Дворняжка бежит вокруг дома не задерживаясь.
С ходу прыгает в огород, дальше — за баню. Останавливается в бурьяне, поглядывает на Чубарова.
— Значит, здесь, — определяет Алексей, — в погребе. Неси, Трухин, лопату.
— Ещё чево? Может, копать заставишь?
— И заставлю! — строжает Чубаров. — Будешь сопротивляться — срок получишь. Советую не напрашиваться.
Андрон и сам понимает: шутить с гостями не приходится. Лучше отделаться штрафом, чем сидеть за решёткой.
Трухин срывает дверку, открывает подполье. Вдвоём с Чубаровым вытаскивает большие куски мяса. Такие большие, что непонятно, как он мог один привезти их из лесу. Синчук фотографирует Андрона рядом с сохатиной. Этого Трухин не ожидал. «Теперь не открутишься, второй раз ловят, гады!»
Чубаров бросает Зуде солидный кусок — она честно заработала обед.
Протокол составляют на месте, подписывают все трое. К удивлению председателя, Трухин ставит подпись безоговорочно. Никогда ещё Андрон не расписывался в своём браконьерстве.
— Мне-то что делать? — изнывает бабка.
— Приложи руку, — подаёт карандаш Чубаров.
— Я только крестиком, — предупреждает старуха. — Пойдёт крестик?
— Ставь. — Чубаров обращается к браконьеру: — Андрон Трухин! На основании постановления правительства ты подвергаешься штрафу в положенном размере. Как платить будешь? Через суд иль прямо в сельсовет?
— Некогда мне по судам таскаться!
— Так и отметим: в сельсовет, — записывает Чубаров. — Распишись ещё раз.
Не заметно, чтоб Трухин волновался. «Ну что ж, — думает, — сегодня ваша взяла, завтра мой верх. Не в первый раз и не в последний».
— Бросай, Трухин, нечистые дела. — Алексей кладёт протокол в сумку. — Ещё раз попадёшься — тюрьмы не минуешь.
— Не пугай, председатель! — Андрон отпускает собак. — Сделал дело — иди на все четыре. Я могу сесть, а ты — лечь. Тайга большая, молчаливая.
— Это что — угроза? — Синчук вплотную подходит к Трухину. — Правильно я вас понял?
— Не угроза — предупреждение.
— Всё равно. В таком случае, придётся вам явиться в охотинспекцию. Вызов пошлю почтой.
— Некогда мне ездить! — хрипло огрызается Андрон. — И вот што: катись отсюдова, пока собак не натравил!
— Не пугайте, Трухин, не боимся, — сдерживается Синчук. — Чубаров, оформляй дело в суд.
Вот всё как повернулось. Не брякни он лишнее слово, обошёлся бы штрафом. Дёрнул чёрт за язык: «Тайга большая…» Пошёл молоть. Теперь кто что ни сделает — подумают на Андрона. «Ругался, скажут, грозился…» Эхма, голова непутёвая!
Петя с Малышом не знали, что происходило на Андроновом дворе. Увидели, как уходили Чубаров с Синчуком. Бабка Феня за ними — не дождалась чаю.
— Зачем они приходили? — спрашивает Петя брата.
— Не знаю.
— Зачем Зуда прибегала?
— Ничего не знаю, не приставай! Ни про Зуду, ни про Чубарова. Без нас разберутся.
— Ты почему злой?
— Не суйся не в своё дело… Где лоза?
— Лоза? — вспоминает Петя. — Я, понимаешь, сохатёнка мыл. Сам искупался. Вода холо-о-дная!
— «Холо-о-дная»! — сердится Максим. — Когда я тебя к порядку приучу? Оплетать надо, а он купаться вздумал.
— Видишь? — Петя жалуется сохатёнку. — Из-за тебя мне попало. Пошли обратно.
Встреча с Чубаровым испортила настроение Бормашу. Засосало под ложечкой, застучало в голове. Чем больше он думал, тем больше мрачнел, заговаривал сам с собой: «Прижмёт теперь Андроха, не даст проходу. „Вы, скажет, донесли, кто более“. Мда, такое дело…»
Похлебав щей, надвинув на глаза блин-кепчонку, конюх молча отправляется к своим соловым. Идёт мимо Трухиных, а на крыльце как раз покачивается пьяный Андрон. Успел приложиться к бутылке. Заметил Бормаша, манит согнутым пальцем.
— Что, старик, тук-тук? За моё-то добро?
— Никому не говорил, Андроха! — крестится Бормаш. — Истинно слово, как на духу!
— Дорого достался мне тот кусок. — Трухин спускается с крыльца. — Считай, тысячу целковых. Значит, и про лосёнка тук-тук? Говори, дед, не увиливай! Всё одно дознаюсь!
— Что ты, что ты! — трясётся старик. — Хошь побожусь?
— Шкура ты, дед! — Андрон сжимает кулаки. — Как есть шкура! Ну погоди! Попомнишь ты у меня сохатиху! И гадёныши твои вспомянут. За мной не пропадёт…
Бормаш совсем падает духом, начинают слезиться глаза, дрожать губы. «Господи, воля твоя, за что?.. Сохрани и помилуй, господи!..»
— Как хошь, Андроха, а моя правда. И ребятишки — ни-ни! Ни Макса, ни Петруха. Помяни моё слово: никому не сказывал! Подсмотрел кто-нито, не иначе.
— Ты один видел, ты и донёс! — скрипит зубами Андрон. — Из наших никто не стучит. Только вы, пришлые! Ну погодь! Сынок твой не миновал беды, авось и тебя не обойдёт… Иди да помни!