Георгий Константинович глянул на часы. Было три часа ночи.
— Сталин вызывает. И тебя, Семен Константинович. Думаю, что надо просить войска для создания новых рубежей.
— Хорошо. Я согласен. Но мне кажется, не за этим нас вызывают, — не досказав своей мысли, ответил Тимошенко.
В комнате за столом сидели все члены Политбюро. Жуков догадался: будет неприятный разговор. Вид у всех мрачный.
Сталин стоял посредине комнаты, держа погасшую трубку. Это признак плохого настроения. Повернувшись боком и не глядя ни на Тимошенко, ни на Жукова, он сказал:
— Мы хотим назначить командующим Западным фронтом вас, товарищ Жуков. Какое ваше мнение?
Тимошенко молчал, а Жуков возразил.
— Товарищ Сталин, — сказал он, — частая смена командующих фронтами тяжело отразится на ходе сражений наших войск на западе. — И добавил, что Тимошенко сделал много полезного, командуя войсками этого фронта, поэтому освобождать его сейчас, в тяжелый момент, нецелесообразно. Нужны другие меры, чтобы остановить врага.
Калинин поддержал мнение Жукова.
— Может быть, согласимся с Жуковым? — спросил Сталин у членов Политбюро.
Все они одобрили это предложение. Сталин раскурил трубку, прошелся по комнате и сел за стол, заваленный бумагами. На краю, свисая к полу, лежала карта.
— Вам надо выехать на фронт, — сказал он, глядя на Тимошенко. — Итак, послушаем товарища Жукова. Какие можно принять меры, чтобы надежно защитить Москву?
Жуков обстоятельно доложил, что противник стремится рассечь фронт обороны советских войск и окружить наши войска на западе. Его цель: выйти во фланг и в тыл Юго-Западному фронту. На Москву он, видимо, будет наступать, когда ликвидирует угрозу флангу своей центральной группировки со стороны Юго-Западного направления.
— Что вы предлагаете? — спросил Сталин.
— Укрепить фронт Тимошенко, передав ему еще не менее трех армий, усиленных артиллерией.
— Но Ставка приняла решение обеспечить стык между войсками Северо-Западного и Западного направлений, и там развертываются две армии, — словно подсказал, не возражая категорично, Сталин. — Еще две армии включены на линии городов Старая Русса — Ельня.
Не отвергая своего предложения, Жуков, когда замолк Сталин, сказал:
— Мы подготовили план развертывания на дальних подступах к Москве еще одного фронта — фронта Можайской линии. В него надо включить три армии, формируемые из дивизий пограничных и внутренних войск НКВД и Московского народного ополчения.
— С этим Ставка согласна. Кого мы поставим командовать?
— Генерала Артемьева, — ответил Жуков.
— Нужно такие же мероприятия провести на Северо-Западном и Юго-Западном стратегических направлениях, — предложил Сталин. Он обвел всех глазами. Возражений не последовало. — А теперь предлагаю поужинать. Видимо, наш товарищ Жуков перестал регулярно питаться. Похудел.
Разговор о том, что необходимо предпринять еще, чтобы остановить врага, не пустить к Москве, был продолжен в Кремле 29 июля. Жуков обсудил сначала обстановку и план с начальником Оперативного управления Генерального штаба генералом Злобиным, его заместителем генералом Василевским и другими генералами. Попросил Сталина принять его для доклада военных вопросов.
Развернув карту с нанесенной обстановкой на фронтах, Георгий Константинович доложил Ставке о действиях армии и сказал, что враг боится наших контрударов, начинает сразу же снимать свои войска с других направлений, Жуков предложил нанести удар в районе Ельни. Не сразу Верховный согласился с мнением начальника Генштаба. Он полагал, что такие удары преждевременны и наши войска не смогут пока наносить их. Но Жуков доказывал, что только нанесением чувствительных «уколов» можно ослабить врага, дать ему почувствовать, что мы можем громить его.
После убедительных доводов было утверждено предложение Жукова, и тогда же он был назначен командующим вновь созданным Резервным фронтом, хорошо укомплектованным войсками и техникой.
В приказе Ставки было сказано:
«Для объединения действий резервных армий на Ржевско-Вяземской линии сформировать штаб Резервного фронта. Командующим фронтом назначается заместитель наркома обороны СССР генерал армии Жуков».
Штаб фронта разместился в городе Гжатске, ныне Гагарине. Начальником Генерального штаба стал Маршал Советского Союза Б. М. Шапошников.
Ночь была так темна, что в двух-трех шагах ничего не видно. Ни в одном окне не было света. В городе кое-где раздавались одиночные выстрелы. Петр Клоков пробирался по темной улице, и ему казалось, что справа и слева не развалины домов, а нагромождение диковинных скал и огромных камней. В обеих руках он держал пистолеты.
Иногда где-то далеко темное небо вспыхивало кровавым заревом, которое мгновенно гасло, а потом доносился глухой раскат пушечного грома. Стреляла дальнобойная пушка. Вдруг впереди взметнулось брызгами желтое пламя и раздался оглушительный взрыв. Горячей волной Петра швырнуло к столбу. Он больно ударился головой. С чердака застрочил автомат. Клоков бросился в темноту, наткнулся на низкую металлическую изгородь, и, когда еще раз блеснуло пламя, он увидел, что находится перед огромным костелом. После взрыва снаряда послышался басовитый гул колоколов. Какое-то непонятное чувство страха охватило Петра, и он побежал вдоль высокой стены и оказался в узком проходе на каменных ступеньках. Снова взрыв снаряда. И снова гул колоколов. «Пережду обстрел», — решил Клоков и спустился еще на десяток ступенек. Массивная чугунная дверь оказалась открытой. Петр сделал два осторожных шага. Тяжелый запах сдавил грудь. Еще один взрыв потряс весь подвал, и разноголосый мощный звук колоколов зазвучал словно в огромной бочке. Взрывная волна воздуха и удушливого дыма закрыла за Клоковым массивную дверь.
— Кто здесь? — спросил Петр и не узнал своего голоса.
Тишина. Даже эхо не отозвалось. Значит, помещение не велико. Он сделал еще шаг вперед и наткнулся на высокий стол. Нащупал руками что-то большое и холодное. Пошарил по карманам, нашел спички. Чиркнул и тут же увидел справа, слева, впереди каменные чугунные гробницы. Поднял руку с горящей спичкой кверху, и теперь отчетливо стало видно, что гробницы разных размеров и все открыты, крышки их в беспорядке сдвинуты и опрокинуты, кости разбросаны. Очевидно, кто-то искал в этом склепе драгоценности.
Спичка погасла, и Клоков, поддавшись чувству страха, попытался отсюда бежать, но дверь не поддавалась его усилиям, не открывалась. Здесь можно было задохнуться. Клоков всей массой своего тела опять надавил на дверь, но не осилил ее. И вдруг он услышал, как щелкнула металлическая задвижка, и дверь, скрипя, легко отворилась.
Взбежав по ступенькам вверх, он вытащил из кармана пистолет и готов был выпустить всю обойму в эту затхлую темноту, но его упредил дрожащий женский голос:
— Не надо стрелять в старую женщину. Я открыла тебе дверь склепа. Может быть, и твоя мать вот так, как я, спасается от смерти, — она с трудом перевела дыхание, — а из города выбирайся до рассвета…
Клоков оказался в этом городе, пытаясь найти кого-нибудь из семьи генерала Косенко, но это было уже невозможно. Он понял, что нужно как можно быстрее уходить на восток, откуда доносится гром пушек…
В одном хуторке Клоков зашел в небольшой, приземистый домик. Очень хотелось есть. Не дадут ли кусочек хлеба?
Старушка поставила на стол миску кукурузной похлебки и недовольно посматривала, как гость торопливо опустошал содержимое миски.
В дом вошел усатый молодой человек и, удивленно посмотрев на Петра, тут же вышел.
— Хозяин? — спросил Петр.
— Ныне все хозяева, — ворчливо ответила старушка. — Хозяин мой умер, а сын в Красной Армии.
Когда Петр уходил, в мрачных сенцах его окликнул знакомый голос:
— Куда же, Клоков?
— Алексей? — он узнал водителя из хозвзвода своего полка.
— Ступай, ступай, я-то дома…