Госпожа де Парабер порывисто вскочила, словно ее ужалила змея. Вольтер и д’Аржанталь стояли позади, низко кланяясь и не зная толком, как себя повести. Я оставалась на своем месте, полагая, что мне лучше держаться в стороне от того, чему суждено было здесь произойти. Регент заметил, какое смятение вызвало его появление, и спросил:
— Вероятно, я вас побеспокоил?
— Вероятно, сударь, — надменно ответила г-жа де Парабер, — по крайней мере, вас здесь не ждали.
— А вас, сударыня, — продолжал принц, повернувшись ко мне, — вас я тоже побеспокоил?
— Нисколько, монсеньер, мы слушали господина де Вольтера.
— Что ж, нельзя ли мне тоже его послушать?
— Господин де Вольтер собирался уходить, как и господин д’Аржанталь, а мы…
— Это не помеха! Я их не удерживаю, — ответил принц, чрезвычайно любезно улыбаясь им в знак прощания.
Гости не заставили его повторять это дважды, снова поклонились и удалились.
Госпожа де Парабер смотрела им вслед, пока они не скрылись из вида, а затем медленно и грациозно повернулась к принцу и осведомилась у него, зачем он пожаловал к ней в столь поздний час.
Этот вопрос слегка озадачил регента, и он попытался обратить все в шутку:
— Зачем я пожаловал, сударыня? Да затем же, зачем приезжал сюда столько раз на протяжении многих лет: отужинать и побеседовать с вами, если вы не возражаете.
— Мы уже отужинали, монсеньер; если угодно, вам сейчас подадут угощение; что же касается разговоров, я к ним не расположена, и меня заменит госпожа Дю Денафф.
— Боже мой, маркиза, какая перемена! Как! Вы уже отужинали, так рано? Как! Вы отказываетесь говорить, причем с Филиппом Орлеанским?
— С Филиппом Орлеанским более, чем с кем бы то ни было, монсеньер.
— Почему же?
— Если ваше высочество лишились памяти, то я еще ничего не забыла.
— Обида? Полноте, маркиза, это нехорошо. Мы все-таки старые друзья, хотя и перестали быть друг для друга чем-то большим.
— Мы уже ничего не значим друг для друга, сударь.
— Неужели?
— Вы должны это понимать. Дружба сочетается с уважением, дружба немыслима без уважения, а я вас не уважаю и, стало быть, не могу быть вашей подругой.
Регент покраснел и снова растерялся.
— Подобные вещи не говорят при свидетелях, сударыня.
— Госпожа дю Деффан была здесь, когда я сказала вам это впервые, сударь; к тому же я не боюсь свидетелей и сказала бы вам это перед целым светом.
— В таком случае, сударыня, считайте, что меня тут не было, и позвольте мне, не задерживаясь более, вернуться в Пале-Рояль.
— Как вам угодно, монсеньер. Я имела честь встретить ваше высочество и буду иметь честь проводить, как велит мне долг.
Принц рассмеялся:
— Ну-ну, превосходная шутка! Вы великолепны в гневе, но мы так просто не расстанемся.
— Прошу прощения, монсеньер, но мы расстанемся.
— Значит, решено?
— Решено бесповоротно.
— Что ж, прощайте, сударыня.
— Прощайте, монсеньер.
— Мне придется уехать одному? Вы даже не соизволите провести со мной несколько часов из жалости ко мне, из сострадания? Мне грустно, вокруг множество неразрешимых проблем, и сегодня вечером рядом не будет ни одного друга, чтобы меня утешить.
— У вас сотни друзей, сударь, только позовите их. Позовите ваших любовниц: госпожу де Сабран, госпожу де Тансен, госпожу де Фаларис и многих других, чьи имена не приходят мне на память: я забыла этот длинный перечень.
Мне хотелось последовать примеру Вольтера и д’Аржанталя, и я решила попытаться молча уйти. Я тихо встала, полагая, что на меня не обратят внимания, и осторожно проскользнула к двери.
Однако г-жа де Парабер следила за мной; она вскрикнула, удерживая меня:
— Куда это вы собрались?
— Я поеду домой, — смущенно ответила я, — мне кажется, что уже пора.
— Прошу вас, подождите еще минутку.
— Поскольку меня прогоняют, сударыня, я предлагаю вам место в своей карете; в такое время вас никто не увидит, и вы окажете мне подлинную услугу, коль скоро не позволите вернуться домой в полном одиночестве.
— Вы хотите увезти маркизу в Пале-Рояль?
— Почему бы и нет, если ее это устраивает?
— Я не стану возражать.