— Узнаешь?
— Товарищ Федоров?
— Он самый. Что это ты здесь делаешь?
— На посту, товарищ командир, — пролепетала она.
— А почему ревешь?
— Та я, товарищ Федоров, не реву. Я ничего, — и заплакала еще сильнее. — Ой, простите, товарищ командир. Не можу я. Темноты дуже боюсь. И одна боюсь.
— Лагерь охраняешь, что ли?
— Да.
— Ну, получай свое оружие, идем.
Надо было этого постового как следует распечь. Но, мне девочка напомнила чем-то старшую дочь Нину Представил себе ее в первый раз ночью, в полном одиночестве, в заснеженном лесу…
— Как зовут? — спросил я.
— Валя.
— Когда спрашивает командир, надо назвать фамилию.
— Я, товарищ командир, знаю. Так как-то вышло… Проценко Валентина… Из первого взвода. Санитарка.
— Сколько лет?
— 1925 року.
Ну, так и есть, ровесница моей Нины… Когда я привел ее а штаб и рассказал о случае Николаю Никитичу, он вызвал Громенко и спросил, как получилось, что на серьезный пост он направил ребенка. Взводный удивленно ответил:
— Боец Проценко на хорошем счету. Замечаний не имеет. Отличница по стрельбе.
— Ладно, идите. Обеспечьте пост надежным человеком…
Громенко повернулся и пошел, но Валя продолжала стоять.
— Чего тебе еще? — спросил Попудренко.
— Вы меня, товарищ командир, накажите, но бойцам, пожалуйста, не рассказывайте, за что.
Однако скрыть этот случай не удалось. То ли взводный рассказал, то ли сама Валя не удержалась и поделилась с подругами. Долго еще вспоминали в отряде, как «защищала» лагерь Валя Проценко. А вспоминая, конечно, хохотали.
По прошествии нескольких месяцев Валя очень изменилась, возмужала, окрепла в боях. Она и сама не могла без смеха вспомнить этот случай.
В тот год преждевременно кончилось детство миллионов наших мальчиков и девочек. Родине понадобились и их силы.
Ночью Рванов подготовил приказ. Его сразу не подписали. Решили ждать Бессараба. Он обещал приехать к девяти утра. Но вот уже десять. Николай Никитич припомнил, что месяц назад просил командиров прислать списки членов партии. Все прислали, один Бессараб не пожелал. Он не отказался, а волынил, откладывал. Когда же Попудренко как секретарь обкома строго потребовал выполнить свое указание, Бессараб проворчал, что вот нет ему покоя. Он и в лесу себе не хозяин…
Не так уж нам требовалось согласие Бессараба. Не демократии ради ждали мы его решения. Понимая, что он в душе сопротивляется, мы захотели узнать, как далеко он пойдет. И зачем, до поры, применять средства принуждения? Может быть, одумается человек, поймет, что стоит на неверном пути.
В одиннадцать утра, убедившись, что Бессараб не приедет, я приказал оседлать лошадь и выехал вместе с комиссаром и группой бойцов.
— Ну, хлопцы, будем удельного князя усмирять, — пошутил я.
На подступах к лагерю Бессараба постовой пропустил нас по знакомству. У него, как потом выяснилось, было указание: всех, кто приедет из областного отряда, задерживать. А если будут лезть, — поднять тревогу. Но, видимо, Бессараб не думал, что поеду я сам. Увидев Меня, часовой, рейментаровский колхозник, признал старого знакомого — секретаря обкома. Улыбка расплылась на его физиономии. Он даже сделал попытку стать во фронт и прижал руку к шапке. Так, без тревоги, мы въехали в лагерь и застали его в мирном, полусонном состоянии.
Тихое, зажиточное поместье. На веревках, протянутых между деревьями, сушится белье: рубахи, портянки, даже простыни. С другой стороны на сучьях висят бычьи и бараньи туши. На земле сидит и разделывает только что зарезанного кабана молодой парень. Туш много, куда больше, чем в областном отряде. А у нас народу втрое больше, да и хозяйственник наш Капранов дело свое знает.
Над кухней вьется дымок, и такой приятный дух идет, что мой адъютант, скосив в ту сторону глаза, облизнулся.
Подъехали к кухне. Просторная, высокая землянка. Большой стол. На столе — гора жирных мясных котлет. Хозяйничает там какой-то молодой партизан и две поварихи. Одна из них прехорошенькая, задорная девица Леночка. Меня она узнала и приняла горделивую позу.
— Хорошо живете, — сказал я, показав на котлеты.
— Да, не по-вашему, — бойко ответила Леночка.
— Ишь, как вас Бессараб под свою дуду выдрессировал. Ну, ладно, пойдем до него в гости. Где он тут живет?
Леночка землянку показала, но вслед крикнула:
— Ничего у вас не выйдет!
При входе в землянку встретил нас Степан Остатный — заместитель Бессараба. Он смерил меня взглядом исподлобья. На приветствие ответил кивком. Но в землянку пропустил. Там было грязновато. На столе в беспорядке валялись бумаги, вперемешку с кусками хлеба и разломанной картошкой. Пол закидан окурками. Скамьи и табуреты стояли где попало. Видать, как сидели вечером, совещались, так все и бросили. К приему «гостей» не готовились.
За ситцевой занавеской спал «сам». Наш приход его разбудил. Остатный счел нужным объяснить:
— Поздно вчера легли.
Из спальни откликнулся женокий голос:
— А ты не оправдывайся, не в милиции.
Бессараб вышел из-за занавески. На наше приветствие он буркнул что-то неопределенное.