— «Красный Крест» — моя временная работа, — пояснил Хоуэл. — Я и сейчас там работаю. Им нужен был человек, способный провести расследование. По возвращении из этой поездки я собираюсь вернуться в «Благотворение». Во всяком случае, на какое-то время.
Харгрейв решил воспользоваться удобным случаем.
— Ваш приезд связан с деятельностью «Красного Креста»?
— Точнее, с моей работой в Колумбии. Я только что из Плапаса, был у индейцев гуахибо — правда, ничего полезного сделать не удалось, — и Чарльз попросил меня заехать к вам, раз уж я оказался в этой стране. Кажется, он имеет слабое представление о расстоянии между Планасом и Лос-Ремедиосом.
«Я уверен, „Красный Крест“ не станет возражать, если вы возьмете отпуск на несколько дней, — сказал Чарльз. — Все расходы мы вам оплатим. Раз уж вы едете в Колумбию, напишите, пожалуйста, докладную о нашей деятельности в Лос-Ремедиосе. Если у вас останется свободное время. Главная же ваша задача — заставить Лиз Сейер вернуться домой».
«Но что я могу сделать, если она не хочет возвращаться?»
«Роберт, вы должны уговорить ее. Делайте что хотите, только увезите ее».
Он посмотрел на Хоуэла добрыми живыми глазами, и Хоуэл в который раз поразился его почти гипнотической способности привлекать людей на свою сторону, заражать своей убежденностью. Может быть, это объяснялось тем, что Чарльз сам все принимал близко к сердцу.
«А из-за чего столько волнений?» — удивился Хоуэл.
«Она попала в ужасную ловушку. Я не сомневаюсь в этом. Я долго беседовал со Смолдоном после его возвращения оттуда. Он говорил весьма сдержанно, даже слишком сдержанно, но, судя по тому, что мне удалось узнать, дела действительно обстоят неважно. Мне кажется, у нее неприятности с властями».
«Пошлите ей билет на самолет и прикажите вернуться», — сказал Хоуэл.
«Так мы ничего не добьемся. Кто-то должен поехать и увезти ее».
«Мне не хочется делать этого, Чарльз. У меня нет над ней власти, а главное, я просто не люблю вмешиваться в чужие дела. Не могли бы вы поручить это кому-нибудь другому?»
«Нет, не могу. Только вы обладаете необходимым тактом и опытом. Да и не можем мы тратить средства на то, чтобы только за этим посылать человека из Лондона. По счастливому совпадению вы едете в Колумбию. Я не теряю надежды убедить вас».
В конце концов Роберт Хоуэл дал согласие.
«Вы очень нужны „Благотворению“, — сказал Чарльз. — Вы и представить себе не можете, как я буду рад, когда вы к нам вернетесь».
Послышалось приглушенное дорожной пылью цоканье копыт о мостовую, и в лучах солнечного света появился небольшой отряд верховых на мулах. Хоуэлу бросились в глаза стройность животных, горделивая осанка всадников в расшитых костюмах, а больше всего — выражение дьявольского безразличия на их чеканных лицах. За спинами у людей болтались ружья, а с седел свисали арканы.
— Личная гвардия губернатора, — пояснил Харгрейв. — Преступники, приговоренные к длительным срокам заключения и выпущенные из тюрем, — в нынешних чрезвычайных обстоятельствах они могут оказаться весьма полезны. Специалисты по грабежам, насилию и убийствам.
И снова в его голосе звучала гордость.
— Похоже, губернатор — зловещая личность.
— Да. Тем более что в личном общении он кажется весьма здравомыслящим человеком. Говорят, он сам изобретает орудия пыток, но этому я не верю. Раньше, когда он еще был доступен, я нередко встречался с ним на коктейлях. Он ничуть не хуже любого другого политика. Наверно, даже лучше. Он способен признаться вам, что в этой стране политический деятель может купить голос избирателя за один доллар.
— Но иностранцев-то хоть не трогают?
— Не трогают. И потом, дорогой мой, девять избирателей из десяти сами предпочитают иметь сильную личность во главе государства. География края такова, что многие районы практически недоступны, и, поверьте мне, до появления на политической арене Лопеса в департаменте царил хаос. Я всегда считал себя либералом, но если бы вы прожили, как я, десять лет в атмосфере полной анархии, вы тоже нашли бы аргументы в пользу сильной личности. А генерал не просто сильная личность. Однажды он сказал, что Колумбия, когда придет время, шагнет из феодализма сразу в современный капитализм, и ничто не сможет этому помешать. Я верю, что так и будет, — сказал Харгрейв.
— Есть ли у него какие-нибудь человеческие слабости? — спросил Хоуэл.
Харгрейв задумался.
— Полагаю, есть, — ответил он. — Лопес суеверен.
Очень суеверен.
Они снова сели в большой американский автомобиль и по узким улочкам стали выбираться из города. Харгрейв, опустив стекло на несколько дюймов, осыпал пешеходов невразумительными проклятиями на местном диалекте.
От раздражения на его обожженном солнцем лице выступили веснушки.
— Должно быть, я здесь слишком давно живу. Собаки, бросающиеся на людей, другие ужасы — многое я уже не воспринимаю. Просто не замечаю.
Хоуэл готов был поверить, что Харгрейв не преувеличивает. Потеря восприимчивости — так называлась болезнь, симптомы которой он быстро распознал.
Они ехали по грязной улочке мимо проворных калек и полоумных нищих, а расположившиеся на обочине торговцы укладывали в жаровни куски отвратительного на вид сырого мяса. Кающиеся грешники ползли на коленях по каменным плитам к дверям церкви, напоминавшей византийскую крепость.
«Он ничего не видит, — думал Хоуэл. — Ничего не чувствует. Точно в скорлупу забрался».
Хоуэл только что побывал в безликой индейской пустыне, где нет ни красок, ни звуков, ни движения жизни, наедине с ветром да звездами, мерцающими в ночном небе, а теперь поток впечатлений захлестывал его почти до дурноты. Ему казалось, что у Харгрейва развилась профессиональная болезнь, проявлявшаяся в постепенной, но неуклонной потере чувства сострадания, в угасании всякого интереса, болезнь, приводившая к тому, что люди, которым сотрудники «Благотворения» должны были помогать, начинали их раздражать.
— Когда-то и у меня сердце кровью обливалось, — подтвердил Харгрейв его мысль. — Но со временем острота восприятия притупляется. В местной тюрьме человеку могут перевязать член и ждать, пока у него не лопнет мочевой пузырь. От всего этого можно с ума сойти, но никто не сходит. Это не воспринимается как реальность. Воображение не справляется.
Церковный купол врезался в бронзовое небо вместе с кружившими стаями голубей, перезвон колоколов заглушал шум кондиционера. На рысях проехали всадники с патронташами на груди. Женщины выхватывали детей из-под копыт мулов.
Харгрейв, погруженный в будничные заботы рабочего дня, с невозмутимым видом вел машину.
— Обычно мы добираемся до Дос-Сантоса за час, но сегодня мы потеряем время на пикетах. Часа за два доедем.
— Чарльз не понял, что вынудило вас туда перебраться.
— Нам приходится иметь дело с местными миссионерами. У них там асьенда и они предоставили нам помещение. Плата за него меньше, чем в городе. Между прочим, этот автомобиль принадлежит миссионеру Граалю Уильямсу, он очень полезный человек.
— Должно быть. А своего автомобиля у вас нет?
— Есть, но без кондиционера. Для поездки в город все просят автомобиль у миссионера.
— Вы считаете, что для работы вам полезнее находиться в Дос-Сантосе?
— Несомненно. В относительной прохладе, в приличных условиях и работается лучше. В доме тоже установлен кондиционер. Есть все современные удобства. Я думаю, вам у нас понравится.