— Кто не смог удержать? — спросил он, и проведя рукой над углями, довольно хмыкнул. Щепки прогорели, как нужно.
— Мы про похищения невест рассказываем, — сдала нас всех Лия мужу.
Алекс положил решетку с основательными кусками мяса на мангал, и, глядя то ли на огонь, то ли на аппетитные мясные куски, сказал:
— Что-то в этом есть....
— Что есть? — не поняла Лия.
— В похищении что-то такое есть. Мне нравится.
— И кого ты собрался похищать? — ужаснулась Лия, а мы все рассмеялись.
— Мне жалко, что я тебя в свое время не похитил. Сейчас было бы, что вспоминать.
— И как бы ты сделал это в сибирском индустриальном городе, — засмеялась Лия, но, наверное, она все-таки была довольна ответом мужа.
— Не, — замотала головой Хана. — Это в тебе мужской шовинизм говорит. Ты хочешь относиться к женщине, как к жертве или добыче. Первобытный зов крови.
— Я же мужчина. — Сказал Алекс. — Значит, правильно отношусь.
Мы все дружно кивнули, соглашаясь, что он правильно относится, честно говоря, потому что спорить было лень. И ещё мясо уже начинало источать божественный аромат, а решетка была в руках у Алекса. Только я подумала вдогонку, что иногда понимаю первобытных женщин, сдавших свою свободу мужчине, у которого в руках была плошка, наполненная поджаренными кусками мяса.
В этот момент я вдруг почувствовала на себе какой-то пронзительно осуждающий взгляд. Посмотрела вверх, на небо, и увидела только яркие звезды. Странно, но казалось, лучи негодования идут именно оттуда. Свыше. Ещё немного и мне бы стало стыдно перед негодующими звездами за такие свои продажные мысли, но тут раздался крик Лии.
— Единорог! — закричала она, заглядывая куда-то за спинку своего шезлонга. Туда же моментально подлетел Алекс, отставив решетку с мясом на большой пенек, служивший столом, заглянул за шезлонг. Мы втроем тоже ринулись в эту сторону.
— Стоп! Стоп! — страшным угрожающим голосом крикнул Алекс, и даже в разные стороны развел руки, предупреждая, то никто к единорогу без соблюдения некоторых правил не пройдет.
— Ты девственница? — строго спросил он у Ханы.
Она почему-то сразу задумалась и погрустнела.
— Ты не увидишь единорога, если ты не девственница, — важно сказал Алекс.
Мы все дружно навалились на это ярое проявление неприкрытого и оголтелого мужского шовинизма, и Хана опустилась на колени за шезлонгом, взволнованно вглядываясь в темноту. Все замолчали. Вдруг она выдохнула в торжественной тишине.
— Это, да... Это он. Единорог. Жук-единорог.
В голосе её дрожала встреча с долгожданным чудом.
— Вот видишь, — Алекс важно поднял указательный палец в небо, очень довольный собой. Словно это не он минуту назад препятствовал встрече Ханы с мечтой по нелепому, надуманному предлогу. — Ты мечтала о встрече с единорогом, и ты его встретила. У нас в саду. Только у нас водятся единороги.
Майя и Лия тихонько подошли к сидящей на коленях девушке, чтобы рассмотреть редкостного жука. А я не пошла. У меня было чувство, что Хану обманули. Она увидела своего единорога, но что-то в этом было не то. Почему-то в этот момент мне захотелось, чтобы из-за темного дерева вышел настоящий единорог. Он бы был весь белый, со светящейся холкой, а рог был бы у него прозрачный, словно хрустальный. С узорами. Память услужливо подсовывала вид фужеров в бабушкином комоде. Рисунки с бабушкиного хрусталя перешли в моем воображении на волшебный рог. И надо сказать, что-то в этом было невероятно притягательное. Этакое домашнее волшебство.
Я нисколько не удивилась, когда в темных деревьях что-то зашуршало и из темноты кустов на нас выглянула любопытная морда рыжей коровы. Она как всегда жевала что-то из обглоданного в нашем саду. Девчонки взвизгнули, Алекс выругался, а Лия метнулась в дом и через секунду появилась на пороге, вставляя пульки в свой знаменитый мушкет. Рыжая обиженно сказала «му-у», и, не дожидаясь уже привычного щелчка затвора, отправилась восвояси, все так же повиливая бедрами.
Лия в бессилии опустила руки и сказала:
— Алекс. Нам нужен новый забор. Вот делай что хочешь, но нам нужен новый забор. Она уже просто прогнившие доски рогом цепляет и проходит. Я каждый день латаю дыры, но все бестолку.
— Угу, — буркнул Алекс неопределенно. Видимо, ему не понравилась смена разговора с единорога на новый забор. Я же опять подумала про превратности судьбы, которая дает иногда мечту частями. В данном случае разделив рог и нечто, выходящее из темноты сада. В результате получается что-то совершенно третье. Не то, что задумывала ты, но и не то, что имела в виду судьба. Странно....
Утром девушки уехали, а во дворе ещё несколько дней сиротливо маячил закопченный мангал с остатками прогоревших углей, как напоминание о празднике. Казалось, он тщетно пытается сохранить головокружительные запахи вчерашнего ужина, но они беспощадно уплывают, растворяются в наступившем новом дне. А ещё чуть позже Алекс куда-то его спрятал. Наверное, до лучших времен. Можно было снова погрузиться в свои страдания и размышления о тщете всего сущего.
Этот день не обещал быть каким-то необычным. Никакие предчувствия не терзали меня, и даже ничего ни разу не екнуло в душе, когда я, позавтракав неизменным свежим хлебом с маслом и крепким кофе, сказала, что хочу сегодня пробраться по уже известному мне ручью выше в гору.
— Там замечательный водопад, — кивнула Лия, — туристов возят к нему на джипах. Прямо по реке.
— А ещё выше, что там?
— Не знаю. На моей памяти никто туда и не лазил. Что там выше делать? Все посмотрят водопад, сфотографируются на его фоне, и возвращаются назад. Но это летом, конечно. Сейчас там, по-моему, вообще никого не бывает.
— А ты не хочешь со мной? — ещё раз с надеждой посмотрела я на Лию.
Подруга покачала головой:
— Дела. А так бы прогулялась с удовольствием.
-Ну, ладно. В следующий раз, — обнадеживающе сказала я в большей степени сама себе.
Дорога была уже мне знакома, и я выходила на околицу привычной, обезлюдевшей после уехавшего автобуса деревни. Понятно, что гулять, в моем понимании слова, тут было не принято. Никто не ходил среди бела дня любоваться водопадом в горы. Даже детей на улицах не было видно. Школьники, очевидно, учились, а дети помладше играли вдали от длинной, виляющей вдоль всей деревни улице, в больших, огороженных дворах. Я сразу заметила не без удивления, в некоторых домах за высокими, но резными, просвечивающимися заборами (скорее всего, они ставились не для сокрытия хозяйства от чужих глаз, а от вольготно разгуливающей по деревне скотины) несколько самых настоящих игровых площадок. С башенками, лесенками и горками, которые летом должны были служить веселым спуском в надувные бассейны, а сейчас, осенью, были просто так. Единственным бойким местом, известным мне, была вышеупомянутая остановка, и то только перед приходом автобуса.
Улица опять вывела меня незаметно из деревни к небольшой речке. Мелькнула в кронах деревьев крыша, стоящего наособицу рыбацкого домика, на него с дороги указывала вручную сделанная надпись «Рыбалка». На деревяшке-указателе даже была нарисована чуть кривобокая, но симпатичная рыбка с вывернутыми, словно девушка после неудачного посещения пластического хирурга, губами. По своей недавно появившейся привычке разговаривать с изображениями, которые не могли мне ответить, я поздоровалась с рыбкой и даже спросила у неё, как дела. Рыбка многозначительно закосила круглым глазом в сторону сбегающей с горы шумной речки. Её движение по торчащим на пути булыжникам было слышно уже отсюда, хотя саму речушку видно ещё не было.
Так как дождь прошел уже несколько дней назад, окружающая действительность подсохла, и идти было приятно. По крайней мере, когда я карабкалась по особо крутым участкам склона, ноги не разъезжались в самый неподходящий момент на расквасившейся грязи.
Проделав все тот же путь, что и в прошлый раз, я дошла до конечной точки маршрута, дружелюбно дотронулась рукой до камня, на котором сидела неделю назад, и пошла дальше. Ландшафт особо не менялся, и был прекрасен со всеми своими угрюмыми нависшими над поймой реки деревьями, мхом всевозможного вида и цвета, покрывшего все, до чего он смог дотянуться, и темными пещеристыми стенами скал, тянувшихся вдоль реки. Иногда приходилось разуваться и переходить на другой берег, когда тот, по которому я шла, становился непроходим. Так, петляя и виляя, разуваясь и снова обуваясь, я продвигалась вперед.
Какой-то странный отдаленный грохот застал меня в очень неудачный момент. Я стояла на мелководном переходе прямо на середине реки на гладком камне, и раздумывала, на какой булыжник из имеющихся, мне ступить сейчас. Грохот заставил меня вздрогнуть, оглянуться, нога соскользнула с камня, я подалась за ней, и упала на груду подводных булыжников. Резкая боль в ноге заставила меня забыть о грохоте, а инстинкт, помимо моей воли, забил руками моими руками по воде, судорожными движениями тащил вперед, и, в конце концов, вытащил на берег. Я отдышалась, прогоняя остатки накрывшей меня недавно паники, глянула на ногу и оторопела. Вся ступня от запястья на глазах раздувалась, словно из кроссовка поднималось на дрожжах тесто. И это была моя родная нога. Мне даже не нужно было сравнивать её с другой, чтобы понять: с ней явно не все в порядке. А вернее, совершенно не в порядке. Абсолютно. Вторая волна паники попыталась накрыть меня, но я сказала сама себе твердо:
— Стоп. Первое: где телефон?
Твердость мне понадобилась и в этот момент, когда телефона я в кармане не обнаружила. Другого варианта не было: мой мобильный выскользнул во время падения из кармана куртки, и сейчас либо лежит на дне ручья, либо плывет по направлению к морю, весело подскакивая на перекатах. Попробовала двинуться с места, чтобы проверить первую версию (со дном ручья), но боль в ноге опрокинула меня обратно. Я поняла, что двигаться, может, и смогу, но не прямо сейчас. Ситуация стала ещё запутаннее, когда я вспомнила мимоходом про какой-то грохот, который собственно и явился виновником случившегося со мной.
— В общем, — сказала я вслух сама себе, — главное, не впадай в панику. Это тебя погубит.