— Он меня проводит, — сказала Милка.
— А плохо ему не будет?
— Только попробуй тронь его.
— И что будет? — усмехнулся Гаврош.
— Я тебе… глаза выцарапаю…
— Ух ты-ы… — Гаврош прикусил папиросу. — Жуткое дело…
Робка молча двинулся к скверику, оттуда через двор к своему подъезду. Он ни разу не обернулся.
— Ты че, серьезно? — спросил Гаврош.
— А что? — ответила вопросом Милка.
— Как это «что»? Я тебе кто?
— Никто…
— Ты не права, Милка… — нахмурился Гаврош.
— Никто, — твердо повторила Милка.
— Ты не права, — хмуро повторил Гаврош.
— Никто, — в третий раз проговорила Милка. — И ты мне не нужен.
Они вошли в гастроном за десять минут до закрытия. Покупателей не было. И в винном отделе не было продавца.
— Эй, бабы! — позвал Гаврош и, оглядевшись, увидел, что в кассе тоже никого нет. Он шагнул ближе, заглянул через стекло. Кассовый ящик был наполовину выдвинут, и в ячейках лежали пачки банкнот разного достоинства: десятки, четвертные, полусотенные. Гавроша будто током ударило. Он оглянулся на Милку — она стояла у прилавка спиной к нему и рассматривала бакалейные товары.
Гаврош молниеносно открыл дверь кассы, начал хватать пачку за пачкой, совал их за пазуху. Милка все так же стояла к нему спиной.
Прошло две, от силы три долгих минуты. Гаврош задвинул наполовину опустошенный ящик, отошел к двери, позвал:
— Пошли, Милка…
Он вышел из магазина первым, подождал Милку.
— Пойдем, в другом магазине отоваримся. — Гаврош заторопился по улице. — Как раз у твоего дома.
— А чего здесь не захотел?
— Вспомнил, сегодня Клавка работает, а я ей пятерку должен. Увидит — разорется.
Они зашагали быстрее. Гаврош напевал:
— «Идут на Север срока огромные, Кого ни спросишь, — у всех Указ…» — Вдруг спросил неожиданно весело: — Значит, я тебе разонравился?
— А ты мне никогда особенно и не нравился.
— Ну и дура. Еще пожалеешь… Ей-богу, пожалеешь, Милка…
— Пропадешь ты с этим Денисом Петровичем… — вдруг после паузы задумчиво проговорила Милка. — Затянет в омут — не выплывешь…
— Где наша не пропадала, Милка! — бесшабашно улыбнулся Гаврош и запел:
…А Робка домой не пошел. Сидел за столом для игры в домино.
Рядом сгрудились ребята, разговаривали между собой негромко:
— У Филимона отца с работы поперли. Домой без погон пришел.
— Он же в органах работал?
— Ну да. Майор был… Гад был страшный. Он же у Кондрашовых отца посадил, чтоб ихними комнатами завладеть.
— Ладно врать-то. Откуда знаешь?
— Знаю. Отца посадили, Кондрашовых в бараки выселили, а он в отдельной квартире жить стал…
— А теперь что? Квартиру у него обратно отберут?
— Я откуда знаю. Может, и отберут. Директор школы перепуганный ходит, видели?
— Ну и что?
— А то, что портреты Сталина везде поснимали…
Робка поднялся и побрел. Но не к подъезду своего дома, а обратно в переулок.
— Робка! — позвал его Богдан. — Ты куда?
Робка не ответил…