— Ну, тогда я не знаю, — пискнула я и спряталась за Лию.
Испугалась, что они подумают, что я плохо отношусь к ослам. На самом деле, с одним из них у меня были связаны даже самые теплые детские воспоминания. Когда-то давно по дворам городка, где я родилась, ездил старьевщик на тележке, запряженной маленьким осликом с большими глазами. Неопределенного возраста дядечка, казавшийся мне в то время безнадежно пожилым, принимал на вес груду тряпок — старую, вышедшую из употребления одежду, а взамен давал настоящее счастье — яркий шарик, покрытый разноцветной, блестящей фольгой. Шарик был на резиночке, его можно было пружинить — и вниз, и вверх, и в разные стороны. Мне было лет шесть, и от взгляда на это разноцветное, прыгающее чудо, у меня просто захватывало дух. Запах старых тряпок и ослика со смешно торчавшей жесткой холкой в то время для меня был самым замечательным на свете.
А ещё мне очень, просто невероятно хотелось этот шарик. Поэтому в очередной заезд ослика в наш двор, я со всех ног кинулась домой в поисках ненужного тряпья. Родителей не было дома, поэтому я собрала все, что попадалось под руку, и совершенно запыхавшаяся, но счастливая, вывалила груду вещей на тележку старьевщика. Глаза с волнением следили за делением безмена, которое, не торопясь так, что сводил меня своей медлительностью с ума, приближался к заветной черте, за которой меня ждало счастье. И в тот момент, когда стрелка, ещё качаясь, но уже останавливалась, не доходя к необходимой отметке, я замерла от неизбежности судьбы, и тут заметила внимательный, хитрый и добрый взгляд ослика. Он подмигнул мне, и стрелка тут же подпрыгнула вверх. И заветный шарик оказался у меня в руках. Он прыгал на резиночке вверх-вниз, и в разные стороны, он даже крутился, пружиня, кругами, и я ни на секунду не выпускала из рук это чудо.
А ещё спустя часа два папа бегал по дворам нашего городка, пытаясь догнать старьевщика, увозившего его новый пиджачный костюм, обменянный с кучей других тряпок на заветный прыгучий шарик из фольги.
Так что отношение к осликам у меня с детства осталось даже в некотором роде семейным, и никто не может сказать, что эти животные для меня что-то чуждое и безразличное. Я хотела рассказать этот случай всей остановке, но пока собиралась с духом, подошел автобус, и мы отправились в свой вояж.
Всю дорогу я пыталась ввести новые вводные в уже известную мне информацию. Эти происшествия как бы складывались в одну картину, но было совершенно не понятно, что стоит у основ происходящих событий. Или кто стоит. Что-то было в этой местной легенде, аналогов которой я до этого нигде не слышала. Казалось, что она была чем-то большим, чем просто волшебной поучительной сказкой, которую из поколения в поколение рассказывают детям по вечерам перед сном. И, хоть убейте меня, чем дальше, тем больше, я ощущала какую-то свою непонятную пока связь с этими событиями.
После горной деревенской тишины город показался шумным и суетливым, даже, несмотря на то, что курортный сезон закончился. Он развалился вальяжно вдоль морского побережья, и море, даже если не проступало явно синим проблеском в зазоры плотно примкнутых друг к другу домов и деревьев, все равно ощущалось влажным соленым покоем на всем протяжении нашего пути.
Мы вышли из автобуса, и прошли к переходу на побережье мимо расслабленных таксистов, которые в ожидании редких пассажиров, резались в карты прямо на бетонном приступке к угловому магазину. Тут же, за углом, стояли и сами такси, покорные малолюдному сезону. Автомобили словно отдыхали после большой работы, переговариваясь тихонько друг с другом о чем-то дорожном, известном только им.
Я не очень уж такая мореманка, хотя посидеть задумчиво на берегу иногда совсем не прочь, особенно хорошо это делать, кстати, на пустынном, как в это время года пляже. Мы заказали по чашке кофе, как и собирались, и в ожидание, пока принесут заказ, я зачем-то спросила Лию:
— Какое качество в мужчине тебе кажется самым отвратительным? Такое, которое бы ты вообще никогда не смогла ни принять, ни простить.
Лия стала говорить про жадность, гнев....
— Нет, — прервала я её. — Ты говоришь про общечеловеческие, библейские грехи. А я тебя спрашиваю о самом омерзительном качестве именно в мужчине.
— Неумение принимать ответственность. — Почему-то сразу, словно она тоже долго об этом думала, ответила Лия. — Когда мужчина, вместо того, чтобы решать проблемы, кивает на свое трудное детство, в котором были виноваты родители. Или на жену, которая поедом его ест и не дает развернуться его таланту. Или вокруг одни враги и недоброжелатели, которые из зависти к гению вставляют ему палки в колеса. Или.... Ну, ты понимаешь?
Я кивнула.
— Ты имеешь в виду инфантильность? Женоподобность в характере?
— Можно сказать и так, — мягко проговорила Лия, и взялась за чашку кофе, который нам только что принесла улыбчивая официантка. Может, подруга собиралась сказать что-то ещё, но официантка назвала её по имени и спросила, как дела. Между ними завязался какой-то неинтересный мне разговор об общих знакомых, и я просто перестала думать о чем-либо, а откинулась на спинку кресла, маленькими глотками цедила горький напиток и смотрела на пустое, бирюзовое море, которое уже начинало сереть, словно в ожидании зимы и штормов.
Когда их разговор и мой кофе подошли как-то одновременно к своему логическому завершению, я наконец-то смогла вплотную подобраться к вопросу, который мучил меня со вчерашнего дня. А именно, уговорить Лию пойти в местный музей и найти там её знакомую научную сотрудницу, которая накануне рассказала эту таинственную историю. Я понимала, что выдать свое нетерпение за вдруг проснувшийся интерес к экспонатам музея не могла, поэтому сказала об этом подруге честно и откровенно.
— Я почему-то подозревала, что ты просто так не успокоишься, — вздохнула Лия, с сожалением поднялась с места, и мы покинули ажурную веранду кафе.
Вопреки законам жанра, сотрудницу мы обнаружили в музее живую и невредимую. Судя по всему, она даже и не догадывалась, что я её волей или неволей уже записала в жертвы.
— Татьяна Романовна, здравствуйте! — улыбаясь, Лия протянула руки к подтянутой интеллигентной женщине, чуть за пятьдесят. Татьяна Романовна вовсе не походила на какую-нибудь детективную старушку, скорее, она напоминала актрису, только-только начинавшую переходить на роли мамы взрослых сыновей, и ещё не совсем привыкшую к новому амплуа. Практически незаметно, но эффектно подкрашенная, в довольно молодежном платье, которое сидело на ней идеально.
— Лия! — Судя по всему, они довольно давно знали друг друга. Впрочем, возможно Лие для её научной работы часто приходилось бывать в хранилищах. Я поняла, что даже ни разу не поинтересовалась у подруги, как продвигаются её дела с диссертацией, замороченная своими проблемами, и мне стало очень стыдно.
— Это моя подруга, Елизавета. Она очень интересуется историей Аштарака, не обессудьте, что привела её сегодня к вам и без предупреждения. Мы рядом оказались, вот и зашли.
Татьяна Романовна улыбнулась в ответ.
— Ничего страшного. У нас же все-таки музей, а не частная усадьба. Для этого мы и работаем. Так что вас ещё интересует, девочки? Кажется, я Лие вчера рассказала все, что знала. Про Аштарак не очень много сведений, это правда. Всегда была закрытая для посторонних территория.
— Прямо совсем закрытая? — удивилась я.
— Нет, конечно, шлагбаумы там не стояли на въезде, — ответила музейщица. — И местные жители к тем, кто появлялся в деревне, относились дружелюбно. Но всегда, насколько я понимаю, была какая-то черта, за которую новых людей не пускали. Да и кому нужно было раньше забираться в такую даль, в горы? Это сейчас автобус вас за сорок минут поднимет, а в прошлом подняться было не так-то просто.
Вот так неторопливо беседуя, мы прошли мимо стендов со старыми фотографиями, завернули в зал с чучелами животных, которые обитали в этих местах и вышли к небольшой комнатушке. Это был кабинет со старыми шкафами, забитыми бумагами, тут же находился стол и несколько деревянных стульев.
— Будете чай? — спросила Татьяна Романовна. — Присаживайтесь.
От чая мы вежливо отказались, но на стулья присели. Так было как-то уютнее и основательнее.
— Вы упоминали про Деву Гнева, — сказала я. — Меня очень интересует эта легенда. Главным образом потому, что где-то уже слышала это, но никак не могу вспомнить, где и при каких обстоятельствах.
-Дева Гнева... — смотрительница посмотрела на меня с пониманием. — Это интересная история. Только, увы, она осталась только в виде устной легенды. Никаких документальных подтверждений о том, что когда-то существовал такой культ, не осталось. И я знаю только, что было такое предание, а о чем конкретно идет речь, ничего сказать не могу.
— Но в музее были какие-то записи, вы же говорили?
— Это тоже из разряда легенд. Мне рассказывал наш бывший директор, сейчас его уже нет в живых, что однажды кому-то понадобились эти записи, стали искать, и в папке нашли только горстку пепла. Тогда все документы хранились в таких картонных папках с веревочными завязками, они, кстати, в некоторых учреждениях до сих пор используются. Так вот, на самой папке, все так же плотно завязанной, и внутри неё никаких следов пожара обнаружено не было. Как я сказала, там был только пепел, немного слежавшийся от времени. Но это было уже лет пятьдесят или шестьдесят назад. Сейчас это просто одна из музейных «страшилок», такие небольшие легенды имеет каждый уважающий себя музей.
Я подумала, что все-таки не совсем ошиблась, когда предположила вчера, что без умершего хранителя тайны музея здесь не обошлось. Но была все-таки рада, что случилось все много лет назад и естественным образом. Татьяна Романовна была мне очень симпатична, и мне совсем не хотелось, чтобы она пострадала из-за моей страсти к триллерам. В смысле, что я ничего такого ужасного «не накаркала».
— А как же все упоминания о богине Асаи, которые разом исчезли на всех уголках планеты? — спросила я, ощущая, что пауза затянулась.
— Как исчезли? — недоуменно спросила смотрительница.
Я быстро глянула, на потупившую взгляд и еле сдерживающую улыбку Лию. Татьяна Романовна тоже посмотрела на нас и все поняла. Она засмеялась.
— Может, так оно и было. Но представьте, наш маленький провинциальный музей, только начавший формироваться в то время. Откуда у нас были выходы в большой мир, чтобы узнать что-то ещё о легенде, прорвавшейся сквозь века в нашу горную деревушку, и тут же сгинувшую?
— А сейчас? — не унималась я.
— Может, кто сейчас и занимается этим, но только какой-нибудь энтузиаст, у которого много свободного времени. Да и то навряд ли. Разве людям сейчас до старинных, потерявшихся во времени легенд?
— Нет, — печально сказала я. — Совсем не до них. Людям.
На входе раздался какой-то шум, и Татьяна Романовна встала и вышла за дверь. Через несколько секунд крики и гомон перекрыл её голос:
— Тихо, тихо! Тишина! Здесь нельзя так кричать, это музей!
Детский голос, застенчиво, но пряча стеснительность за напором, пропищал: