В землянку вошли еще двое приближенных командира. Ян Полянский и Школяр. Они приняли вызывающие позы.
Не дождавшись приглашения хозяев, я сел на табурет, спросил:
— Какое же вы, товарищ Бессараб, приняли решение? Мы вас все утро ждали. Нам ведь очень важно узнать результаты ваших размышлений.
Молчит, сопит, даже лицо не поворачивает.
— Я к вам обращаюсь, товарищ Бессараб. Вы что же думаете, свататься мы приехали?
Вместо него ответила жена:
— А кто вас звал? Езжайте, не держим.
— Это что ж, ваш заместитель, а, товарищ Бессараб?
— Да, заместитель. Вам какое дело.
Я не удержался, сказал несколько серьезных слое. Взвизгнув, она выбежала из землянки.
Медленным движением Бессараб задрал гимнастерку, потянул из кобуры пистолет. Пришлось выбить из его рук оружие. Бессараб деланно рассмеялся. Потом сел.
— Я, — сказал он, — пошутил. — И потом серьезно: — Нечего, ватого-етаго, к чужой славе примазываться.
— А что это у вас за слава? Сидите и колхозников объедаете. Товарищ Яременко, — попросил я комиссара, — пока я тут беседую с начальством, соберите, пожалуйста, весь личный состав отряда.
Бессараб удивленно молчал.
— Ну, что ж, давайте, говорите, что у вас за слава, — повторил я, когда Яременко вышел.
Впрочем, было понятно, о чем Бессараб говорит. Как ни мало сделал за это время областной отряд, все-таки нет-нет, да и раздастся на дороге взрыв. То мост обвалится, то грузовик на мине взлетит, то слышно, староста-предатель исчез бесследно; группа немцев с разбитыми головами валяется в поле.
В окружающих селах знали, что еще до прихода немцев Бессараб, по указанию райкома партии, сколачивал отряд. И люди в его отряде были все местные. То и дело заходили к родственникам, к знакомым. И всю деятельность стоявших в этих лесах отрядов и групп население принимало за работу партизан Бессараба.
— Выкладывайте, не стесняйтесь, — тянул я из Бессараба ответ.
— Я действовал на фланге 187-й дивизии… У меня, ватого-етаго, благодарность командования…
Тем временем Яременко собрал человек двадцать. Выстроил их возле штабной землянки.
Мы вышли. Я заставил и Остатного, и Школяра, и самого Бессараба тоже примкнуть к строю.
— Отныне, товарищи, — сказал я, — все отряды, дислоцирующиеся в этом лесу, сливаются. Таково решение обкома партии и областного штаба. Таково требование жизни. Желающие высказаться есть?
Бессараб двинулся было вперед.
— Подождите, с вами мы уже вдоволь наговорились. Ваше мнение известно.
Выступили Школяр, Полянский, еще один товарищ, которого я до сих пор не знал. Все, будто по шпаргалке, говорили, что слияние приведет к гибели. Что запасы быстро истощаются, скоро нечего будет есть. Отряды, слившись, потеряют главное преимущество партизан — подвижность и возможность прятаться. Гнуснее всех выступил Полянский.
— Да что говорить, — распинался он, — нам ясно, для чего все это затеяли. Нам-то все понятно. Обкому нужно отсидеться. Обкому нужна охрана. Своих мало, да свои-то все городские, того и гляди заблудятся в трех соснах… На чужом горбу в рай хотите прокатиться.
Пришлось митинг прекратить. Яременко разъяснил партизанам цели объединения, напомнил бойцам, что такое партизанская и партийная дисциплина. Я прочитал перед строем приказ:
— Районный отряд, созданный по инициативе райкома партии, с сего числа влить в объединенный партизанский отряд и отныне именовать третьим взводом. Командиром назначаю Бессараба, политруком Гречко; Полянский отчисляется в распоряжение штаба отряда.
На этом митинг кончился. Бессарабу я предложил явиться завтра для доклада. Полянского взял с собой. Пистолет я Бессарабу вернул, но перед этим объяснил, что оружие партизан получает для борьбы с врагами Родины, а не для баловства и глупых угроз.
Так бесславно кончилось существование «удельного княжества» и началась боевая жизнь третьего взвода.
Вечером все командиры получили приказ, в котором предлагалось слить воедино Областной, Корюковский, Холменский, Рейментаровский, Перелюбский отряды, а также отдельные группы окруженцев, вставших на путь партизанской борьбы.
Объединенный отряд именовать с сего числа партизанским отрядом имени Сталина.
Приказ вступил в силу. Я стал командиром довольно значительного партизанского отряда.
Произошло это не вдруг. Еще в Чернигове обком партии поставил меня во главе областного штаба партизанского движения. Но говоря по совести, штаба этого пока не существовало. Партизанское движение, а вернее организованные партизанские отряды были во всей области. Однако руководить ими оперативно, как это надлежит штабу, пока не представлялось возможным.
Нужно было прежде всего взяться за организацию областного отряда. Отдать приказ мало. Надо делом доказать, что не зря объединились. Надо головами немцев, взорванными мостами, разбитыми гарнизонами врага доказать… Мне же лично предстояло еще завоевать у товарищей командирский авторитет.
По сути, никогда в жизни я не был командиром самостоятельной воинской части. После гражданской войны некоторое время командовал взводом в железнодорожном полку. Но прошло с тех пор чуть ли не двадцать лет. Да и какое может быть сравнение? Там я каждый день отчитывался перед опытными командирами, там была стройная, продуманная организация, давно установленный порядок. Боролись мы в то далекое время с незначительными бандитскими шайками. Но кое-какие знания из тех, что получил в 1920 году в кавалерийской школе, и теперь пригодились. Кое-что вспомнил из боевой практики, кое-что отложилось из тех военных сведений, что получал во время краткосрочных лагерных сборов…
Не без колебаний принял я на себя должность командира. Думал, не отразится ли отрицательно повседневное оперативное руководство отрядом на главной моей работе — секретаря подпольного обкома партии? Попудренко уже испытал на себе такое совместительство. Оно пришлось ему не по душе.
Попудренко был неправ, подвергая сомнению возможность широкой массовой партийной работы. Пусть не сразу, но мы должны охватить своим влиянием всех коммунистов и комсомольцев, оставшихся в области, наладить руководство ими. Для этого нужно еще очень много сделать!
Но обком, все члены его пришли к единогласному решению: прежде всего надо укрепить отряд.
Это было, конечно, верно. Надо приниматься за работу. Вопросов несметное количество. Охотников поговорить, посоветоваться, даже пошептаться — сколько угодно. А некоторые приходят и требуют: «Раз ты командир — Дай! Дай оружие, дай боеприпасы, дай людей, дай продовольствие!»
Надо было в первую очередь точно распределить функции, надо было каждому дать задание. Подобрать кадры — вот с чего следовало начать.
В легальном обкоме, в мирное время, изучение и подбор руководящих кадров — большой коллективный труд. Раньше чем бюро обкома рекомендует того или иного коммуниста на руководящую должность, к нему долго присматриваются, выслушивают мнение товарищей о его способностях, знаниях, честности. Взвесят все «за» и «против». Чтобы переменить работника или снять по непригодности, тоже нужно время, и немалое.
И это, разумеется, правильно. В мирных условиях иначе нельзя. А в партизанских условиях? Изучать надо, принципы те же — наши, большевистские принципы. Но каждый раз собирать обком, чтобы утвердить того или иного товарища, невозможно.
— Назначили Рванова начальником штаба. Почему Рванова? Есть старые, опытные партийные работники. Черниговцы. Есть секретари райкомов, председатели районных советов. И вдруг, пожалуйста, какой-то двадцатичетырехлетний мальчишка. Лейтенант. Подумаешь, специалист! Прежний начальник штаба Кузнецов — и тот был капитаном…