Салли покачала головой.
— И в мыслях не было их винить, — согласилась она.
Наоми все еще не выпускала ее руку из своей. Салли раздумывала об этой беседе по душам.
— Не могу просто так взять и поставить точку в разговоре, вот в чем проблема.
— Понимаю, — ответила Наоми. — И всегда завидовала тем, кто обладает этим даром.
— Я тоже, — в тон ей ответила Салли.
— Если бы мы могли подружиться, невзирая на это. Если бы мы могли разговаривать. О самых-самых сокровенных вещах. О тайнах.
Она, что же, подводит меня к главной теме, мелькнуло у Салли в голове.
Официант подкатил сервировочный столик с пирожными, они взяли трубочки с кремом.
— Я говорила тебе об Эллисе и этих его окаянных часах, — не без гордости сообщила Наоми. — То есть рассказала тебе о том, о чем еще год назад бы не посмела.
— Понимаю, — ответила Салли.
Теперь ее рука, до сих пор выступавшая в роли пассивного объекта преклонения, крепко сжала руку Наоми. Оркестр в это время затянул «Розу Трали», а сидевшие за соседним столиком четверо офицеров Шотландской гвардии расхохотались по поводу оплошности своего отсутствующего товарища.
Дамы с «Архимеда» явились в «Сакре-Кёр» встретиться с Кэррадайн и ее супругом. Рана его заживала, однако он еще не был готов к переводу в госпиталь в Англии. За исключением палаты для раненых, подлежащих длительному лечению, как лейтенант Кэррадайн, порядка в «Сакре-Кёр» не было. Под сенью пышных пальм «Бо Риваж», где египетский оркестр исполнял во время чаепития милые сердцу английские баллады вперемежку с колыбельными и всякими пустячками, временами попадались австралийки или британки, которые, в явном меньшинстве по сравнению с санитарами, работали парами или в одиночку на борту тех самых военных транспортов, что перевозили солдат, пытавшихся прогнать охвативший их ужас беззаботно-веселыми английскими песенками, к голой каменной громадине под названием Галлиполи. А по пути назад… ну, а по пути назад они уже знали и понимали, что к чему.
Начальство теперь настаивало на том, чтобы они целых два дня провели, роскошествуя в «Бо Риваж». Поскольку данный сестре обет дружбы не превращал ее в рабыню Наоми, Салли поселилась в одной комнате с Онорой. Им объявили, что «Архимед» в их отсутствие на борту каким-то образом подремонтируют, но не уточнили, как именно. Салли и Оноре по чистой случайности досталась комната, предназначавшаяся для офицерского состава, с балконом и видом на море. Лето только начиналось, воздух был прозрачным, к завтраку восходящее солнце огромным шаром повисло над побережьем. Их ждал еще один сюрприз — сервис включал и конные прогулки вдоль берега. Была возможность и выезжать на пикники в ботанический сад, и прогуливаться в обществе британского офицера службы армейского просвещения, таким образом, белые пятна их фермерского австралийского кругозора мало-помалу закрашивались. Предусматривались и купанья, организуемые службой Красного Креста. Ну, и thé dansant во второй половине дня — к этим сборищам они прямо прикипели душой и никогда не пропускали.
Как выразилась однажды за завтраком Онора, кто знает, когда им еще выпадет возможность осматривать александрийские древности с экскурсоводом, имеющим за плечами Оксфорд или Кембридж? Онора заявила, дескать, на нее градом обрушились исторические даты. Но при всем при том… Ездить приходилось в обычных, запряженными лошадьми повозках — дюжина медсестер и более полусотни солдат. Как говорила Фрейд, тех, кто прошел Галлиполи, вычисляешь сразу. Есть у них в глазах некая, лишь им одним присущая настороженность. Разговаривают негромко, сдержанно, без подчеркнутого стремления выставить себя напоказ. И уж ничем не похожи на эдаких развеселых отпускничков.
Все спешились вблизи Восточного порта, откуда их повели к расположенным чуть западнее развалинам храма Серапеум. Худощавый офицер службы армейского просвещения призывал их представить себе великолепное, украшенное барельефами мраморное здание храма, каким оно представлялось посещавшим его верующим или же просто современникам — каким-нибудь торговцам из Туниса или Судана, зашедшим побеседовать и отдохнуть в тени огромного храма. Потом снова к экипажам, теперь на очереди мавзолей Александра, мавзолей Птолемея и храм Посейдона, где собирались купцы и мореходы со всей античной Греции и Рима.
Последним пунктом программы того дня была Помпеева колонна. Салли ощутила знакомый многим туристам стыд от того, насколько все же быстро человек способен пресытиться созерцанием древностей, пусть даже непревзойденных в своем великолепии, — все эти колонны, пьедесталы, капители. Целая группа собралась у каменного столба, причисленного их худощавым гидом к коринфскому ордеру. Колонна, как пояснил гид, была воздвигнута в честь римского императора Диоклетиана, избавившего город от голода, префектом Александрии Помпеем. Какое-то время все расхаживали вокруг возвышенности, где стояла колонна, бросая оценивающие взгляды на очень типичного сфинкса и тщетно пытаясь охватить разумом древность и величественную значимость каменных изваяний.
Подошедший офицер осведомился, не с «Архимеда» ли они. И если да, то что они думают по поводу того, что судно перекрашивают в черный цвет.
— В черный цвет? — недоверчиво переспросили его.
— Да, его собираются приспособить под транспорт для перевозки войск — в плавание он отправится уже черным.
Офицер убедился, что они не в курсе этих изменений и вообще с трудом его понимают.
— Не волнуйтесь, все это — временные меры, насколько я понимаю.
Вернувшись в Восточную гавань, где стоял «Архимед», они увидели, что египтяне-рабочие облепили корабль со всех сторон и усиленно замазывают красные кресты. Были откинуты и крышки нижних люков, через которые обычно загружали продовольствие, а сейчас через них под уздцы вводили мулов и лошадей. По трапам поднимались солдаты в полной боевой выкладке и с оружием. Опираясь на поручни, сверху на них с хозяйским видом смотрели уже поднявшиеся на борт солдаты с винтовками за спиной. А медсестры-то до сих пор считали корабль своим.
Когда медсестры, скинув пропыленные во время утренней экскурсии жакеты, пили чай в гуще царившей на борту неразберихи, явился сержант Кирнан и объявил, что в гостиной их ждет полковник. Сестры немедля отправились туда. Когда они входили, полковник кивком приветствовал каждую. Там же находились Феллоуз и присланный на замену Хуксу хирург, рядом стояла Митчи и еще одна старшая сестра из недавно прибывших — дама, начисто лишенная индивидуальности.
Все расселись, и полковник объяснил, что на время «Архимед» будет использоваться для переброски живой силы. Такое решение продиктовано военной необходимостью. Он рекомендует всем медсестрам оставаться на берегу до тех пор, пока командование не примет решение о возврате судну первоначального статуса плавучего госпиталя.
Неттис тут же задала вопрос по существу:
— Это правда, что находятся на борту военных транспортов и медсестры?
— Таких немного, — ответил полковник. — Одна-две на корабль. Очень много добровольцев.
Пожелал высказаться и капитан Феллоуз. Полковник кивком дал согласие.
— Вы имеете право покинуть корабль, — сообщил он. — Полковник по понятным причинам не может высказать свое мнение, но я выскажу. Я считаю, что так скоропалительно менять статус корабля — это безрассудство. На период этого рейса мы заменим вас на квалифицированных санитаров. Я слышал, как один из офицеров штаба заявил, что они — кто эти пресловутые «они», я не знаю, — не рассматривают возможность вашего пребывания на борту на период этого рейса. Так что подождем и посмотрим, что будет дальше с «Архимедом».
Когда полковник и хирурги уходили из гостиной, сестры встали — пребывание среди военных давало себя знать, все освоили правила соблюдения воинского этикета. После этого Митчи призвала всех сесть.
— Я могу сказать только, что это — безумие, — заявила она, словно оправдываясь за вышестоящих. — Существует риск нарваться на вражеские подводные лодки — корабль-то теперь без красных крестов.
— Именно, — веско подтвердила недавно прибывшая старшая сестра, будто кто-то собрался оспаривать сказанное Митчи. — Это необходимо принимать во внимание.
— Наше компетентное командование, — продолжала Митчи, — рассчитывает, что корабль, как транспортное судно, доберется до Дарданелл, выгрузит там людей, лошадей и мулов. После этого «Архимед» снова станет плавучим госпиталем — ему вернут красные кресты. Взяв на борт раненых, он отправится сначала в Мудрое, потом в Александрию. Разумеется, все это — авантюра, и никто из вас не должен в ней участвовать.
— Но вы-то сами поедете? — осведомилась Онора.
— Наше положение несколько иное, — сказала Митчи. — Мы нужны, чтобы руководить санитарами, которые — о чем я рада вам сообщить, — нас побаиваются. Но на остальных, то есть на вас, это не распространяется.
Но всем, разумеется, сразу же стало понятно — и по глазам Митчи, которые она торопливо опустила, проговаривая последнюю фразу, и по тому, как многозначительно все переглянулись, — что и им всем тоже придется отправиться в этот рейс.
Они прождали весь день. Наконец погрузка лошадей, мулов и боеприпасов для ирландских стрелков завершилась, солдаты расселись на палубе, покуривая и переругиваясь друг с другом со страшно резким и непривычным акцентом. Они дали выход своему недовольству — недовольству людей, только что закончивших тяжелую работу и понимающих, что не за горами работа еще тяжелее. И эта солдатская масса — сплошные ремни да винтовки — тяжело бухала коваными ботинками по верхней палубе плавучего госпиталя. Один из проходивших мимо солдат обернулся и, заметив медсестер, вместо того, чтобы захлопать в ладоши или во весь голос — поприветствовать их, как это делали другие солдаты, оказывавшиеся на борту «Архимеда» до этого, — вульгарно загоготал.
— А вот и наши гребаные девочки-хористочки!
Кирнан тут же направился вслед за солдатами, провел их дальше, по ходу объясняя, что они на корабле — гости и это не их судно. Они в ответ посоветовали ему — как они выразились, — идти на хер. И их хамство воцарилось на борту «Архимеда». И все же солдатню под командованием их офицеров и сержантов тактично, но решительно перевели на тот участок судна, откуда трудновато было нарушать судовой режим. С наступлением сумерек «Архимед» отошел от причала, несколько раз прогудев на прощание. Даже «Карравонг», и тот куда торжественнее покидал гавань Маклей.
Доктор Феллоуз прошелся по госпитальной палубе, где был восстановлен порядок.
— Все кони на грузовой палубе, — сообщил он.
Вчера вечером для них успели соорудить конюшни и погрузить. А как быть с конским навозом? Не повлияет ли он на стерильность? Медсестры спустились вниз, увидели стоящих рядком в конюшнях мулов и даже решили угостить лошадей сахаром. Они увидели повозки и высокие, по плечо, зеленые ящики с патронами, загадочно пронумерованные. Молодые конюхи в форме цвета хаки бросали на медсестер взгляды изголодавшихся по женскому полу мужчин. Подобные взгляды можно встретить только в однополых сообществах, но никак не в городах.
На верхней палубе сержант Кирнан и несколько санитаров натягивали канаты от поручней, расположенных в глубине судна, к главным, чтобы отвечавшие за склад боеприпасов солдаты не ходили по палубе правого борта. Наконец временное ограждение было готово, и санитары, привалившись к стенам, закурили или стали свертывать тонкие цигарки. Смеркалось.