Люди, живущие по соседству. Часовщик из Эвертона - Жорж Сименон 8 стр.


— Все необходимое вы найдете в шкафу. Я хочу лишь отметить, что в доме не осталось ни скатертей, ни полотенец, ни простыней.

— А прежде они были?

— Разумеется.

— И кому они принадлежали?

— Я не знаю. Но вы сможете купить все это в Торгсине. Я же собираюсь пойти пообедать. В котором часу я должна вернуться?

Откуда он мог знать?

— А в котором часу вы возвращаетесь обычно?

— В три часа дня.

Он старался не смотреть ей в глаза, но бросал косые взгляды на девушку.

— Сколько вам лет?

— Двадцать.

— Вы местная?

— Я приехала из Москвы.

— А где вы выучили турецкий язык?

Она ответила с подкупающей простотой:

— До революции мой отец служил привратником в посольстве Турции. Ваша яичница сейчас сгорит. Мне пора идти.

Этот обед напомнил ему о войне, хотя в доме царила совсем не военная атмосфера. Он сидел в полном одиночестве за маленьким столиком из светлого дерева, ел яичницу прямо со сковороды, открыл банку тунца и выпил бутылку пива.

Он не хотел есть. Он ел просто потому, что это было необходимо, и так как его взгляд бесцельно блуждал по комнате, время от времени он задерживался на окне напротив, которое так и осталось закрытым. За муслиновыми шторами можно было различить лишь смутную тень, возможно, две.

Улица вновь стала пустынной. Наступило самое жаркое время дня. Адил-бею хотелось бы уснуть или сделать хоть что-то, неважно что, но он даже не стал убирать со стола, а так и остался сидеть, облокотившись на стол и положив голову на руки.

Адил-бей и Соня пробрались мимо десятков людей, которые толпились вдоль лестницы, пересекли несколько комнат, так же набитых народом, и, не обращая внимания на эту безликую толпу, толкнули дверь в конце коридора.

Они уже третий раз приходили вместе в управление по делам иностранцев. Как и раньше, консул нес черный кожаный портфель, который его секретарша забирала во время работы.

У Адил-бея уже выработались свои привычки. Он протянул руку мужчине с бритым черепом, в русской рубахе, который сидел за столом, заваленным документами, затем отвесил поклон женщине, занимавшей другой стол.

Здесь было очень светло и жарко. Вдоль беленых стен тянулись ряды сосновых стеллажей. Соня садилась на краю стола и открывала лежащий перед ней портфель.

Обстановка казалась простой и сердечной. Адил-бей располагался на соломенном стуле у окна.

— Вначале спросите его об армянине, чьи документы я передал во время нашего первого визита.

Глава отдела по работе с иностранцами не говорил ни на турецком, ни на французском языках. Ему было приблизительно лет сорок; лысый череп и рубашка-толстовка делали внешность чиновника аскетической, а мягкая приятная улыбка и спокойный взгляд голубых глаз располагали к общению. Когда Адил-бей говорил, мужчина улыбался и одобрительно кивал, хотя не понимал ни единого слова.

Соня повторила фразу на русском. Чиновник отпил глоток чая, полный стакан которого всегда стоял у него под рукой, затем произнес четыре или пять слов.

— Они ждут распоряжений из Москвы, — перевела Соня.

— Эти распоряжения должны были прийти по телеграфу две недели назад!

Соня ничего не сказала, лишь скорчила гримаску, давая понять, что от нее ничто не зависит, чего, впрочем, и следовало ожидать.

— А женщина, у которой конфисковали мебель?

Пока фразы лились не на русском языке, чиновник смотрел то на Адил-бея, то на документы, протянутые секретаршей, и его лицо выражало бесконечное терпение, беспредельную добрую волю.

— Было бы лучше, если бы сначала вы вручили ему новые дела, — посоветовала Соня.

— Хорошо! Тогда спросите у него, почему позавчера был арестован тот несчастный мужчина, выходивший из консульства.

И Адил-бей посмотрел на свою помощницу внимательнее, чем обычно, как будто он мог понять, правильно ли она перевела его слова.

— Что он ответил?

— Что никогда об этом не слышал.

— Возможно, об этом слышали другие сотрудники ведомства. Пусть он узнает.

Адил-бей начинал раздражаться. Целые дни напролет консул просиживал в своем кабинете напротив Сони, которая вела записи, а он разглядывал посетителей, слушая их однообразные жалобы.

Это были те же люди, что копошились в пыли возле рыбного порта. Или те, что приплыли на корабле из Одессы, они спали прямо на палубе, положив головы на узелки с жалкими пожитками, или те, кто дни и ночи проводил на перронах вокзала, ожидая свободных мест в поезде.

— Кулаки, — с холодным равнодушием замечала Соня.

Крестьяне! Они прибыли издалека, некоторые из Туркестана, потому что им сказали, что в Батуми у них будут работа и хлеб. В течение нескольких дней они бродили по улицам, затем какой-нибудь другой кулак сообщал, что помощь можно найти в консульстве Турции.

— Вы — турецкий подданный?

— Не знаю.

Назад Дальше