— Вставай, вставай! — Алексей садистски трепал его за плечо. — Ты же со мной беседы беседовать сюда явился.
Сырцов сел в траве, сладострастно потянулся, зевнул, немыслимо кривя распахнутый рот, вздрогнул всем телом и поинтересовался:
— Где беседовать будем? Давай здесь.
— Здесь через четыре минуты группа приступает к стрельбам. Пошли ко мне в мою комнату отдыха.
— Персональную? — в фальшивом восхищении зашелся Сырцов.
И вправду персональная. Тахта, накрытая пледом, два совсем неказенных креслица, журнальный столик, на котором штучная ваза с огромными ромашками, на стене над тахтой два хороших фотографических портрета: красивая молодая женщина и смешная девчонка, удивительно похожая на полковника Панкратова.
— Жена и дочь? — спросил Сырцов, разглядывая фотографии.
— Бабушка и внучка, — в сырцовском стиле ответствовал Алексей, но не выдержал, похвастался: — Правда, Надюшка на меня похожа?
— Ей бы полковничьи погоны, и вылитая ты.
— Все шуткуешь, Сырцов, — сказал Алексей, шуруя в тумбочке-комоде. — Пива хочешь? После трудов праведных по баночке-другой, а?
И вытянул из ящика упаковку баночного «Гессера». Непочатую. Поставил на стол, перочинным ножом вскрыл пластиковую покрышку. Сырцов вздохнул. Хотелось, конечно, пивка, но расслабляться не хотелось.
— Пей один. Ты по всем аттракционам литра два выпотел, так что восстанавливайся. А я только на карусели покрутился.
— Дело, что ли, впереди? — догадался Алексей.
— Все зависит от нашего разговора.
Полковник раскачал на первой банке рычажок, вырвал его и вожделенно припал к образовавшемуся отверстию. Сырцов тактично молчал, стараясь не мешать восхитительному процессу. Алексей из-за банки глянул на него строгим глазом и, допив, предложил:
— Ты давай рассказывай, рассказывай… — аккуратно поставил пустую банку на журнальный столик и вскрыл вторую.
— Для начала не рассказ, а несколько бестактный вопрос, — Сырцов потрогал себя за нос в раздумье, как бы выразиться помягче. — Допустим, у тебя, как профессионала, задание на ходу: из мчащейся на скорости автомашины уничтожить из автомата идущего по тротуару человека. Когда бы ты произвел очередь: до встречи с ним или проскочив его и слегка тормознув, в угол, в спину?
— Машина? — деловито поинтересовался допивший вторую банку и сделавший паузу в приеме пива Алексей.
— А какое это имеет значение?
— В принципе — никакого. Только у хорошего джипа переднее стекло открывается — тогда совсем удобно. Но в любом случае очередь следует производить до встречи с объектом. В такой ситуации стрелку можно основательно подготовиться и хорошо прицелиться. Если же объект оказывается у стрелка за спиной, необходима перемена позиции, новый поиск цели. И, естественно, возможность промаха вырастает до недопустимого фифти-фифти.
— Ясненько, — кощунственно констатировал Сырцов. — Вопрос второй, не потому, что не знаю, а потому, что хочу твоего подтверждения. Как падает человек, прошитый автоматной очередью?
Полковник, держа в руке третью банку, размышлял, открывать ее или не открывать. Тем не менее ответил четко и безапелляционно:
— От одиночного выстрела все может быть: объект может осесть, упасть на бок, закинуться на спину, даже рухнуть вперед. При автоматной очереди варианты исключаются: объект от многократных пулевых толчков падает по направлению выстрелов. Если в грудь, то на спину, если в спину, то грудью.
— Совсем все ясно, — сказал Сырцов и закрыл ладонями лицо.
— Ты что? — обеспокоился Алексей.
— Картину в памяти восстанавливаю, — непонятно объяснил Сырцов и положил ладони на журнальный столик. Алексей открыл третью, но сразу пить не стал. От недоумения недовольно спросил:
— Ну и как? Восстановил?
— Восстановил, Леша! Мне показали американское кино.
— Понятнее можешь? — попросил Алексей и присосался к банке.
— Меня хотели окончательно и бесповоротно убедить в том, что агент Махова Цыпа разоблачен преступными элементами и уничтожен за сотрудничество с милицией. Для этого им было необходимо, чтобы я в натуре увидел его простреленную грудь, для этого им было необходимо выкрикнуть бессмысленную фразу «Ты мразь, Кок!» вместо «раз, два, три», чтобы на «Коке», как на счете «три!», Цыпа синхронно с очередью привел в действие устройство, имитирующее кровавые раны на груди.
— Как допер?
— Три дня мучила эта дурацкая фраза: «Ты мразь, Кок». Тем более что оказалось: он не Кок вовсе, а Цыпа.
Призадумались оба. Вдруг полковник резко спросил:
— Но ведь информация, переданная тебе Цыпой, была абсолютно достоверной. Как это понимать, Жора?
— Не знаю. Вот поэтому буду держать горячий след.
Помолчали. Полковник с сожалением спрятал початую упаковку в тумбочку, присел на тахту рядом с Сырцовым, обнял его за плечи и соболезнующе задал риторический вопрос:
— Зачем тебе все это, Жора?
— А тебе?
— Я служу. Мне за это жалованье платят.
— Дай-ка баночку, — вдруг решился Сырцов.
— А раньше попросить не мог, пока я не упрятал? — ворчал Алексей, вытаскивая упаковку из ящика. Вынул банку для Сырцова и после недолгого раздумья для себя. Расковыряли, отхлебнули по малости.
— Однажды я Деду задал такой же вопрос. Зачем, мол, вам это, Александр Иванович. И он мне байку рассказал. Была у него собачка, помесь эрдельтерьера с дворняжкой, и, как все домашние собаки, очень похожая характером на своего хозяина. Веселая, доброжелательная, простодушная.
— Это Смирнов-то доброжелательный и простодушный? — несказанно удивился Алексей.
— И веселый, — добавил Сырцов. — Дальше слушать собираешься?