— Ты не будешь завтракать со мной? — возмущенно произнесла она в то утро, когда я, собрав размазавшуюся по полу яичницу, приготовила новую порцию, изо всех сил стараясь, чтобы не было и намека на подгорелость.
— Я не хочу.
— Почему, почему, мой единственный любимый человек не хочет сделать для меня такую малость? Я не прошу чего-то особенного, просто сядь и позавтракай со мной....
Влад отчитывал меня, замученную бессонной ночью, словно я совершила нечто совершенно ужасное. Скажем, призналась ему, что только что грохнула все семейные сбережения, отложенные на покупку более просторной квартиры, на путевку куда-нибудь на Бали. Покачиваясь от недосыпа, я терпеливо выслушивала все претензии к моим кулинарным способностям, и думала, что от Бали я бы сейчас не отказалась. На самом деле, мне хотелось, чтобы быстрее все закончилось, как в прошлый раз, и муж опять бы вернулся в свое нормальное состояние.
Тогда я еще не знала, что если Алик напитывался эмоциями буквально в течение нескольких часов, то Берта могла измываться надо мной неделю. Хмурый взгляд на пустом месте, недовольство обедом, затем криком, что на столе нет любимой ложки — есть другие, но не те, не любимые, и никто об этом не может позаботиться.
Потом в ход шли слова — язвительные, противные, бьющие по больному. Так выискивать самое интимное место и бить по нему словами может только женщина. Мне не верилось, что это произносит Влад. Я пыталась ему сказать, что нельзя, никогда нельзя бить того, кто беззащитен перед тобой, кто открылся и доверился тебе. Наверное, именно это и есть самое настоящее гнусное предательство.
Но все было бесполезно. Весь мир эти несколько дней для Влада состоял только из мразей, подонков и идиотов. Я тоже входила в их число. Он опять забрал у меня ключ и кошелек. Вместо телефона, на этот раз Влад забрал паспорт, а на телефон он мне, закрытой наглухо в квартире, постоянно звонил, проверяя, чем занимаюсь. Я сидела и смотрела на экран телефона, боясь пропустить его звонок, потому что абсолютно все вызывало у него новый приступ истерики.
Вечером Влад приходил в игривом настроении, смотрел с удовольствием в мои теперь постоянно перепуганные глаза и требовал накрывать на стол. То, что мне раньше доставляло удовольствие, теперь превращалось в тягостную обязанность. Сама жизнь, кстати, тоже. По ходу мрачно тянущегося вечера глаза Влада становились все мутнее, голубой оттенок радужки, так пугавший меня, переходил в мутно-синий. А ещё он пьянел прямо на глазах, проваливался в несвязность и угрюмость, речь его становилась тягучей и выматывающей. Хотя, что, когда и как он пил, я не знала, спиртного в доме, как мне казалось, не было. На фоне общего безумия, происходящего в нашей квартире, это была всего-навсего ещё одна непонятность.
Влад, скорчившись в темном углу на кухне, начинал звонить кому-то, в пьяном угаре кричал в телефон, какие все мрази, и что верить никому нельзя. Иногда принимался всхлипывать, а когда я подходила выяснить, что случилось, он смотрел на меня опухшими синими глазами с белками, налившимися кровью, и неразборчиво бормотал что-то всеобщем заговоре против него.
— Иди на ...., - грязное ругательство, это было то, что он под конец своей путаной речи произносил четко и понятно.
Это просто был какой-то странный фильм. Ужасов? Наверное, скорее, психологический триллер, который я смотрела как бы со стороны, и иногда с интересом — чем все это закончится? Кончилось все так же внезапно, как и началось. Однажды утром, через неделю, я проснулась от нежного поцелуя, и увидела привычно серые глаза Влада.
— Ты вернулся? — Вяло обрадовалась я.
— Ты о чем, Лиз? — засмеялся Влад. — Что тебе приснилось? Я никуда не уходил. А вот отгадай, что у меня для тебя есть?!
Он вытащил откуда-то из-за спины два небольших картонных четырехугольника и торжествующе помахал ими у меня перед носом.
— Мы пойдем мы с тобой сегодня в театр! И у меня уже есть два билета!
У Влада был вид мальчика, совершившего хороший пионерский поступок, и ждавшего за это одобрение. Я чмокнула его в щеку, все ещё опасаясь возобновления истерики и проявляющейся синевы в глазах, и робко сказала:
— Если буду вечером себя хорошо чувствовать.... Ты же отдашь мне кошелек? Мне нужно прокладки купить.
Влад огорченно нахмурился, но кричать не стал:
— Ну, вот, а я так старался! Почему ты себя плохо чувствуешь? И откуда у меня твой кошелек?
— Посмотри в своей сумке, — устало сказала я. Потому что такой слабой и разбитой я себя ещё никогда не ощущала. Словно из меня выпустили не то, чтобы кровь, а все радостные эмоции, надежды на счастье и самые сладкие мечты. Влад соскочил с кровати, подошел к своей сумке, висящей на ремне на спинке стула, и залез внутрь.
— Слушай тут точно твой кошелек. И паспорт тоже. А зачем ты мне отдала их? Я что-то должен был сделать? Извини, совсем забыл, зачем у меня эти твои вещи?
Я пробормотала:
— Положи кошелек на стол, ладно? Мне прокладки нужно купить, — и отвернулась лицом к стенке. Больше я ничего не хотела ему говорить.
Влад забеспокоился.
— Ты действительно выглядишь не очень хорошо. Может, к врачу?
— Оставь меня в покое, — вдруг выкрикнула я. — Просто оставь меня в покое.
И заплакала. Муж забегал вокруг плачущей меня, в волнении:
— Лиз, Лизонька, да что случилось-то? У тебя ПМС? Скажи, живот болит опять, да? Ну, он у тебя он всегда болит, ты же знаешь, что к вечеру пройдет. Я же не виноват.... Не кричи на меня, разве я заслужил? Вот билеты купил, чтобы тебя порадовать. А то какая-то странная в последнее время.
Я стиснула зубы, упершись лбом в стенку, а слезы, молча и безнадежно, текли по моим щекам. Он не слышал меня. И не понимал или не помнил, что происходило всю последнюю неделю. На каком-то невидимом условном перекрестке мы уже начали движение в разные стороны. И в глубине сознания я начинала понимать, что все не так просто. И само ничего не рассосется. Но в данный момент хотела только хотя бы передышки. Просто передышки. «Чуть позже мы обязательно с этим разберемся», — первый раз в жизни я отодвинула решение проблемы на неопределенное будущее. И это была самая первая крупная ошибка. Чуть позже я поняла, что судьба не прощает трусости. И то, что должно быть сделано сразу, должно быть сделано сразу. Решено и сделано. Отсрочка принятия решения не дает ничего, кроме новой волны проблем.
***
Вечером мы все-таки поехали в театр. Это была какая-то современная комедия. На самом деле, довольно веселая, и артисты старались играть хорошо, и сама режиссерская идея была просто замечательной. Кофе в буфете был прекрасен, а свежее шоколадное пирожное я умяла, сама не заметив как, и Влад мужественно придвинул мне половину своего. Ко второму акту настроение у меня начало выправляться, и мир снова начинал казаться не таким уж и коварным. Все-таки, несмотря ни на что (даже на нашествие демонов), в нем оставалось ещё так много прекрасных вещей, ради которых стоило жить.
Когда прозвенел третий звонок после антракта, и мы вместе со всем залом принялись шумно рассаживаться по своим местам, в кармане у Влада завибрировал телефон. Он недовольно вытащил его, с досадой посмотрел на номер и, бросив мне шепотом и торопливо «Нужно ответить, это по работе», выскочил из зала.
Уже раздвинулся занавес, и героиня начала свой страстный монолог, когда мне, тихо булькнув в сумке, пришла смс-ка от мужа. Он извинялся, и просил добираться после спектакля одной. Его срочно вызвали на службу.
В принципе, это была проблема, и все оставшееся действие, я вспоминала, хватит ли мне денег на такси. Потому что приехали мы сюда на своем автомобиле, и одета я была исключительно для похода в театр, а не для хождения по незнакомому темному району, в поисках ближайшей станции метро. Поэтому оставшаяся часть спектакля прошла мимо меня.
Выйдя из светлого, теплого здания, я немного постояла на крыльце с колоннами, кутаясь в очень относительную накидку, и констатируя, что на улице холодно, а скоро будет ещё хуже. Перчатки и шарф, которые могли бы хоть немного спасти положение, остались в машине. С грустью я вспомнила, что где-то на заднем сидении так же завалились теплый свитер и берет, которые я когда-то кинула туда на всякий случай. Случай теперь представился, но наше авто с моими теплыми вещами неслось где-то во мраке ночи по неведомым мне делам.
Я спустилась с торжественного крыльца, оставив тепло, свет и колонны за своей спиной. Посмотрев карту города в телефоне, поняла, что дело обстоит не так страшно, как мне показалось вначале, и до метро я вполне могу дойти пешком. Где-то рядом была станция. Конечно, я дошла бы быстро, если бы не мой врожденный пространственный идиотизм. И, вне всякого сомнения, я тут же заблудилась. Как только свернула с большой дороги, по которой с шумом неслись привычные, разгоняющие темноту и тишину автомобили, на тихую аллею. Кругом были только торчащие, уже почти голые деревья, откуда-то доносился шум цивилизации, но я не понимала, с какой стороны. Поднялся ветер. Повалила острая снеговая крошка, первая в этом году. Полуснег, полуград хлестал по лицу мелкими колючими осколками. Я брела какое-то время, скрючившись под немилосердными осадками и ветром, в сторону, которая казалась мне правильной.
Странным было только безлюдие этой аллеи. И немного жутким. Хотя, конечно, вполне логически объяснимым. Какой ещё идиот, кроме меня, отправится на променад по аллее в такую погоду? И очень понятной была моя радость, когда я увидела ещё одну согнувшуюся под ветром и градом фигуру, которая двигалась из темного пространства мне навстречу. По крайней мере, теперь можно было узнать, правильно ли я иду. Только очень скоро оказалось, что рано я радовалась. Потому что при ближайшем рассмотрении оказалось, что этот одинокий путник и в самом деле был идиот. Натуральный.
Мы остановились друг напротив друга. Очень живописная парочка, надо сказать. Я в вечернем платье, судорожно прячущая голые плечи в шелковую узкую накидку, и узких лодочках на каблуках, он — в шортах, сандалиях на босу ногу и старом ватнике, из которого в продранных местах торчало клочьями содержимое. Парень был лыс, отчего особенно явно подчеркивалась его частичная микроцефалия, взгляд его был чист, на губах играла жизнерадостная улыбка, тут же из раскрытого в улыбке рта по подбородку капали слюни. Мгновение он с восторгом смотрел на меня, затем жалобно произнес:
— Дай конфетку. Я конфетку хочу.
Я вспомнила, что в сумочке у меня лежали конфеты, заныканные опять же на всякий случай, быстро достала столько, сколько нащупала рукой, и протянула ему.
— На, вот тебе конфетки.
Он с удивительной быстротой и ловкостью развернул единым махом несколько бумажек, и отправил горсть конфет в рот. Я вздохнула от ставшей явно для меня бесполезности этой встречи, порадовалась тому, что он попросил всего лишь конфет, и они у меня были, и собралась идти дальше. И тогда вдруг городской сумасшедший схватил меня за руку и внятно, несмотря на полный рот сладостей, произнес:
— Подожди, я должен тебе сказать.
Он, все так же держа меня за руку, старательно прожевал и смачно, с гульканьем проглотил выданные мной конфеты (между прочим, кажется, это были «Белочки» — шоколадные и с орешками) и довольно крякнул. Все это время я стояла, боясь пошевелиться, и напряженно думая, что ждет меня дальше. Между тем, идиот вполне доброжелательно произнес: