных страданиях, опустошённостях, негативных эмоциях. Нам в В. ночью они и вправду кажутся сигнальными огнями, но мы не способны их достичь, для нас эти маяки ложные. А вот силы вселенского зла, живущие в пустоте, где кончаются галактики, привлечённые большим количеством некрообъектов, накаченных ужасом, могут однажды и обратить внимание на их тусклое свечение. Это не ставится целью магической работы и с неизбежностью приведёт к катастрофе человеческой цивилизации, однако цена полученной пользы высока, а мысли о будущем заслоняются сиюминутной выгодой.
- А как используется тёмная энергия? - спросил я.
- О, это важнейший ресурс на международном рынке посвящённых. Самое главное, что делают с его помощью - это коррекция ауры человека, приводящая к устранению потенциальных болезней и несчастных случаев. Один сеанс гарантирует год безопасной жизни. По сути это временный билет в бессмертие и очень дорогостоящая услуга, требующая много тёмной энергии и работы высших магов. Богатеи готовы на значительные материальные затраты ради продления своих длинных жизней.
- Почему же маги в США вместо того, чтобы закупать чёрную энергию в России не установят у себя более мощные некромаяки? К чему эта расточительность?
Феликс немного помедлил, а после заговорил, тщательно подбирая слова:
- Всему виной побочные эффекты, вызываемые данными магическими объектами. Вытягивая боль, они не делают её меньше, наоборот, на ментальном уровне они выглядят как длинные стеклянные копья и пилы, тянущиеся из монументов к людям и терзающие их ментальные тела, отчего люди болеют, испытывают помутнения рассудка, галлюцинации. Человек видит, как чёрная тень ложится на окружающий мир, и его сердце тоже становится чёрным. Воля подавляется, интеллект деградирует, процесс мышления замедляется. Вы никогда не чувствовали, как ваша мысль по непонятной причине вдруг распадается, ещё не успев сформироваться, как мозг вдруг натыкается на какой-то невидимый внутренний барьер и будто по команде отключает целые участки, делая вас ленивым, нелюбознательным, приземлённым, мелочным, грубым? Таковы симптомы воздействия некромаяков. Их ментальные атаки создают малопригодную для жизни атмосферу и потому в цивилизованных странах действуют строгие ограничения, регламентирующие их разрешённое количество.
- Какая гадость! Неужели весь этот духовный морок над бывшим СССР является побочным эффектом длительного магического эксперимента? Я думал, что памятники на братских могилах служат увековечиванию их жертв, а не продолжению жизни кучки престарелых миллиардеров.
- Можно смотреть на ситуацию с той точки зрения, - Феликс примиряюще поднял руку, - что это необходимое зло. Чтобы майнить криптовалюту нужны компьютеры и ферма, чтобы собирать тёмную энергию нужны некромаяки и люди. В любом деле неизбежны энергозатраты, даже если целью является производство энергии. Мы добываем из недр земли нефть, и часто она наносит вред природе, но это тоже необходимое зло, ведь мы нуждаемся в нефти. А Россия нуждается в деньгах. - Маг пожал плечами, словно показывая, что каждый принимающий решения должен сам нести за них ответственность.
Я вспомнил мрачные советские военные памятники и чувство унылой тоски, молчаливый холодный гранит постаментов и стен, развевающийся на ветру факел горящего газа, растущий прямо из огромной бронзовой пентаграммы, вспомнил выражающие злобу и безумие бетонные лица на барельефах, и мне стало не по себе.
На третьем этаже Вайсштальберга в изящном кабинете, где стояла деревянная конторка с сотнями нумерованных ящиков и письменный чиппендейловский стол, а на стене висела репродукция знаменитой картины Тёрнера 'Восход с морскими чудовищами', вскоре после разговора с Феликсом я обнаружил рукопись. Короткий рассказ, написанный идеальным каллиграфическим подчерком на длинном листе бумаги, в экспрессивном стиле повествовал о последних временах человечества, когда массовое духовное помутнение завершилось трагедией, как будто маяки, созданные для привлечения внимания Дьявола, к всеобщему несчастью, наконец, добились поставленной цели. Зачем В. мне показал этот рассказ, я мог только догадываться. Привожу здесь его текст полностью.
'То в будущем
И когда Он снял шестую печать, я взглянул, и вот, произошло великое землетрясение, и солнце стало мрачно как власяница, и луна сделалась как кровь. И звезды небесные пали на землю, как смоковница, потрясаемая сильным ветром, роняет незрелые смоквы свои. И небо скрылось, свившись как свиток; и всякая гора и остров двинулись с мест своих. И цари земные, и вельможи, и богатые, и тысяченачальники, и сильные, и всякий раб, и всякий свободный скрылись в пещеры и в ущелья гор...' Откровение святого Иоанна Богослова
В тот год повсюду славили Сатану. Старая христианская религия давно лежала в руинах самоослепления и предательства. Пришло время Антихриста.