Фуше посмотрел на аббата как бы ожидая продолжения этой фразы.
— Я аббат Монтескье.
При этом имени лицо Фуше оставалось бесстрастным.
— Да, это правда, я хотел с вами встретиться, но это было довольно давно, и я был вынужден отказаться от своего желания из-за невозможности отыскать вас. Если я правильно понял господина Бералека, кажется, так его звали…
— Бералека? — спросил удивленный аббат, который ничего не знал об обмене фамилиями.
— Да, Бералека, я хорошо запомнил это имя потому, что этого мальчика очень трудно убедить в чем бы то ни было. Он не понимает намеков.
— Меня тогда не было во Франции.
— Да, молодой человек уверял меня в этом, но вы так запоздали, что с тех пор многое изменилось…
Монтескье понял, что Фуше уже продан. Он опоздал.
Но, тем не менее, возразил:
— Время иногда помогает закрепить принятое намерение.
— Но когда проходит время, иногда приходят события…
— Как, например, завоевание Египта Бонапартом. Это способно укрепить колеблющуюся волю. Не правда ли, гражданин Фуше? — произнес аббат, глядя в глаза бывшему члену Конвента.
— Да, подобные обстоятельства имеют место…
— Это искушение?
— Э, — произнес Фуше, — иногда искушение становится непреодолимым, особенно, когда события меняются так быстро, что они сами подсказывают выбор.
— Так что если бы вы узнали, что главнокомандующий в Египте попал в скверное положение, ваши симпатии были бы направлены в другую сторону?
Фуше пристально посмотрел на Монтескье.
— Вы получили о нем дурные известия?
— Ну, смотря для кого…
— Что вы узнали?
— Я думаю, что вон тот молодой офицер расскажет вам все лучше, чем я, — сказал Монтескье, указывая на молодого человека, входившего в зал.
Это был небольшого роста, хилый, с нахмуренным лицом, двадцатисемилетний генерал Леклерк, муж Паулины Бонапарт.
Как могла эта красавица три года тому назад выйти замуж за этого уродца, оставалось тайной для всех, кроме Бонапарта, который и устроил этот брак. Бонапарту нужны были подобные люди. Леклерк был человеком, который способен на порыв, но именно в данную минуту. Поэтому после от него избавились, отправив умирать от чумы в Сан-Доминго.
В этом странном союзе не было и речи о любви. Леклерк отказался от своих прав на жену через три дня после свадьбы, когда после первой и последней вспышки ревности ему передали слова Талейрана: «Напрасно он горячится, его очередь тоже придет»…
Поэтому впоследствии все удивлялись той горечи и силе чувств, которые вдова выказывала над гробом своего мужа, который она везла из Сан-Доминго морем во Францию. Правда, при возвращении домой оказалось, что гроб был набит драгоценностями, золотом и шалями вдовы, которые, как она боялась, достанутся англичанам. Тело же мужа она оставила догнивать в Сан-Доминго. Такова была та, которая впоследствии станет принцессой Боргез.
Оставим это несколько преждевременное отступление и обратимся к Леклерку.
При входе в зал его мрачная физиономия еще больше вытянулась, когда он услыхал хохот, вызванный рассказом Паулины, которая своим злым языком прохаживалась по поводу своего братца, чтобы досадить бедной Жозефине, которую ненавидела от всей души.
Леклерк протиснулся сквозь толпу и строго обратился к супруге:
— Теперь не время, Паулина, говорить о вашем брате.
Все навострили уши.
Оставив Монтескье, Фуше приблизился к этой группе.
— Генерал, у вас имеются известия? — спрашивали десятки голосов.
— После неудачной осады Сен-Жан-де-Акра Бонапарт вынужден был отступить, гонимый турками с одной стороны и преследуемый с другой английским флотом.
Это была первая неудача генерала. Смех утих.
Монтескье наблюдал за Фуше.
— Ба! — послышался чей-то голос. — Бонапарт выкрутится! Войска доверяют ему, и он отведет их назад в Египет!
Леклерк грустно покачал головой.
— Армия может перенести жажду, голод, холод, стычки с турками, но сейчас у нее более могучий соперник…
— Что? Какой?..
— Чума! — ответил Леклерк.
Шепот ужаса пронесся по залу.
Аббат опять взглянул на Фуше.
Фуше почесывал ухо.