— Ничего не происходит, — сказал Грегор, внимательно изучая бурую жидкость, налитую в большую литровую колбу.
— Имей терпение. Это же прорыв века, — ответил Стоун.
— Прорыв века? Больше похоже на кисель. Бурый. — Грегор потыкал в бурую субстанцию золотым самопишущим пером «паркер». Перо осталось без изменений. Субстанция тоже. Грегор повернулся к Стоуну и поднял бровь.
— Ээ, не смотри на меня так, Грегор, ты же знаешь, что я не выношу, когда ты так смотришь. Это прорыв века и величайшее открытие в истории человечества после изобретения тостеров и одеяла с подогревом.
— Двести пятьдесят тысяч, — заметил Грегор, разглядывая литровую колбу.
— Двести пятьдесят тысяч, — повторил он, обойдя колбу и заглянув в нее с другой стороны: — двести пятьдесят тысяч кредитов и сорок дней работы. Сорок дней… мисс Барнс!
— Да, мистер Грегор?
— Сколько всего этот тип должен был сделать на прошлой неделе?
— Сейчас, мистер Грегор, — секретарша достала небольшую книжечку.
— Встреча с представителями «Австралия Трэйдинг Экспресс» в понедельник с утра, деловой ужин с Ивановым вечером, во вторник отчет перед собранием акционеров по перерасходу бюджета в прошлом году, помните, по поводу той яхты…
— Мани-Пени! — поморщился Стоун: — это даже и не яхта, а так… небольшая лодочка, просто у нее повышенные ходовые качества и каюты класса люкс…
— Встреча с представителями профсоюза угольных шахт мистера Лепински в среду, — безжалостно продолжала Мани-Пени.
— Не такие уж и серьезные у них требования… — сказал Стоун, отводя глаза в сторону.
— Повышение заработной платы на сорок процентов и социальные пособия для всех владельцев собак и кошек, а также специалистов с повышенной пигментацией кожи.
— С пигментацией? — удивился Стоун.
— Тех, у кого родинки есть, — пояснила Мани-Пени.
— И мы должны платить им за родинки?! Вот еще!
— Мы уже платим им за родинки. А еще тем, кто содержит два или более кактуса в своем кабинете, за внесение посильного вклада в озеленение планеты. А все по твоей милости. — Грегор еще раз ткнул своим «паркером» в колбу: — и по милости вот этой вот… что это? Шампунь от блох? Средство от полысения? Философский камень? — Грегор пожал плечами и собрался положить ручку в карман.
— Постой, — сказал Стоун, — это же растворитель.
— Что?
— Это растворитель.
— Растворитель, да? — Грегор уставился на свой «паркер».
— Универсальный. То есть абсолютный. Он растворяет абсолютно все, ты не поверишь, но это просто прорыв века!
— Растворяет все? — Грегор снова изучил свой «паркер». Ничего не растворялось.
— Мисс Барнс!
— Да, мистер Грегор.
— Нам придется списать двести пятьдесят тысяч с нашего актива. И придумать какую-нибудь болезнь для мистера Стоуна. Надо же объяснить совету акционеров, чем он занимался все это время.
— Может скажем им правду, сэр?
— Нет, мы не можем сказать, что он сошел с ума, придумывая абсолютный растворитель. Или философский камень. Или пытаясь превратить свинец в золото. Это будет слишком…
— Между прочим это прорыв века!
— Тогда я запишу, что у него была ветрянка, сэр. У моей сестры была ветрянка. Все лицо было в таких оспинках…
— Хорошо, мисс Барнс. Вы как всегда очень исполнительны.
— Это абсолютный растворитель! Мы можем запатентовать его и продавать по цене в десять пятьдесят за бутылку! Себестоимость продукта составляет всего…
— А двести пятьдесят тысяч мы можем списать на деятельность мистера Лепински, сэр.
— Хм, а ведь это идея.
— Всего два сорок по сырью, а если брать в расчет работу и аренду помещений, а также расход электроэнергии…
— И вызовите такси, мисс Барнс, я отвезу этого клоуна к парикмахеру. Не может же он появиться на собрании акционеров в таком виде.
— Да, сэр. Я уже договорилась с мастером. Височки косые, прямые?
— Пожалуй косые. Прямые слишком консервативно. Или спросить у него самого? Стоун, тебе какие височки?
— Какие височки?! Я изобрел Абсолют!
— Косые, да, мисс Барнс, определенно косые.
— Определенно, сэр.
— Я не поеду к парикмахеру!
— Мистер Грегор… — сказала Мани-Пени таким голосом, что Грегор поневоле оглянулся.