— Ну, ты даешь! — воскликнул Сырцов.
— Курьер принес письмо с подробными инструкциями и аванс. Потом я по одному отправлял изделия на абонементный ящик, а курьер аккуратно приносил конверт с оговоренной суммой.
— Стыдно, Вадик, чтобы тебя использовали втемную. Стыдно и опасно.
— А кто с долгами за «рафик» расплачиваться будет? Пушкин? Ты?
— Ваши пять минут кончились! — крикнула телефонистка.
— Продлите! — крикнул в ответ Сырцов, прикрыв ладонью микрофон.
— На сколько?
— Пока не наговорюсь. — Инцидент был исчерпан и Сырцов, боясь, что Вадик бросит трубку, испуганно осведомился: — Ты меня слушаешь, Вадик?
— Без всякого удовольствия, — признался тот.
— Теперь давай подумаем, кто вывел неизвестного заказчика именно на тебя? «Блек бокс» исключается.
— Дед. Ты, — нахально предложил подходящие кандидатуры Вадик.
— Шутка?
— И глупая, — признался Вадик. — Это очень важно, Жора?
— Очень. Во всяком случае, для меня.
— Тогда дай еще подумать. — Он опять сопел. — Все понял, Жора. В последнее время — уже месяца три — ко мне регулярно обращается за кое-какой консультацией один известный программист-компьютерщик…
— Зовут как? — перебил Сырцов, уже догадываясь, какую фамилию назовет Вадик.
— Горелов. Сева. Всеволод Всеволодович.
— Приятно слышать, — сообщил Вадику Сырцов.
— Что тебе приятно слышать? — уже с опаской спросил Вадик.
— Твой голос. И фамилию, которую ты назвал.
— Что случилось, Жора?
— Ничего страшного для тебя. Пока.
— А для тебя?
— А для меня… Выбери свободную минутку и прочти надпись под моим портретом, вывешенным на стенде у ближайшего отделения милиции.
— Иди ты!
— Вот я и иду. Точнее — бегу.
— И долго бегать собираешься?
— Пока портрет на стенде не заменю.
— Тебя подставили?
— И еще как!
— Дед знает?
— Не хочу его замазывать.
— А придется. Одному тебе не выкрутиться.
— Думаю, что все-таки выкручусь. Если только ты язык не распустишь.
— Да пошел ты…
— Иду, иду. Будь здоров, Вадик. — Чтобы оставить Вадика в нужном запале, Сырцов неожиданно попрощался и повесил трубку.
Переговорный пункт находился наверху, и он, уже хорошо изучивший прибрежную часть города, решил ознакомиться и с его верхней частью. На это ушло часа полтора.
Проголодавшись, спустился вниз. По набережной гуляли. Гуляли, слегка покачиваясь, аборигены обоего пола, немытые и нечесаные, гуляли европеизированные отдыхающие в шортах и каскетках (тоже обоего пола). Эти два потока существовали раздельно и не замечали друг друга. Даже в заведении соплеменников Рашида существовала невидимая стена, разделявшая помещение на две половины: в одной лихорадочно и безмолвно наливались, в другой мирно беседовали и свободно смеялись, особо не замечая бутылок и стаканов, стоявших на столах. Обе половины ничего не ели. Местные потому, что на еду не было лишних денег, а отдыхающие уже напихались казенной пищей в домах отдыха и пансионате.
Сырцов устроился за столиком, стоящим на границе. Но, как известно, на границе тучи ходят хмуро. И коренные, и отдыхающие равно неодобрительно осмотрели чужака, осмотрели и с неудовольствием отвернулись. Ну и хрен с ними, только бы нешустрый официант кавказской национальности заметил. Он и заметил. Подбежал сразу, приняв Сырцова за крутого парня. Спросил, подмигнув:
— Сразу бутылек?
— Пожрать, — осадил его Сырцов. — Что можешь предложить?
— Люля-кебаб, плов…
— По порции того и другого.
— Что пить будете?