— После войны хулиганья было много. Да и район у нас такой.
— То есть вы хотите сказать, что участвовали в борьбе с нарушителями общественного порядка?
— Нет, я у них на атасе стоял.
— Вот как… И чем же вы занимались вместе с этой, как вы говорите, шпаной?
— Курили, дрались, яблоки воровали со склада…
— Но потом вы преодолели дурные влияния?
— Вроде бы преодолел.
— Каким же образом?
— Опротивело все это… То есть я вдруг представил себя на месте тех, кого мы били, над кем издевались…
— Вам это свойственно?
— Что именно?
— Переживать за других.
— Не знаю. Сколько можно было дурака валять…
— Мы беседуем уже сорок минут, а я все не могу нащупать, как бы получше выразиться, стержень вашего характера, формулу поведения, что ли… Для хорошего очерка нужен толчок.
— Это уж ваша забота.
— Ну, а как вы относитесь к спорту?
— Ничего отношусь.
— Сами занимались спортом?
— Да, боксом. Выступал в полутяже.
— По какому разряду?
— Я был кандидатом в мастера.
— Почему же не стали мастером?
— У меня были повреждены лицевые связки.
— И это заставило вас бросить бокс?
— Понемногу я работал до последнего времени, а зимой буду тренировать заводскую команду… Кофе не хотите больше? Тогда я убираю все это.
— Среди обывателей бытует мнение, что бокс — это варварская забава, нечто вроде испанской корриды. Что вы на это скажете?
— Так оно и есть. Или примерно так. Видно, я тоже обыватель.
— Вы считаете бокс грубым видом спорта?
— Да уж куда грубей.
— А как же эстетическая сторона бокса, торжество интеллекта и воли над грубой силой? Зрители предпочитают…
— У меня бывали такие минуты, когда хотелось вытаскивать зрителей одного за другим на ринг и нокаутировать по очереди.
— Значит, вы разделяете мнение тех мам и пап, которые вообще запретили бы этот вид спорта, будь их воля?
— Этого я не говорил. Если они хотят, чтобы вечером нельзя было выйти на улицу, чтобы хулиганы приставали к девушкам, а хилые кавалеры в страхе ретировались, — пускай запретят бокс.
— То, что вы говорите, противоречиво. Какие же цели вы преследовали, надевая перчатки?
— Я хотел, чтобы меня научили драться по-настоящему.
— Вы любите драться?
— Это моя страсть.
— Нет, я серьезно спрашиваю.
— Если ко мне, или к моей жене, или к кому угодно привязался пьяный дурак, то что я должен делать? Звать милицию, спасаться бегством, проводить на месте идейно-воспитательную работу? В газетах пишут, что все блатные — трусы. Да ничего подобного. Сказка для хилых мальчиков в очках. Вот и надо быть уверенным, что можешь послать пьяного хама на пол с любой позиции.
— Конечно, вы правы, милиционер не всегда оказывается рядом.
— Вот я и говорю. А мы-то, мужики, на что?
— То есть вы занимались боксом для того, чтобы овладеть навыками?
— В общем, да.
— И не жалеете о том, что бросили ринг?