Гителе стояла в стороне, растерянная и отчужденная. Я нежно погладил ее вздрагивавшие пальцы. Потом мы пошли в кино, смотрели «Медвежью свадьбу», и звуки расстроенного пианино лились на нас.
Когда мы вышли из кино, над городом висел выгнутый лунный серп. Свет луны хлынул нам в глаза, залил помертвевшие окна домов, перламутрово заблестел на серых крышах. На тропинках трепетали замиравшие звуки. Я поднял Гителе на руки и понес по улицам присмиревшего городка. Ее тихий смех доставлял мне радость, я целовал ее пальцы, нежно ласкавшие мне лицо. Потом мы присели на какую-то скамейку, и лунный серп все еще стоял над нами.
— Милая моя! — шептал я, умиленный. И вдруг из глаз ее покатились слезы, и она уткнулась мне лицом в колени. Вздох отчаяния вырвался у моей бедной сестры во Израиле. Я прижимал к груди ее голову, словно то был данный мне драгоценный дар.
А осень снова нахмурилась, и на землю упали тяжелые капли дождя. Мы вернулись в дом, и я нашел в ее объятиях блаженство, какое только возможно в жизни.
Под утро, едва забрезжило, рассветный холод проник в комнату сквозь мутные от грязи стекла окон. Короткий и беспокойный сон внезапно слетел с моих глаз, я проснулся от затхлого запаха ветоши и накатившей тошноты с привкусом ночного шоколада. Проститутка спала, повернувшись к стене, волосы ее разметались, открыв уши. Я быстро поднялся и вышел на улицу. На дороге, прямо под ногами, прыгали лягушки, выпучив глаза. Показались первые женщины с корзинами в руках, спешившие на рынок. Раздавшийся у синагоги звук шофара тревожно прорвал воздух. Я прокрался в дом шамеса, подхватил свои вещички и вышел на улицу.
Сняв ботинки, я пошел босиком по дороге, по направлению к соседнему городку. Навстречу мне двигались скрипучие колымаги, груженые мешками. По полям стлался туман, низко повиснув над бороздами. Я прикорнул у куста на обочине и провалился в глубокий сон. Открыв глаза, я увидел над собой Менахема Бера и его дочь Гителе. Тучи совсем закрыли небо, а из-за горизонта надвигалась непогода, грозившая разразиться сердитым ливнем.
— Товарищ еврей! — промолвил Менахем, и его разные глаза уставились в землю. — Гителе следует с тебя за ночь три рубля. Можно получить?
— Извини меня, реб Менахем, возьми, пожалуйста, извини! — вскочил я.
Он ничего не ответил и пошел обратно. В глазах Гителе стояли слезы. Она выглядела жалкой в своих сношенных башмаках на покривившихся каблуках. Мне захотелось припасть к ее ногам и обнять их. Но она внезапно повернулась и, не сказав ни слова, исчезла в тумане
Дождь усиливался и глушил радость на земле. Я надел ботинки и пошел своей дорогой. К вечеру я пришел в соседний городок, где нашел пристанище в доме вдовы ребе Шайкеле Штейнберга. Здесь я встретил знакомых торговцев из Киева, едущих со своим товаром из местечка в местечко. Они сидели на мешках, вечеряли и все так же шумно и тяжело бранились.
динокая звезда застряла в подоле осеннего неба, сверкая, словно заброшенный ввысь драгоценный камень из заморских стран.