— Сон? Ну, да… А пожрать у тебя запасы есть? А воды — полная ванна, небось? Мы кинулись к ванной, но раз нет света, так и тут — слилось по трубам какое-то количество — и все. Да и та вода была рыжая и грязная.
— А ведь кто-то же готовился, наверняка, — мечтательно сказал Васька. — Кто-то эти фильмы не просто так смотрел, не для ржачки простой, а для дела. Учился выживанию. А у тебя вот ни воды нет, ни жрачки долгоиграющей.
— Пельмени у меня есть…
— Вот и будешь теперь сырые пельмени трескать. И еще без запивки… Черт, чего это я к тебе полез? Ну, чего я к тебе-то? — заныл он.
— Потому что ты — мой настоящий друг, — ответил я. — А так бы я утром в магазин вышел — все же день рождения, надо закупки всякие делать — а там эти ходят. Бр-р-р… Нет, в натуре, браза, я тебе теперь даже благодарен. Потому что, выходит, ты меня сегодня от смерти спас. Он посмотрел странно, хмыкнул подозрительно:
— Так ты поверил уже, что ли? А как было не поверить? Света и воды нет. Телевизора и Интернета нет. Апокалипсис, не иначе. И эти, во дворе. Я еще раз посмотрел опять в щелку — ходят и ходят. Как механизмы какие.
— Что делать будем? — спросил Васька. Он меня всегда уважал, и если чего сделать, так сначала выслушивал, потом мы спорили, а потом уже делали.
— А что делать? Оружия нет, — начал я перечислять, загибая пальцы. — Воды нет. Света нет. Еда — кило пельменей. Скоро разморозятся. И еще есть полбуханки хлеба. И водка. Полбутылки.
Старая, с Нового года. Все. Получился весь кулак собран, все пальцы согнуты.
— Так что думаешь-то? А думал я, что служебный вход в магазин — как раз из моего подъезда. У нас тут магазинчик шаговой доступности внизу. На ночь он запирался, а с десяти утра и до десяти вечера продавал срочную и быструю еду. Всякие там «дошираки», консервы, безалкогольное всякое, сахар в пачках. Выходит, очень для нас полезный магазин. Только он на сигнализации.
— Какая теперь сигнализация? — рассмеялся Васька. — Ты совсем очумел, что ли? Пусть звенит — может, помощь придет.
— Ага. Или зомбаки твои набегут на шум. Хотя, если свет отключился, то на батарейках сигналка долго не продержится. Это точно. Это я знаю. И мы решили, в общем, что надо нам в тот магазин прорываться.
Ночью. По темной лестнице. С этими самыми зомбями во дворе. А что делать? Жить-то хочется! Мой этаж был шестнадцатый. Спускались вниз часа два, наверное, замирая на каждом шагу и прислушиваясь. Я даже вспотел от напряжения. Рубаха стала холодная и мокрая. Противно. Дышал через раз, чтобы не шуметь. А на первом этаже, в отнорке, где дверь в магазин, оказалось еще темнее, чем на лестнице. Так-то оно везде темно — а тут еще темнее, потому что в сторону и совсем без окон. Васька в темноте чем-то звенел потихоньку. Скреб металлом по металлу. Ругался шепотом. Потом прямо мне в ухо дышит:
— Тут, слушай, совсем простой замок. Открываю, приготовься. А я — как пионер. То есть, всегда готов. Особенно по такому делу.
Мы заранее все обсудили. Как входим, сразу баррикадируемся-запираемся. Потом затариваемся едой и питьем. Если зомби гадские не сбегутся на шум, то поднимаем все наверх ко мне. И сами — вторую ходку. И так до самого света, до утра. Потому что наверху пережидать безопаснее всего. А если набегут зомби, то запираемся в магазине — там решетки и ставни и железная дверь. И там уже сидим, сколько сможем.
— Ап! — сказал Васька. Мы дружно ввалились в магазинчик, и я сразу дверь на все щеколды, да еще подтащил мешок с сахаром. А в дверь сразу тукнулось. Молча так — но весомо. Выходит, дошел кто-то. Это мы хорошо успели, буквально, выходит, в самый последний момент. Хорошо, что темно. А то бы у меня был вид такой… Ну, бледненький был бы такой видок. Я же понял, что в темноте коридора зомбак бы подошел неслышно и сожрал, нафиг. А мы бы и не видели.
Зовешь так Ваську, а его и нет вовсе. Тьфу! Я еще один мешок подвалил под дверь, а потом стал шепотом звать Ваську. А он, сволочь, не отзывается. Темно. Страшно. Мягкие удары в дверь — хорошо, что она стальная, да еще открывается наружу, а не вовнутрь. Пусть стучит, хоть башкой — не проломит. А Васька все молчит, гад. А потом, слышу, он там спичкой чиркает. И сразу стало светло. В банке пустой свечка горит. На прилавке разложены всякие продукты.
Бутылка шампанского откуда-то — вроде, у нас магазин без алкоголя. И Васька такой — самый настоящий друган. Со стаканом в руке.
— Вот, — говорит. — Так, значит, Сашка. Я с тобой уже двадцать лет дружусь. Мы с тобой чего только не видели. И у тебя сегодня — день рождения. Да ты не стой, бери вот стакан, сейчас мы с тобой бухать будем. Праздновать, типа. Так я о чем. Я о том, что как бы и где что ни было, а мы — все равно друзья.
— Друзья, Васька, — кивнул я, и чуть не заплакал — так растрогался.
— И вот я долго думал, чем мне тебя удивить на твой день рождения…
— Ага, удивил, — рассмеялся я. — В натуре, удивил ты меня. Я теперь такой, блин, удивленный весь!
— Так вот, браза, — улыбается он. — Я когда-то кино такое глядел.
Там брат для брата на день рождения такую вот игру устроил, что просто чума и отпад. Все вокруг оказалось не так, как в жизни. Так там просто детектив получился. А я подумал, что нам надо вот такой апокалипсец со страшными зомбаками сделать. И все, как есть, устроил. Дорого вышло, конечно — но это все фигня. Потому что для друга. Так, выпьем, друг, за тебя и твой такой вот уникальный и замечательный день рождения! Мы выпили. А потом я стал думать, чего он такого сказал, и никак вот не пойму.
— Так эти зомби — из-за тебя, что ли?
— Да нету никаких зомбей. Не бывает их. Просто не может быть чисто по науке. Мы же обсуждали и про нервы, и мозг, и питание, и вообще…
— Подожди… А свет как же?
— Рубильник по команде отключили. Заплатил я консьержке.
— А телевизор? — прищурился я.
— Так, это я сам провод выдернул просто. Он у тебя с Интернетом вместе.
— А эти, которые во дворе?
— Так то ж бомжи местные. Они за бутылку водки тебе таких зомбей изобразят. Скажи, круто вышло, ага?
— А магазин? — спросил я с подозрением, показывая на полки.
— Да это я вчера с Муратом договорился, он мне ключ дал и тут все заранее накрыл, чтобы самый настоящий праздник был. В общем, с днем рождения тебя, Сашка! — и наливает еще.
— В общем, — говорит, — человек человеку друг, товарищ и брат, а зомби зомби — зомби. А я пью, а сам вот не верю. Нет, что зомбей не бывает — верю. Но что ничего этого прямо сейчас нет — уже как-то и не верю. Все как-то мне вокруг подозрительно очень.
— Что, правда, поверил, чувак? — смеется Васька, берет свою свечку и идет к дверям. — Пойду пока включу свет, чтобы народ поутру не бунтовал. Вот он к дверям, а я сразу за ним иду. И смотрю. Как только он выходит, так я сразу закрываю и накидываю засов. Слушаю, ухом прижавшись, а там он сначала закричал что-то, а потом какой-то хрип нехороший и будто плеснуло чем-то. И в дверь опять мягко так и тяжело — туп, туп… Жалко мне Ваську, конечно. Настоящий был друг. Самый старый. Но, блин, Боливар просто не вынесет двоих. А на меня одного этого магазинчика хватит надолго. А там, глядишь, и армия… Ну, раз в полночь об этом по телику говорили. Васька же сам слышал. А друг врать не будет.
Машка подрабатывала на этих каникулах. Подрабатывать было лень, но свои собственные деньги, за которые не надо было отчитываться перед родителями, перевешивали. На работе ее звали отвратно — Манькой. Так начала называть Ирка, которая торговала за соседним прилавком всякими нужными и ненужными мелочами. А Машку поставили на продукты, которых тоже было — только самые необходимые. Стандартный магазинчик при дороге не мог давить ассортиментом, как всякие «пятерочки-шестерочки-магниты». Только самое необходимое. Сигареты, например. Или вот еще пиво в холодильнике. Бывало, подваливал неспешно огромный двухэтажный экскурсионный автобус, и все пиво тут же уносилось крепкими загорелыми мужичками в его пахнущее кожей и гремящее музыкой нутро. Но чаще заходили какие-то замученные жизнью седоватые типы, вылезающие из побитых жизнью «жигулей». Они покупали хлеб и консервы. Всегда хлеб и консервы. Ну, иногда еще всякие сухие супы. Конечно, если бы магазинчик стоял на главной трассе… Но его хозяин на той трассе построил в короткий срок большую новую «стекляшку». А тут, на дороге местного значения, поставил старенький павильон на два прилавка друг напротив друга. Подвел электричество, за которое потом воевал с пожарными и с представителями облэнерго. Поставил страшненькую деревянную будку над глубокой ямой — туалет. Завел продавщиц, работающих посменно и не претендующих на большое. Все. Осталось ему только подъезжать раз в день, «снимать кассу» и устраивать нагоняй, если что вдруг не так. Сегодня все было, как обычно. То есть, тоскливо и сонно. Ирка дремала, положив руки на свой прилавок, а голову — на руки. Машка, потосковав и даже попробовав почитать книжку — конечно, ничего не получилось, потому что кто же читает в каникулы? — пошла покурить на крыльцо. А что, раз покупателей нет — имеет полное право. На улице стоял пасмурный июль. Вчера лило, как из ведра. А сегодня парило. Наверное, опять к дождю. Тут у них всегда так: если показывают в телевизоре, что вокруг везде стоит дикая жара, то у них — дождь, а если всех заливает, как в прошлом году было, то тут обязательно дикая сушь, и солнце и синее небо — такое синее, что вверх просто не поглядеть. Сегодня было не жарко, а так, что в самый раз. Вот Машка и одета была так, по-летнему: шорты, топик, а сверху белый халат — она же «на продуктах». Курить в одиночку тоже было скучно. Но Ирка не курила вообще, и даже пыталась что-то там говорить, типа, «воспитывать молодежь». За такое Машка запросто могла послать, кого угодно и куда угодно. Ирке она объяснила это. Вот теперь они немного вроде как бы в конфликте.
И поговорить-то тянет, но — как? Поругались ведь. Опять же — покурить очень хочется. Машка стояла на крыльце, опершись плечом о столб, отгоняла струйкой дыма редких, но ужасно назойливых и упрямых лесных комаров.
Лес — вон он. Сразу за вырубкой начинается. Тут места вообще лесные — грибные и ягодные. Еще, бывает, рыбаки наезжают. Хорошие тут места, в общем. Только очень скучные. Ничего и никогда тут не происходит. И никогда не произойдет. Машка курила и дико хотела в город. В настоящий большой город, не в этот, где жила. А еще, как не стыдно бывает об этом подумать и самой признаться, она хотела принца. Черт с ним, с белым конем. Пусть даже на самом простом мотоцикле. Но чтобы принц был самостоятельный и без сильно вредных привычек. Она посмотрела на свою сигарету и кивнула сама себе — ладно, курить пусть ему будет можно. А больше — ни-ни. В общем, даешь принца, дорогое мироздание!
— Извините, пожалуйста, — вырвал ее из скуки и полудремы незнакомый голос. Кстати, знакомых голосов было всего только два. Ирка, но она сейчас спала, и хозяин, но Варпет приедет только к вечеру. Так что все остальные голоса — незнакомые.
— Ну? — сказала Машка, медленно и плавно поворачиваясь. Это был ее коронный ответ на любой вопрос. Так, «нуканьем» своим, она доводила до кипения собственных родителей. Даже быстро двигаться, как-то реагировать на неожиданность было скучно и лениво.
— А не подскажете, уважаемая сударыня, какое у нас сегодня число? Машка стояла и только рот разевала от удивления. Здоровый такой дядька. Как подошел-то совсем бесшумно? И откуда такой? Бородатый, но еще молодой, вроде. Одет совсем не по погоде — какой-то длинный зимний ямщицкий, что ли, тулуп из черной овчины, шапка-ушанка, на ногах — валенки… Летом, блин — валенки! И рюкзак огромный за спиной. Такой, что даже над головой нависает.
— А? — глупо так ответила Машка. Даже про «ну» забыла.
— Число, спрашиваю, какое сегодня?