Валентина не скрывала, что рада, что дело, начатое ею и показавшееся ей поначалу простым, естественным и даже обыденным, так горячо поддержано её соотечественниками и приносит теперь пользу семилетке. Но то, что её имя так часто мелькает в газетах, произносится по радио, её смущало. С детской напористостью упрашивала она приезжавших в Волочёк литераторов изобразить всё как-нибудь так, чтобы о ней было поменьше, а о её «девочках» и её фабрике побольше.
- Ведь вместе же мы всё это делали! Кабы не они, что б я смогла?.. И хватит обо мне, давайте о девочках буду рассказывать. А, ладно? Вы не сердитесь, что я так прямо?
Её светлые глаза, живые, весёлые, смотрели просительно.
- Не во мне же дело, - в семилетке… Время же такое!
И вот неожиданная весть: Валентина приглашена в Москву принять участие в работе Пленума Центрального Комитета партии. Притом сказано, что, может быть, ей предоставят слово.
По характеру она человек решительный, бесстрашный. Но, узнав об этом приглашении, испугалась. Выступить в Москве, перед лучшими людьми партии! Ей, простой работнице!
Что им может сказать она, никогда не выезжавшая из своего небольшого города?
Чем, какими словами, какими мыслями может она их заинтересовать?
- Полно, нет ли в этом какой ошибки? - взволнованно говорила она секретарю партбюро, через которую пришло к ней это известие. - Может, тётя Варя, там перепутал кто?
Секретарь партбюро сама много лет отработала у машин и теперь, выдвинутая на партийную работу, оставалась прежней работницей. И в поведении её мало что изменилось, и говорила она по-прежнему просто, избегая холодных, штампованных, затёртых фраз.
- …Тут наши как-то туристами по Осташковскому району бродили, рассказывали мне, что были там, где Волга начинается: так, крохотный ручеёк из болотца истекает. Они его с берега на берег перепрыгивали… А после того как она в себя много рек, речек и ручьёв примет, - громада громадой, самая большая в Европе речища…
Когда Варвара Ивановна заводила то, что в цехе называлось «душевной беседой», люди порой не сразу понимали, куда она ведёт речь, но все, кто её слушал, знали, что выведет она обязательно к нужному. Валентина любила слушать эту пожилую женщину, вся жизнь которой прошла в цехах.
- Так вот, девушка, и с твоим почином: началось с ручейка, а сейчас вон какая река бушует!.. Партия, она слышит, где какой в народе родничок забил. Как что хорошее заметит, берёт в свои материнские руки, растит, а потом - нате вам, люди, берите, пусть это вам в жизни помогает… Ты молода, не помнишь этого, а я помню, как в нашей области первые социалистические договоры подписывали, как Ксения Шевалёва с «Пролетарки» сквозные бригады отличного труда создавала… И тебе, Валя, нечего тушеваться: сколько уж простых людей на ту трибуну поднималось, и партия всегда их, как мать родная, слушала… Только не с пустым разговором надо на ту трибуну идти, лишними словами не сорить.
Когда теперь Валентина вспоминает эти страдные для неё дни перед Пленумом, они окутаны в её памяти одним общим радостным волнением.
Москва в яркой летней зелени… Гостиница такая большая, что в ней можно было бы, наверное, разместить всех рабочих комбината… Стальной дворец Выставки достижений народного хозяйства, где можно увидеть и даже пощупать пальцем родного брата того самого спутника. что второй год трудолюбиво кружит над Землей, и сестру той искусственной планеты, которая несётся и вечно будет носиться в небесах, заброшенная туда рукой советского человека…
Вспоминается, как репортёры брали у неё интервью, словно она не работница, а приезжий премьер-министр или президент. Вспоминается, как однажды после выступления по телевидению в гостинице у лифта к ней подошёл незнакомый бородатый человек. По портретам она сразу узнала в нём знаменитого нашего учёного-атом ника.
Учёный приподнял шляпу и сказал:
- Если не ошибаюсь, Валентина Ивановна Гаганова? Позвольте пожать вашу руку.
По вечерам Валентина перечитывала свою ещё дома написанную речь. Перечитывала и всякий раз что-нибудь да убирала: такие люди слушать будут, у них каждая минута на счету. А потом задумывалась и начинала волноваться. Ей вдруг становилось страшно: «А что, если перепутаю страницы, осрамлюсь, осрамлю фабрику?..» Но тут она вспомнила: ведь и Никита Сергеевич рабочим был. Свои люди. Поймут.
Но, странное дело, Валентина волновалась лишь до момента, пока не попала в зал, где должен был открыться Пленум. Её очень удивило, что и сам этот зал и многие из людей, которые в ожидании начала заседания ходили по фойе, стояли группами, шутили, смеялись, вдруг показались ей знакомыми. Показалось, будто она когда-то тут уже была, видела ряды скамеек, уходящие к огромным окнам, скульптуру Ленина, словно идущего к трибуне… И сосед её по скамье - высокий, прямой военный, с седыми висками, с чётким профилем, со смешинкой в узких глазах и маршальскими погонами - тоже показался ей знакомым, будто она и его прежде знала. Только потом, по пути домой, обдумывая необыкновенные впечатления, она поняла, откуда пришло к ней это странное чувство. Ну конечно, многих из этих людей она видела в кино, по телевидению, на газетных страницах.
А в зале она сказала соседу-маршалу, как своему старому знакомому:
- Здравствуйте!
- Здравствуйте, - ответил тот просто и, посмотрев на свёрнутую в трубочку речь, которую Валентина вертела в руках, поинтересовался: - Выступать будете, Валентина… простите, не знаю, как по батюшке?
- Ивановна… Записалась вот.
Полководец взял из рук её речь, развернул тугую трубочку, стал расправлять на колене.
- Смотрите, а то будет закручиваться, когда на трибуну подниметесь. У меня раз так было, просто беда…
То, что знаменитый полководец говорил с ней, как старый, добрый знакомый, окончательно успокоило прядильщицу. А тем временем Никита Сергеевич Хрущёв открыл Пленум, и она, надев наушники, стала слушать. Слушала и кое-что записывала в блокнот; знала: вернётся домой, девчата живой не отпустят, пока она им подробно не расскажет, что и как было. Слушая большой государственный разговор о новом подъёме производительных сил страны, о техническом прогрессе во всех областях народного хозяйства, она как-то невольно сравнивала то, о чём говорилось в этом зале, с тем, что происходило у них на фабрике, сравнивала, прикидывала и всё больше проникалась сознанием того, как всё это нужно н важно, как ново и интересно то, о чём идёт здесь речь.
Разные люди поднимались на трибуну. Директор большого московского завода и президент Академии наук, рабочий-шахтёр и председатель Госплана, руководитель комсомола и белорусский слесарь, профсоюзный работник и секретарь обкома… Валентина слушала и ощущала, как работает коллективный мозг партии, мозг, решающий задачи исторической важности. Вот так рождаются великие идеи, которые возбуждают в народе великую ответную энергию, так замышляются спутники, искусственные планеты, атомные электростанции, атомоходы, так выбираются пути к коммунизму… И она, сирота, дочь солдата, погибшего на войне, простая фабричная работница, имеющая у себя под началом всего одиннадцать таких же, как и она, девчонок, сидит здесь с лучшими людьми партии, и ей предстоит участвовать в этом великом историческом творческом труде.
Валентина так увлеклась этими мыслями, что, когда председательствующий объявил её фамилию, она вздрогнула.
- Не волнуйтесь, - шепнул полководец и напутственно пожал ей локоть.
Но она не волновалась, нет. Она спокойно поднималась по ковровой дорожке к трибуне, поклонилась членам президиума, улыбавшимся ей. и сама улыбнулась в зал, где ей ещё продолжали-аплодировать. И вот звонкий голос её, которым -она в кругу комбинатских девчат так хорошо запевает песни, разнесён мощными репродукторами по залу. Учтиво поблагодарив Центральный Комитет партии за то, что её пригласили, участвовать в работе Пленума, она принялась, рассказывать о радостном, небывалом подъёме,, который возбудили в народе идеи семилетнего плана.
С искренним волнением говорила она о родниках инициативы, которые бьют нынче тут и там. Нет, не с себя и не со своего почина она начала. Верная себе, она сначала рассказала о том, как прядильщица Галина Сабурова учит подруг разумно планировать время, ухаживать за машинами по заранее составленному графику, рассказала о планочнице Зое Даниловой, обаятельной девушке, давшей всем пример того, как в дни семилетки надо распространять передовой опыт.
Валентина чувствовала, что её хорошо слушают. Поднимая глаза в зал, она видела, что маршал, её сосед по скамье, улыбается и кивает головой: правильно, мол, всё так.
- …Конечно, все мы сейчас значительно выросли, и отстающие-то стали совсем другими, - просто рассказывала она. - Ведь отстающими у себя на предприятии мы условно считаем тех, кто выполняет нормы ниже чем на сто одиннадцать процентов. Разумеется, таких «отстающих» подтягивать уже труднее…
Теперь надо было рассказывать о своём опыте, о себе, и Валентина постаралась это сделать как можно короче, скромнее.
- В новых условиях важную роль приобретает организаторская работа в бригаде, на комплекте. Я убедилась, что многое зависит от квалификации, опыта, организаторских способностей бригадира-планочницы, от чёткого распределения обязанностей и, самое главное, - тут Валентина нажала на голос, - от уровня сознания каждого члена бригады. К такому выводу я пришла, наблюдая за работой соседней бригады, которая состоит из молодых девушек, недавно окончивших школу ФЗУ. Эти девушки зарабатывали мало и уже начали терять веру в свои силы. Я знала, что в цехе таких бригад не больше десяти. Вот тогда-то у меня и созрело решение перейти в одну из отстающих бригад и своим опытом помочь соседям.
В этот миг Валентине вдруг вспомнились все её сомнения, колебания, вся та борьба, что шла в ней самой после памятной «сцены у фонтана». Но интересно ли это будет участникам Пленума?.. Нет, зал слушает. Здесь такое место, что обо всём надо говорить начистоту…
- …Я понимала, что некоторое время буду зарабатывать меньше. Но всё же верила и понимала, что отставание бригады удастся быстро ликвидировать и все мы будем хорошо зарабатывать. Теперь могу доложить, что так это и произошло. Если бригада, в которую я перешла, выполняла план лишь от ста одного до ста пяти процентов, то теперь - не ниже, чем на сто восемнадцать процентов…
В зале послышались аплодисменты, живые, весёлые.
Маршал там, на скамье, даже очки для чего-то надел и слушал, приставив к уху ладонь, сложенную раковинкой. Валентине вдруг стало необыкновенно хорошо.
Тряхнув головой и улыбаясь, она продолжала:
- …В мае наша бригада тоже выполнила задание на сто восемнадцать процентов, а задание шести месяцев выполнила досрочно, шестого июня. Все члены бригады зарабатывают на пять-шесть рублей в день больше, чем раньше. Я зарабатываю столько, сколько перед своим приходом в эту бригаду…
Опять, вспыхнув где-то в президиуме, по залу прокатились аплодисменты, и, улыбаясь уже широко, во весь рот, так, что сверкали белые влажные зубы, Валентина сказала то, чего в написанной речи у неё не было:
- Настроение у всех нас хорошее, и мы уверены, что будем работать ещё лучше.