— Тогда еще вопрос из серии «если». Если бы вы сейчас встретили Гордиевского…
— …то просто не подал бы ему руки. И все! Больше ничего не надо… Другое дело, если бы задание было его ликвидировать — так на то мы люди военные. Пулю в лоб он вполне и давно заслуживает. К тому же смертный приговор с него пока не сняли.
Римский историк Тацит сказал, что предателей презирают даже те, кому они служат. Гордиевский пишет, что его даже премьер-министр Великобритании принимал, что друзья-англичане ценят его и уважают. Враки все! Я больше чем уверен, что его просто презирают. К тому же сегодня про работу наших органов он уже ничего не знает.
Ранним солнечным, по-весеннему свежим утром 10 февраля 1962 года произошло событие, интерес к которому, несмотря на то, что с тех пор прошло уже не одно десятилетие, не угасает и по сей день.
В то памятное утро на пограничном мосту между ГДР и американским сектором Берлина состоялся обмен советского разведчика, известного под именем Рудольфа Абеля, на пилота американских ВВС Френсиса Гарри Пауэрса.
Мне, автору этих строк, работавшему в то время в Берлине, довелось быть одним из тех, кто непосредственно участвовал в организации и проведении этой акции. О том, как она готовилась, какие препятствия приходилось преодолевать на пути ее осуществления, я и хочу рассказать.
Представлять Абеля — советского разведчика-нелегала Вильяма Генриховича Фишера, работавшего в США по атомным секретам, сегодня нет нужды. Его имя широко известно во всем мире. И тем не менее, говоря о нем, я не могу не вернуться в мыслях к осени 1957 года, когда впервые услышал это имя.
В то время я работал в Чехословакии в качестве советника у заместителя начальника чешской разведки. Не успел я войти в свой рабочий кабинет и снять плащ, как вдруг открывается дверь, на пороге появляется один из моих подопечных коллег и, обращаясь ко мне, взволнованным голосом спрашивает:
— Вы уже читали сегодняшнюю западную прессу?.
— Нет, — отвечаю, — а что случилось?
— Почти во всех газетах, со ссылкой на официальные источники, помещена информация об аресте в США крупного советского разведчика-нелегала полковника Абеля.
— А ну, покажи! Где это?
— Вот, посмотрите. Здесь сообщается, что в ближайшее время Абель предстанет перед американским судом.
Быстро просматриваю газеты, из которых явствует, что предстоящий процесс станет самым громким за всю историю борьбы с советским шпионажем.
На наш запрос по этому поводу Центр ответил, что речь действительно идет о нашем разведчике-нелегале, но распространяться об этом пока не следует, ограничившись конфиденциальным информированием руководства чешской разведки.
Уже тогда, когда я находился в Чехословакии и довольствовался единственно доступным источником информации по этому делу — западной прессой, мне стало очевидно, что Рудольф Иванович Абель — личность незаурядная. Парадоксально, но симпатии практически всех освещавших этот «процесс века» иностранных репортеров были явно на стороне подсудимого. Что же касается главного свидетеля обвинения — предателя Хэйханена, то он рисовался в откровенно темных тонах. Различного рода эпитетов в его адрес было более чем достаточно (бабник, пьяница, аморальный тип и т. п.).
О том, кто был в действительности тот человек, который при аресте назвал себя Рудольфом Абелем, я узнал позже, после моего возвращения в Центр и прохождения дальнейшей службы в подразделении, являвшемся до ареста Абеля его непосредственным куратором. Именно в этом подразделении состоялось мое, пока, правда, заочное, знакомство с Абелем — человеком-легендой, о чем, кроме всего прочего, свидетельствует и тот факт, что по завершении суда, приговорившего его к тридцати годам тюремного заключения, он по представлению руководства разведки был удостоен высокой государственной награды — стал кавалером ордена Красного Знамени. Это, пожалуй, первый, и, насколько мне известно, пока единственный случай, когда советский разведчик, находящийся в ситуации, подобной той, в которой оказался Абель, удостаивался государственной награды до возвращения на Родину. Случай поистине уникальный. Но уникальна и личность. Своим поведением в экстремальных условиях Рудольф Иванович Абель, может быть, как никто другой, кроме разве что еще Рихарда Зорге, а также Бена (Конона Трофимовича Молодого), возвеличил образ советского разведчика и советскую разведку в целом.
В нашей стране и за рубежом имя Абеля связывается с совершенно конкретным событием — обменом советского разведчика на американского летчика Пауэрса, сбитого в районе Свердловска. Но далеко не каждый знает, что это имя не принадлежит ему, оно взято им на вооружение лишь как средство защиты. С ним, с этим именем, он прошел через все испытания, выпавшие на его долю. С ним он вошел и в историю.
Так кто же такой Абель? Существовал ли такой человек вообще? Да, существовал. Это не выдуманное имя. Рудольф Иванович Абель — один из двух наиболее близких, давних, еще со времен службы в Красной Армии, друзей Марка (псевдоним Фишера). Вторым был известный полярник, Герой Советского Союза, радист экспедиции Папанина на Северный полюс Эрнст Кренкель. Все трое в 1925 году были призваны в армию и проходили службу в качестве рядовых только что созданного в то время радиотелеграфного полка московского военного округа. Там они познакомились, там подружились и сумели сохранить эту дружбу до конца дней своих.
Оказавшись в результате предательства в американской тюрьме и лишившись какой-либо связи с внешним миром, Марк, трезво оценив обстановку, твердо решил изыскать возможность проинформировать Центр о случившемся, одновременно дав понять, что ни себя, ни людей, с которыми был связан, он не раскрыл и делать этого не намерен. Взвесив все «за» и «против», он решил обратиться через адвоката непосредственно в Советское посольство в Вашингтоне с письмом от имени Рудольфа Абеля, о многолетней дружбе Марка с которым Центр был хорошо осведомлен. Правда, к тому времени уже два года, как Абеля не было в живых. Так Вилли Фишер стал Рудольфом Абелем.
Поиском путей вызволения товарища по работе, оказавшегося в американской тюрьме, внешняя разведка занялась буквально с первых дней после окончания суда и вынесения ему приговора. После всесторонней оценки положения дел стало очевидным, что единственным путем, позволяющим рассчитывать на успех, мог стать только обмен. А это означало, что необходимо вступить в контакт с противником — американской стороной, заручиться ее принципиальным согласием на подобное решение вопроса, найти удовлетворяющий другую сторону эквивалент обмена и, наконец, договориться о процедуре, месте и времени проведения операции.
Дело осложнялось тем, что из-за легенды, которой придерживалась наша сторона на всем протяжении следствия и собственно процесса, какие-либо действия непосредственно от имени Советского Союза полностью исключались. Нужна была страна-посредник. Таким посредником стала ГДР. Немецкие коллеги отнеслись к нашей просьбе с полным пониманием, пообещав всяческое содействие со своей стороны. Почему наш выбор пал именно на ГДР — станет ясно из последующего развития событий. Скажу лишь, что главным было геополитическое положение Германии и наши позиции в то время в ее восточной части, т. е. на территории ГДР.
План наших действий схематично сводился к следующему.
Проживавшая на территории ГДР «тетушка» Мартина Коллинза (под этим именем Р. И. Абель проживал в США) направляет на нью-йоркский адрес, где жил ее «племянник» до ареста, одно за другим несколько писем, в которых выражает беспокойство его затянувшимся молчанием.
Расчет был на то, что рано или поздно письма попадут в руки спецслужб США и, таким образом, явятся своего рода сигналом о намерении (пока не совсем ясно, с чьей стороны) вступить в контакт.
Ответа «тетушка», естественно, не получает. На это и делалась ставка. Тогда, не имея возможности обратиться непосредственно к американской стороне, поскольку на территории ГДР отсутствовали какие-либо ее представительства, «тетушка» обращается за содействием к берлинскому адвокату Фогелю. Последний официально принимает дело к производству и для наведения необходимых справок о Коллинзе, в свою очередь, связывается со своим коллегой — западноберлинским адвокатом Штанге. Эта пара адвокатов — люди не случайные. На протяжении ряда лет они неоднократно выступали в качестве посредников между Востоком и Западом по делам арестованных либо осужденных той или иной стороной. Штанге аналогично Фогелю также принимает дело к производству и направляет официальный запрос в посольство США в ФРГ.
Спустя некоторое время тем же путем, но в обратном направлении, следует официальное уведомление о том, что «племянник» осужден за шпионаж сроком на 30 лет и отбывает наказание в тюрьме города Атланта. Одновременно сообщалось, что его интересы, с согласил последнего, представляет адвокат Донован, осуществлявший его защиту на процессе, к которому при необходимости и надлежит обращаться впредь.
Таким образом, было преодолено первое препятствие на пути реализации общего плана действий — легализован контакт, с американской стороной; цепочка «тетушка» — Фогель — Штанге — Донован — Абель замкнулась. Впоследствии через адвоката Донована осуществлялась также и почтовая связь между Абелем и его семьей.
Следующим шагом стало обращение «тетушки», по рекомендации Фогеля, к Председателю Государственного совета ГДР Отто Гротеволю. В своем письме-мольбе «тетушка», информируя о случившемся, пытается всячески доказать, что в данном случае произошло какое-то недоразумение, что ее племянник на подобное просто не способен. Поэтому она молит о помощи и просит изыскать хоть какую-нибудь возможность для облегчения участи оказавшегося в тюрьме своего любимого племянника.
В результате в адрес Донована следует сообщение о том, что власти ГДР, руководствуясь чисто человеческими соображениями в стремлении оказать помощь своей соотечественнице, готовы рассмотреть вопрос о помиловании и досрочном освобождении с правом свободного выезда любого, отбывающего наказание в ГДР иностранца, в ответ на аналогичный встречный шаг со стороны США в отношении осужденного ими Абеля.
Таким образом, идея обмена, будучи доведенной до американской стороны, приобрела материальное воплощение, стала предметом обсуждения. Правда, поначалу реакция американской стороны была сдержанной, если не сказать больше. Однако с течением времени тема обмена стала занимать в переписке все большее место. Решение вопроса, к сожалению, упиралось в отсутствие у нас соответствующего Абелю эквивалента для обмена. Предложений с нашей стороны было много. В их числе фигурировал и крупный нацистский преступник, отбывавший пожизненное тюремное заключение в ЧССР. Однако ни одно из этих предложений американскую сторону не устраивало.
И только после того, как весной 1960 года над территорией Советского Союза в районе города Свердловска частями ПВО был сбит самолет-разведчик ВВС США, а пилотировавший его военный летчик Френсис Пауэрс катапультировался и через некоторое время предстал перед советским судом, переписка с обеих сторон резко оживилась. К концу 1961 года уже можно было говорить о том, что дело наконец-то подходит к своему логическому завершению.
Именно в это время, в конце 1961 года, я был направлен на работу в Берлин и с этого момента стал уже не созерцателем или сторонним наблюдателем, а непосредственным участником разработки и практической реализации всех последующих мероприятий по этому делу.
Четыре с половиной года находится в заключении Р. И. Абель. Почти четыре года ни на минуту не прекращается неустанная напряженная работа по его вызволению. И вот наконец блеснул луч надежды! В первых числах февраля поступает сообщение Донована о том, что такого-то числа он прибывает в Берлин и на следующий день (указывается время) намерен посетить советское посольство в Демократическом Берлине для встречи с его ответственным дипломатическим представителем. Он просит через соответствующие органы ГДР уведомить об этом советское посольство и обеспечить его беспрепятственный проход в Восточный Берлин через контрольно-пропускной пункт на Фридрихштрассе.
Необходимость личной встречи с советским дипломатическим представителем обусловливалась необходимостью получения официального подтверждения советской стороной ее готовности помиловать Пауэрса и депортировать его в ГДР для последующей передачи представителям США в обмен на Абеля. Правомерность подобного шага для американской стороны более чем очевидна. Ведь Пауэрс отбывает наказание в СССР, а переговоры (переписка) о его помиловании ведутся с адвокатом Фогелем, представляющим ГДР.
Для переговоров с Донованом был выделен свободно владеющий английским языком сотрудник Аппарата Уполномоченного КГБ СССР в ГДР, в прошлом на протяжении нескольких лет работавший в Англии в качестве второго секретаря посольства. Забегая вперед, должен сказать, что с возложенной на него миссией он справился блестяще. Такая же оценка дана ему и в книге Донована «Незнакомцы на мосту».
На состоявшейся в здании посольства СССР на Унтер-ден-Линден встрече, куда Донован прибыл точно в указанное им в письме время, кроме упомянутого выше официального представителя посольства, присутствовали также прибывшие накануне из Москвы жена Абеля Елена Степановна, дочь Эвелина и выступавший в роли «кузена» оперативный работник, в производстве которого находилось дело Абеля. Поскольку «кузен» свободно владел как немецким, так и английским языками, нужды в переводчике не было.
Нужно сказать, что переговоры с Донованом были непростыми. Проинформировав о принципиальном согласии американской стороны на обмен Абеля на Пауэрса и получив заверение от представителя посольства о готовности советской стороны помиловать Пауэрса и депортировать его в ГДР, Донован выдвинул дополнительные условия американской стороны.
Учитывая, — заявил Донован, — явное несоответствие по своему калибру Абеля и Пауэрса: Абель — «ас», а Пауэрс — лишь рядовой пилот, американские власти уполномочили меня дать согласие на их обмен при условии, что дополнительно к Пауэрсу немецкая сторона освободит и депортирует в ФРГ двух человек (называются их фамилии), а советская — американского студента, арестованного и отбывающего наказание в Советском Союзе (также называется фамилия).
Но это не в моей компетенции, — возражает представитель посольства. — Я не могу решать вопросы за правительство ГДР.
Я понимаю, — отвечает Донован. — По этому вопросу я сегодня же свяжусь с адвокатом Фогелем. Но что касается американского студента, прошу вас переговорить на этот счет с Москвой. Надеюсь, что решение вопроса не заставит долго ждать. Ведь речь идет о простом студенте. Встретиться же снова мы можем завтра или послезавтра. Как вам будет угодно.
Учитывая изложенную Донованом позицию американской стороны, возникла необходимость согласования этого вопроса с Центром и информирования немецкой стороны, чтобы и она могла определить свое отношение к выдвинутым условиям обмена.
В конечном счете было достигнуто согласие обеих сторон об обмене Абеля на Пауэрса, но теперь уже не трех, а только двух дополнительно к Пауэрсу лиц: американского студента, освобождение которого советской стороной должно последовать в течение двух месяцев после обмена главных действующих лиц, и одного человека, отбывающего наказание, в ГДР. Последний депортируется одновременно с Пауэрсом, но в другом пункте обмена.
Следующим этапом было определение и согласование места, времени и процедуры обмена. В этом вопросе больших трудностей не возникло. Пунктами обмена были определены: пограничный в районе Потсдама мост между ГДР и американским сектором Берлина — Альтглиннике-Брюкке, переименованный в 1945 году в Мост Мира (Фриденс-Брюкке), где должен быть произведен обмен Абеля на Пауэрса, и контрольно-пропускной пункт в центре Берлина на Фридрихштрассе, где предусматривалась синхронная депортация согласованного с американской стороной гражданина ФРГ — одного из двух «довесков», как мы их между собой называли.