Хозяин ворчит:
«Ноги хоть отряхните, веник в сенях». Смех. Шушуканье. Опять смех, и Валентина ещё больше удивлена: неужели пришли-таки? Не может быть!
Толчком открывает она дверь и останавливается, поражённая: к ней явилась вся прежняя её бригада, в полном составе, во главе с Надей Смирновой… Мгновение обе стороны неловко смотрят друг на друга, как бы считаясь степенью обид, потом гости шумно бросаются к Валентине.
- Девочки, нельзя!.. Грипп - болезнь заразная, - обороняется она, но её целуют, обнимают, тискают. На столе появились баночка с клюквенным вареньем, какие-то пряники. - Вспомнили, пришли!.. - говорит больная каким-то сразу обмякшим голосом.
- А мы тебя и не забывали, мы только обижались, зачем от нас ушла.
- Ну, а как там мои новые?
- А что им, как были, так и есть… Тебя-то хоть навестили?
В отношениях с людьми Валентина всегда пряма, но тут говорит неправду:
- Забегают. И вообще они славные, только неудачи их замучили, веру в себя потеряли…
Неизвестно, что именно подействовало на больную: таблетки ли, прописанные доктором, липовый цвет, заваренный хозяйкой, или этот шумный, надолго затянувшийся визит, во время которого были позабыты все обиды и обстоятельно обсуждены все фабричные и международные новости, - только здоровье её быстро пошло на поправку. И, хотя до самого конца болезни никто из девушек её новой бригады так и не пришёл её навестить, теперь, когда её навещали старые подружки, это не казалось уже столь обидным. Просто, наверное, им и в голову не приходило, что надо повидаться. Сама виновата, не успела привить им чувство коллективизма. Ну что ж, и это надо учесть…
И всё больше тянуло её поскорее на фабрику, к этим девушкам. Валентина была уверена, что теперь встретят они её хорошо. Так и случилось. Короткая разлука прояснила отношения. Вернувшись, девушка увидела добрые улыбки. На неё смотрели ласково. Это был уже явный успех.
В этот день на бригадной сходке после работы она и внесла предложение включиться в соревнование за звание бригады коммунистического труда. Мгновение все молчали. Предложение было ошеломляющим.
- Нам включиться? Мы же «горевые»!
- Ну и что? Что же нам, век так и отставать?
- - А что, девчата, может, верно!.. - крикнула порывистая Женя Попова, которой мысль эта показалась весьма заманчивой. - Что, из другого теста мы, что ли? Второй, что ли, сорт?
Девушки из новой бригады Гагановой включились в развёртывавшееся на фабрике соревнование и даже вызвали бригаду Нади Смирновой.
«Ну, это уже нахальство!» - заявили вызванные, однако условия приняли и даже серьёзно задумались, ибо знали, что Валентина Гаганова слов попусту не роняет.
Случалось ли вам ночью в метель плутать по заснеженной степи? Вокруг крутится и свистит белая пелена. Нога по колено уходит в сугроб. Движешься на ощупь, и вдруг начинает казаться, что сугробы кругом, что через всё не перелезешь. Теряется вера в себя, теряются силы, а потом появляется желание присесть на снег, сдвинуть на лоб шапку, сунуть руки в рукава, да и переждать, пока перестанет мести или рассветёт. Но тут кто-то тебе скажет: «Гляди, вон электрический свет!»
Всё остаётся прежним: и метель свистит, и снег крутится, и не видно ни зги… Но настроение переменилось, в тебя будто кто-то влил свежие силы. Колени уже не дрожат, спину не ломит, и думать не хочется о неподвижности и опасном покое…
Великое это дело - видеть цель. И такой ближней целью для новых подруг Валентины стала борьба за звание бригады коммунистического труда. Девушки, как бы выведенные Валентиной из состояния апатии, теперь преображались просто на глазах. Неугомонный бригадир подбил их вызвать на соревнование именно лучший молодёжный коллектив цеха. И, когда это было сделано, каждая почувствовала ответственность за нелёгкое дело и, почувствовав это, вдруг поверила в себя, в свои силы.
А светлоглазый их бригадир, убедившись, что новые её подруги не хуже прежних, что с ними можно делать хорошие дела, как-то вся и сама расцвела, вновь стала шутницей, хохотушкой, любительницей попеть, а при случае и поплясать.
Нет, не всё, далеко не всё было сделано! Получки Валентины были значительно меньше, чем в прежние времена, но заработок явно вырастал, и вместе с этим рос, и даже очень заметно, заработок её новых подруг. Это уже было прочным достижением, на которое можно было опереться Никому в голову не приходило теперь ослушаться бригадира. «Не моё дело», «Чего ради я буду стараться, и чего ради я буду рваться?», «Делай сама» - эти слова вывелись из обихода, и, если бы кто-нибудь их теперь произнёс, на него посмотрели бы, наверное, с удивлением: чего, мол, такую чепуху городишь? В бригаду пришёл дух коллективизма, взаимопомощи, взаимоответственности. И всё это вместе создавало ту атмосферу слаженности, доброжелательства, растущего мастерства, которая самую тяжёлую физическую работу может сделать праздником, - атмосферу, по которой так тосковала Валентина, покинув прежний коллектив.
Это время вообще стало для девушки порой радостных событий. Подошла её очередь, и она получила маленькую квартирку во вновь отстроенной секции фабричного дома. Она вышла замуж за хорошего человека, того самого шофёра, с которым крепко дружила уже не один год. Новоселье и свадьбу справляли разом с участием девушек из обеих бригад. Много было смеха, песен и веселья.
Шаг за шагом продвигалась вперёд новая бригада Валентины, и уже не только в пределах цеха, но и на всех фабриках комбината следили за исходом её почина.
Соревновались напористо, страстно. Новая бригада, как говорится, уже наступала на пятки прежней. Но дух соревнования не вызывал мелочной зависти. Девушки знали: кто бы ни победил, окончательным победителем окажется общее дело и в конечном счёте выгадают все.
Теперь уже мало кто удивлялся, что Валентина ушла из хорошей бригады в плохую, от высоких заработков - к низким. Партийная и комсомольская организации фабрики немало поработали над разъяснением коммунистического значения шага Валентины Гагановой. Вскоре три девушки, три передовых бригадира: Дементьева, Нестерова, Андреева, увлечённые примером, тоже ушли помогать отстающим. А когда в конце второго месяца заработок бригадира сравнялся с прежним, газета «Вышневолоцкий текстильщик» посвятила почину Гагановой статью…
Но не это, вернее - не только это обрадовало Валентину. Новые её подружки получали теперь не меньшую зарплату, чем старые, и на Доске социалистического соревнования учётчик вывел обеим бригадам 120 процентов. Вывел, полюбовался на цифры и, улыбнувшись, кроша от усердия кусок мела, поставил вслед за этой цифрой толстый, внушительный восклицательный знак.
В этот радостный день Валентина шла домой в центре шумной толпы. Знакомые и незнакомые люди жали ей руки, а она широко улыбалась, сверкая крупными белыми зубами, и в глазах её не гасла хитроватая усмешка.
В сущности, это было уже не её личной радостью, а радостью всех рабочих и инженеров этого старого текстильного комбината, уже не раз становившегося родиной всяких новаторских починов. А на следующий день к Вале в цех зашла секретарь партийного бюро, зашла и протянула газету. Это была «Калининская правда» за 10 декабря 1958 года. На первой странице, в углу, синим карандашом была отчёркнута статья «С передового участка - на отстающий».
- Про вас, - сказала Варвара Ивановна. - Почитайте в перерыв… Но чтобы носы у меня не задирать, не зазнаваться!
- Мы и так курносые, куда же ещё!
- Не зазнаёмся, тётя Варя, разве с нашей Валентиной зазнаешься?
Не дотерпев до перерыва, статью прочли, так сказать, по клочкам во время работы между съемами. Особенно всем понравился конец: «Ценное начинание Гагановой горячо одобрило бюро Вышневолоцкого горкома партии и рекомендовало широко его поддержать на предприятиях города… У Гагановой уже появились последователи… Надо надеяться, что число патриотов с каждым днём будет расти и множиться, что ценный почин вышневолоцких текстильщиц будет поддержан на всех предприятиях области».
- Ну, девчата, мы теперь одобренные. Держись! - сказала Валентина.
Это было сказано больше «для порядка», ибо она твёрдо знала: маленький её коллектив не отступит.
Как-то прошлым летом Валентина вместе со своим мужем, тогда ещё «ходившим в женихах», сидела на скамье в городском бульваре, вытянувшемся вдоль канала. Предпраздничный вечер выдался тёплый. Солнце, опустившись за деревья старого парка, пронизало кроны тополей толстыми, как медная проволока, лучами и бросало золотые блики на медленно движущуюся воду.
В зелени парка оркестр играл какой-то старинный вальс, и оттого на душу ложилась ласковая задумчивость. Молодая пара забавлялась тем, что бросала в воду маленькие камешки и наблюдала, как по тёмной её поверхности расходились круги. Они делались всё шире и шире, пока не заполняли всё водное зеркало…
И вот теперь, с некоторым даже удивлением следя за тем, как всё шире и шире распространяется по стране её почин, Валентина всё чаще вспоминала этот вечер и эти круги по воде, разбегавшиеся от брошенного маленького камешка. Сначала о своём желании перейти в отстающие бригады заявили три девушки прядильного цеха. Потом несколько молодых ткачих. А после того как калининская областная газета снова и снова вернулась к тому, что происходит на фабрике Вышнего Волочка, в отстающие бригады стали переходить лучшие мастерицы знаменитого текстильного комбината «Пролетарка». Движение перекинулось в машиностроение, в химию, в полиграфию. Наконец пришли сообщения, что в него включаются колхозники.
А когда это дело было поддержано «Правдой», круги сразу вырвались за пределы области и, постепенно расширяясь, охватывая всё новые и новые отрасли производства, разбегались уже по всей стране. «Почин Валентины Гагановой», «Гагановские методы», «Последователи Гагановой» - такие заголовки мелькали в газетах, об этом слышалось в радиопередачах. Фамилия эта становилась широкоизвестной. Но та, кто её носила, оставалась всё такой же, прежней Валентиной. Так же спешила она по утрам на свою фабрику, боясь опоздать, так же была строга к себе на работе, так же проста в обращении с людьми. С той же старательностью занималась она своими скромными общественными обязанностями секретаря комсомольского бюро смены. И когда какой-нибудь заезжий корреспондент или кто-нибудь из тех, кто приезжал на фабрику изучать её опыт, принимался с преувеличенным усердием, употребляя звучные эпитеты, превозносить её, Валентина краснела, хмурила короткие золотистые брови и вдруг беззастенчиво обрывала:
- Хватит вам, уши вянут…
- Но позвольте, то, что вы сделали…
- Не я одна, люди сделали, семилетка сделала, партия сделала…
Приезжим на комбинате даже советовали быть с нею посдержаннее во избежание неприятностей. И в самом деле, в том, что произошло, что делали теперь по почину Гагановой в разных концах страны многие хорошие советские люди, Валентина не видела своей особой заслуги. Все охвачены были идеями семилетнего плана. О семилетке говорили в обеденные перерывы, вечером в клубе, дома за чаепитием… И было о чём поговорить: ведь с вершин этого плана уже можно увидеть контуры коммунизма!
Великие идеи рождают великую энергию. В ответ на всё, что заложено в семилетием плане, в стране взмывает волна трудовой инициативы. И совершенно естественно, что в этом движении к коммунизму люди думают не только о себе, а и о своих близких, о соседях, о друзьях. Это же так понятно: ведь не в каких-нибудь там Соединённых Штатах, а в Советском Союзе мы живём.