Буханов говорит:
— Это глупо. Канализация не работает уже несколько месяцев. Вы ребята молодые, вам жить и жить. Вам надо еще столько немцев уничтожить. Это предрассудки. А как слесари, которые ремонтируют? Нет, бросьте дурака валять!
Мы все-таки проверили другие выходы и убедились, что там сторожат.
Буханов говорит:
— Это меня, гады, дежурят. О вас уже сложилось убеждение, что вы задохнулись в дыму.
Иван взял в руку гранату и решительно двинулся к краю трубы. Но Буханов вцепился в него и потащил обратно. Так разозлился, что хотел Ивану морду набить.
— Ты, — говорит, — молокосос. Ты должен меня слушать: я отец семейства и опытный человек. Я буду командовать!
Взял Ивана в оборот, и, смотрю, Иван поддался. Тогда я тоже решил, что лучше послушаться Буханова.
Эта канализационная труба хотя и довольно сухая, но ползти было нехорошо. Все-таки аромат. Мы ползли, наверное, час. Выползли в болото. Там еще хуже, чем в трубе. Хоть и мороз, но корочка проваливается. Хорошо еще, что мы были в сапогах.
Но когда мы вошли в лес, такая охватила радость. Не потому только, что спаслись. Нет, главное — провели этих гадов.
Мы обтерлись снегом и пошли в лагерь, а Буханов домой — в Корюковку».
Вот и весь рассказ Пети Романова. Через несколько дней после этого приключения он снова пошел с листовками в Корюковку. Он хотел их разбросать тем же способом. И был очень огорчен, когда узнал, что немцы завалили все входы в тоннели и трубы завода.
Радионовостями у нас ведал Евсей Григорьевич Баскин Каждое утро на перекличке, перед строем, он читал сводку Совинформбюро. Потом пересказывал последние известия и содержание важнейших статей. Баскин был у нас популярен не меньше радиодиктора Левитана.
Когда он ловил в эфире хорошие новости, сообщения о победах Красной Армии, то прежде всего бежал к нам в штаб. И мы сами шли по землянкам: уж очень приятно поразить и обрадовать товарища хорошей новостью. Мне потом рассказывали, что в советском тылу, узнав об освобождении большого населенного пункта, люди выбегали на улицу поделиться с прохожими.
У нас не было прохожих. Но и в лесу каждый хотел первым передать другому хорошую новость. Увидишь — какой-нибудь боец в глубине леса обтесывает бревно, обязательно окликнешь:
— Эй, товарищ, слышал новость?
Помню 13 декабря. Вьюга, мороз градусов двадцать. Днем узнали, что каратели уничтожили Рейментаровку и заняли Савенки. Настроение у людей неважное.
Во втором часу ночи вбегает Баскин.
— Алексей Федорович, Николай Никитич, товарищ Яременко! В последний час!! Под Москвой разгромлено несколько немецких дивизий. Фрицы драпают полным ходом.
Что тут, было! Мы, конечно, перебудили весь лагерь. Подняли пистолетными выстрелами, как по тревоге. Люди обнимались, кидали вверх шапки. Капранов выдал сверх обычной нормы по стопке и даже не ворчал. Разошлись только часа через два.
По какой уж там сон! Разговоры, мечты. По всему видать, инициативу взяла в свои руки Красная Армия — началось большое наступление. Не помню уже, кто первым предложил. Вероятно, коллективная была идея. Создали несколько групп, человек по пятнадцать, и тут же, ночью, отправили в ближайшие села.
Я тоже поехал во главе одной группы. Ворвались верхами в село Хоромное. Разбудили народ.
Минут через пятнадцать к костру, который мы разложили у здания бывшего сельсовета, сбежались крестьяне. Получилось что-то вроде митинга. Я сделал сообщение. Потом посыпались вопросы. В селе немцев не было, несколько недавно завербованных полицаев попрятались. Но кто-то из них сумел пробраться в соседний хутор, где стояла рота мадьяр. Когда явились мадьяры, нас и след простыл.
В лагере уже собрались почти все группы. Обменивались впечатлениями. У всех восторженное настроение. Информационный налет оказался очень эффективным мероприятием. Крестьяне всюду благодарили, просили почаще приезжать и, если хорошие вести, будить когда угодно.
Не обошлось, конечно, без приключений. В селе Чуровичи, куда заскочила группа во главе с Дружининым, сперва все шло хорошо. Люди поздравляли друг друга. Кто-то даже заиграл на гармошке, и группа запела: «Страна моя, Москва моя — ты самая любимая!» И вдруг раздался выстрел. Все насторожились. Партизаны залегли, чтобы принять бой, местные девчата убежали в огороды. Минуты три спустя в той стороне, где стреляли, заголосила баба. Прибежали оттуда ребята, хохочут:
— Староста застрелился! Услышал, что Красная Армия наступает, решил, верно, что в селе уже передовые части. Схватил пистолет — и пулю в лоб. Это его жена голосит.
Позже всех вернулся в лагерь Попудренко. Он со своей группой был в Радомке. Только вошли в село, видят — в большой хате светятся огни. А так как знали, что в селе нет ни мадьяр, ни немцев, отправились к хате. Попудренко отослал всех, приказав идти дальше, будить народ, а сам рванул дверь, сорвал засов и вошел. Видит — сидят хлопцы, человек восемь. Вскочили с лавок, вытаращили на него очи и молчат.
— Товарищи! — закричал Николай Никитич. — Красная Армия гонит немцев вовсю! Под Москвой легло пять вражеских дивизий, наступление продолжается, ур-ра, товарищи!
Хлопцы очень робко пробормотали:
— Ура…
— Ну, некогда мне тут с вами, — сказал Попудренко и отправился по другим хатам.
Потом собрали митинг. Но видит Попудренко, — нет тех хлопцев, что в хате за ним «ура» повторяли. Спрашивает колхозников:
— Где, мол, такие-то? — Описывает: — Старшой у них с усами и папаха на голове.
Отвечают ему:
— Местных у нас таких усатых нема. Це инструктор из районного управления полиции. Он тут вербует и учит молодых полицаев. То у них совещание было. Они, по причине партизанской опасности, все больше ночами совещаются.
Разозлился ужасно Попудренко:
— Не может быть. Этот усатый за мной всех громче кричал!
— Так вы, — отвечают ему, — на себя взгляните: пять гранат на поясе, автомат на плече, в руке маузер… Увидишь такого дядю, не то что ура, караул закричишь!
— За мной! — скомандовал Попудренко своим партизанам и бегом к той хате. — Закидаем, — кричит, — гадов гранатами!
Но в хате уже темно, и гады все расползлись.
Когда рассказ был закончен, Попудренко покачал головой и сокрушенно сказал:
— Не хватает нам, товарищи, бдительности!
Примерно в середине декабря политрук одного из взводов обратился к комиссару отряда товарищу Яременко с вопросом:
— Что такое партизан?