Джоффри знал, что его отец посмеивается над воспитателем, однако за того вступилась мать юноши, сказав, что Джоффри поймал рукой звезду.
Отец только фыркнул:
— Нет у него в руках ничего, кроме грязи и старых костей. Кому какое дело, где этот иксовый материк? Там все равно никто не был.
Его матушка выглядела уставшей, но защищала сына:
— Он очень хорошо читает, и господин Виггалл научил его трем языкам. Он даже немного может разговаривать по-оффлерански.
И вновь отец только фыркнул:
— Это пригодится только в том случае, если он захочет стать дантистом. Все равно сегодня все говорят по-анкморпоркски.
— Читай, читай, сынок, — сказала матушка. — Чтение — путь к просвещению. А знание — ключ ко всему.
Вскоре после этого лорд Вертун отправил воспитателя прочь со словами: «Итак вокруг слишком много чепухи. Было бы меньше, если бы парнишка обходился дешевле. Не то что его братья».
Стены поместья далеко разносили голоса, поэтому Джоффри все слышал, и подумал: «Что ж, кем бы я ни решил стать, не хочу быть похожим на отца!»
После ухода воспитателя Джоффри остался предоставлен самому себе: бродил по поместью, узнавал что-то новое и проводил основное время с Мак-Тавишем. Этот конюший был стар почти как местные холмы, но все же его называли «мальчиком». Он знал трели всех на свете птиц и умел им подражать.
Поэтому Мак-Тавиш оказался рядом, когда Джоффри нашел Мефистофеля. Одна из бабушкиных коз принесла помет. Двое козлят оказались здоровыми, а от третьего — маленького и хиленького, зарытого под соломой — коза отказалась.
— Я хочу попытаться его спасти, — объявил Джоффри. Пришлось потеть всю ночь, стараясь помешать новорожденному козленку откинуть копыта: подоить козу, и поить пациента с пальца, пока тот мирно не заснул под боком Джоффри в теплом гнезде из сена.
«Какой он крохотный, — думал Джоффри, вглядываясь в зажмуренные глазки. — Я должен ему помочь».
И козленок услышал. Он рос сильным и ловким козленком, повсюду следуя за Джоффри хвостиком, и был готов забодать любого, кто посмел бы угрожать его молодому хозяину. С учетом того, что чаще всего это означало любого в зоне видимости, большая часть слуг и гостей благоразумно старались обходить рогача стороной.
— Скажи, почему ты назвал это исчадие ада Мефистофелем? — как-то спросил его Мак-Тавиш.
— Вычитал в одной книге. Сам видишь, как оно удачно ему подошло, — ответил Джоффри.
Мальчик рос, превратившись сперва в подростка, а затем и в юношу, благоразумно старавшегося как можно реже попадаться на отцовские глаза.
Однажды Мак-Тавиш оседлал для него лошадь и они вместе отправились через поля на границу владений лорда Вертуна, и затем тихо прокрались через лес в лисьи угодья. Они часто так делали, чтобы наблюдать, как лисица играет с лисятами.
— Здорово видеть, как они веселятся, — прошептал Мак-Тавиш. — Лисица охотится и кормит лисят. Но на мой вкус, слишком уж они любят курятину. Раз они убивают кур, мы убиваем их. Таков мир.
— Это неправильно, — печально ответил Джоффри, привязавшийся к лисе.
— Однако нам тоже нужны куры, и их приходится охранять. Поэтому мы охотимся на лис, — напомнил Мак-Тавиш. — Я привел тебя сюда, Джоффри, потому, что близок день, когда твой отец возьмет тебя с собой на охоту. Возможно, даже на твою лису.
— Ясно, — ответил Джоффри. Разумеется, он знал об охоте, потому что видел ее каждый год с самого рождения. — Нужно беречь кур, и мир жесток и беспощаден, но превращать это в игру неправильно. Это ужасно! Это просто казнь. Разве мы должны убивать все вокруг? Убивать мать, кормящую детей? Мы только потребляем, ничего не дав взамен. — Он поднялся на ноги и отправился к лошадям. — Я не желаю охотиться, Мак-Тавиш. Клянусь, мне не нравится ненависть. Я даже не испытываю ее к отцу, но охота — я бы хотел поместить ее в самое темное место.
— Думаю, малыш Джоффри, тебе стоит быть осторожнее, — Мак-Тавиш был обеспокоен: — Ты же знаешь своего отца. Он вроде гвоздя в сиденье стула.
— Отец не гвоздь, он — бревно! — горько откликнулся Джоффри.
— Ладно, но коли ты решишь поговорить с ним об этом… или со своей матерью… может он поймет, что ты не готов к охоте?
— Бессмысленно. Если он что-то решил, его уже не переубедишь. Иногда я замечаю, что мать плакала. Она не любит, когда ее видят плачущей, но я знаю — она плакала.
В этот миг он взглянул в небо, где кружил ястреб, и ему пришло в голову: «Вот, где свобода. Я хочу освободиться».
— Я хочу летать, Мак-Тавиш, — сказал Джоффри, и добавил: — Как птицы, как Лангас.
И почти тотчас же он заметил помело, на котором следом за ястребом мимо пролетала ведьма. Он указал на нее и сказал:
— Я хочу такое же. Хочу стать ведьмой.
Старик возразил:
— Это не для нас, мальчик. Все знают, что мужчина не может стать ведьмой.
— Почему?
Старик пожал плечами и ответил:
— Никто не знает.
— Я хочу это узнать, — сказал Джоффри.
В день своей первой охоты Джоффри решительно отправился с остальными. «Сегодня я должен постоять за себя», — решил он.
Вскоре местное дворянство скакало галопом по сельской местности, некоторые довольно рискованно перескакивали через ямы, изгороди и ворота, порой оказываясь с другой стороны без лошади. Джоффри осторожно держался в хвосте, выждав подходящий момент, чтобы незаметно улизнуть. В лесу он двинулся в противоположном охоте направлении. Заслышав как лай гончих сменился радостным визгом, он с ёкнувшим сердцем понял, что дичь поднята.
Потом пришло время вернуться домой. Там каждый был в том счастливом расположении духа, когда «завтра» что-то значит, и каждому вручают кружку горячего напитка мало чем отличающегося от «Особой мази» для овец бабули Тиффани. Награда для вернувшихся героев! Переживших охоту. Ура! Все жадно отхлебывают, обливаясь, и питье течет по дряблым подбородкам.
Но лорд Вертун заметил, что лошадь Доффри единственная из всех не вспотела и ее копыта остались чистыми. Гнев его был ужасен!
Братья держали Джоффри, а мать могла только смотреть с беспомощной жалостью. Когда лорд Вертун обрызгал лицо сына лисьей кровью, она отвернулась.
В гневе Его милость можно было даже назвать одухотворенным.
— Где ты шлялся?!! Тебе следовало присутствовать при убийстве! — рокотал он. — И ты сделаешь это собственными руками, юноша, мне на радость! В молодости это был мой долг, и так же поступал мой отец. И тебе придется. Такова традиция. Ясно? В твоем возрасте каждый мужчина должен познать вкус крови. Кем ты себя возомнил, чтобы перечить? Я в тебе разочарован!