— Ничего не стоит! — отвечал тот. — Примите в подарок.
— Коли так, прими и ты от меня подарок! — сказал Петко, и в ладони паренька зазвенели несколько золотых монет, цена, примерно, пяти козлов.
— Отец у тебя чем занимается? — спросил воевода, заметив, что бурка на пареньке довольно потрепанная.
— В поле он, пашет. На коровах пашет, одна наша, другая — соседская.
Петко-воевода задумался, потом вынул из кошеля еще пять золотых и протянул пареньку.
— Отдай отцу, — сказал он. — Пусть купит пару волов и перестанет мыкаться с соседской коровой.
Как мы еще не раз убедимся, такого рода помощь была не исключением, а правилом. Гайдуцкий отряд Петко оказывал помощь людям независимо от их вероисповедания и национальной принадлежности. Петко был, пожалуй, единственным из всех болгарских гайдуков, кто сумел подняться выше религиозных и национальных различий, и потому в той кровавой эпохе он стоит как бы особняком, своеобразный рыцарь своего времени, не жалевший сил для защиты бедного люда, который платил ему за это любовью.
В сущности, эта любовь и была тем «секретным», победоносным оружием, которое давало Петко-воеводе возможность и в горах и на равнине чувствовать себя, как дома, и уходить из любой опасности.
После битвы со злополучным Османом отряд Петко дважды, 30 августа и 28 сентября, сразился с турками в окрестностях Гюмюрджины, и оба эти сражения принесли воеводе новую славу. А слава его к этому времени уже вышла далеко за пределы Гелибольского санджака (округа) и достигла Афин, где как раз тогда греческий революционный комитет готовил восстание на Крите. Руководители комитета поняли, как много они приобретут, если им удастся привлечь к освободительной борьбе критян отважного болгарина, и пригласили его в Афины для прохождения курса в военном училище.
Юный воевода обрадовался приглашению. Сознание того, что о нем знают в Афинах, что там возлагают на него надежды, не могло не польстить его самолюбию. К тому же осуществлялась его давняя мечта получить образование. Вот истинные причины, побудившие Петко покинуть родные края и отправиться в Афины.
Осенью 1864 года Петко-воевода приехал в Афины и стал курсантом Военного училища. В июле 1865 года Афинский революционный комитет, решив, что Петко уже получил достаточную военную подготовку, поручил ему весьма деликатную миссию в Македонии. Ему предстояло объехать те края и организовать там восстание, которое отвлекло бы внимание турок от восстания, готовящегося на Крите.
Петко и впрямь отправился в Македонию, два с половиной месяца ходил из села в село, из города в город и возвратился в Афины измученный, расстроенный, а главное, без всякого результата. Нужны были еще долгие годы, не менее двух-трех десятков лет, чтобы в Македонии вспыхнул революционный порох. А в те годы огниво, которому предстояло поджечь этот порох, было еще сырым от невыплаканных слез, и все усилия Петко высушить его жарким и сильным словом оказались напрасными, ибо, как это тысячу раз доказано нашей наставницей-историей, всему на свете свой черед.
После возвращения из неудачной своей поездки Петко решил «отказаться от греческих милостей», как сам он выразился в своих воспоминаниях, и уехать в Италию, к Гарибальди. Надо сказать, что звезда этого легендарного итальянского патриота сверкала в ту пору полным блеском и привлекала к себе бесчисленных поклонников со всех концов земли. В ту пору Гарибальди — не только громкое имя, а символ свободы, и каждый, кто служил ей и жаждал отдать за нее жизнь, считал своим долгом побывать у Гарибальди, увидеть его, говорить с ним, узнать у него тайну революционного успеха. И Петко тоже поехал, встретился с Гарибальди, а тот оставил молодого болгарина у себя, и некоторое время воевода был постоянным гостем прославленного революционера, учился у него революционной стратегии и тактике, нормам гайдуцкой морали. Между прочим, именно под влиянием Гарибальди Петко избавился от многих заблуждений гайдуков прежних времен, действовавших изолированно и имевших целью лишь личную месть, и поставил перед собой высокую цель — освобождение своего порабощенного народа.
Пребывание Петко-воеводы в Италии проходило не только в поучениях и разговорах, оно было увенчано делом. С помощью всесильного в ту пору Гарибальди был создан отряд итальянских патриотов, численностью в 220 человек, под командованием друга Гарибальди, Фридриха, и в составе этого отряда Петко через Афины отправился на Крит, где весной 1866 года вспыхнуло восстание против владычества турок. В Афинах гарибальдийский отряд, выросший еще человек на семьдесят, поступил под командование Паноса Коронеаса, а Петко возглавил другой отряд, поменьше — доверие, которое молодой полководец вскоре полностью оправдал в ожесточенных схватках с турками. Сражения следуют одно за другим: 30 марта, 6 мая, 20 мая, 10 июня, 1 августа — кровопролитные битвы с многочисленным, храбрым и хорошо вооруженным противником, поэтому победы, одержанные Петко в этих сражениях, принесли ему славу одного из храбрейшего военачальников и прозвище Капитана (так на Крите называли командиров повстанческих отрядов).
К сожалению, в истории Критского восстания были не только победы и героические подвиги, но и серьезные раздоры между его руководителями. Это ослабляло силы повстанцев, и в 1868 году им пришлось начать переговоры о перемирии. По условиям перемирия, подписанного Коронеасом, обезоруженные повстанцы должны были пройти между двумя шеренгами турецких солдат в знак признания турецкой силы, ее превосходства. Все подчинились этому унизительному условию, все, кроме Капитана Петко, как его стали с тех пор называть. Вместе с 18 повстанцами он сел на корабль и отплыл в Александрию.
Два месяца праздных шатаний по кофейням и базарам оказались достаточными для того, чтобы юный воевода понял, что ему не место в этом распаренном солнцем и пропахшем бананами шумном восточном городе. Он решает уехать в Марсель. Каковы были его планы, чем думал он там заняться, каким представлялся ему этот французский город — на этот счет, мы, к сожалению, не располагаем никакими сведениями. Известно лишь, что после полугодового пребывания в Марселе Петко вновь возвратился в Афины, пообтесавшийся, поднаторевший во французском языке и полный лютой тоски от столь длительного вынужденного отдыха. За это время он о многом поразмыслил и обдумал свои планы на будущее, так что сразу же по приезде в Афины весной 1869 г. он принялся разыскивать уцелевших участников Критского восстания и формировать отряд, уже не гайдуцкий, а повстанческий, чтобы сражаться за освобождение Фракии.
Стремясь собрать побольше добровольцев, Капитан Петко 10 марта обратился с печатным воззванием к живущим в Афинах болгарам и «ко всем, кто жаждет прийти на помощь угнетенным христианам в турецком государстве», и пригласил вступить в его повстанческий отряд. Воззвание это стало известно турецким властям, и они направили греческому правительству дипломатическую ноту, в которой потребовали обезвредить дерзкого Капитана. Греческое правительство, однако, сделало вид, будто и знать не знает о приготовлениях Петко. Турки же, убедившись в том, что греческие власти относятся к Петко благосклонно, решили сами избавиться от столь опасного для них воеводы. Эту задачу взял на себя один из чиновников турецкого консульства в Афинах, доктор Димитрис, грек по национальности. План доктора был весьма несложен: познакомиться с Петко и, завоевав его доверие, заманить в турецкое консульство и там схватить.
Несмотря на многочисленные свои злоключения, Петко сохранил присущую ему доверчивость. Поэтому, когда доктор Димитрис, познакомившись с ним, объявил, что готов как врач вступить в его повстанческий отряд, он проникся к нему полным доверием. (Мы и в дальнейшем еще не раз столкнемся с этой поразительной доверчивостью Капитана Петко, которая навлечет на его голову немало злоключений).
Завязывается дружба. Грек обладает умом, Капитана Петко подкупает его красноречие, приятное обхождение. Новые друзья встречаются в потаенных местах, пьют кофе, обсуждают планы будущего восстания, время от времени вместе развлекаются. В один погожий апрельский денек Петко получил от своего закадычного друга — доктора приглашение на спектакль, который давала в Афинах приезжая французская труппа. После спектакля доктор Димитрис пригласил Петко к себе домой, «совсем рядом», поболтать за чашечкой кофе. Петко охотно согласился и доверчиво прошел вслед за Димитрисом в турецкое консульство, где персоналу было заранее приказано не показываться, пока капкан окончательно не захлопнется. Всего лишь несколько минут оставалось до успешного осуществления дерзкого плана, но тут Петко заметил, что дом как-то подозрительно и странно безлюден, и догадался о готовящейся ловушке. Однако он сохранил самообладание и, дождавшись, чтобы доктор остался в комнате с ним наедине, с молниеносной быстротой выхватил из-за пояса револьвер и приставил к груди предателя.
— Выведи меня отсюда, или тебе конец! — шепотом пригрозил он доктору.
Побелев от страха, трясущийся Димитрис покорно направился к выходу.
На следующий день взбешенный Петко явился к греческому министру Димитрису Вулгарису и спросил, будет ли греческое правительство препятствовать ему, если он открыто соберет отряд и вступит в пределы Турции. Вулгарис объяснил, что, хотя и он сам и его правительство сочувствуют воеводе, это создаст для Греции множество осложнений, поэтому желательно, чтобы Петко осуществил свое намерение тайно, без их ведома.
После разговора с Вулгарисом Капитану оставалось лишь отправиться в родные края, а там уж «что сабля покажет».
82 добровольца из числа македонских и фракийских болгар выразили желание вступить в повстанческий отряд Петко, и 12 мая 1869 года они поднялись на борт зафрахтованного греческого парусника с намерением высадиться в каком-нибудь из турецких портов на Эгейском побережье и оттуда двинуться в родную для Петко Фракию.
Корабль вышел из Афин в прекрасную погоду, но в открытом море неожиданно налетел шторм, разбушевавшаяся стихия превратила ветхое суденышко в беспомощную, гонимую ветрами щепку. Но вот показался юго-западный берег острова Митилини. У моряков появилась надежда, что здесь можно будет бросить спасительный якорь. Однако, подойдя ближе к берегу, они с ужасом увидели зубцы крепостных укреплений и поняли, что перед ними — турецкая военная крепость Сир. Первой их мыслью было повернуть назад, но ветер не утихал, и бушующее море представляло собой опасность не меньшую, чем турецкая крепость. Кроме того, припасы были на исходе, и зловещий призрак уже реял над корабельной палубой. В эту грозную, решительную минуту Капитан отдал невероятный приказ:
— Бросить якорь!
Все, кто стоял с ним рядом, переглянулись в недоумении. Раздался даже ропот, но под строгим, невозмутимым взглядом Капитана люди прикусили языки и замерли в напряженном ожидании. Пока спускали якорь, Петко удалился в свою каюту, и вскоре оттуда вышел высокий, статный турецкий паша в сверкающем мундире. И первым его генеральским распоряжением было всем переодеться в турецкую военную форму. К счастью, Капитан перед отплытием из Афин догадался запастись не только мундиром турецкого военачальника для себя, но и солдатским обмундированием человек на сто, чтобы беспрепятственно сойти на фракийский берег. Это и позволило отважному мятежнику осуществить свою необычайно рискованную и опасную затею. Всего несколько минут потребовалось для того, чтобы палуба заполнилась «турецкими» солдатами.
— Шлюпку на воду! — командует молодой «паша».
И вот шлюпка уже спущена, в нее спускается «паша», десять солдат берутся за весла, и суденышко мчится к берегу. На корабле развевается турецкий флаг, на шлюпке тоже, и владелец судна успевает шепнуть Капитану имя поставщика, снабжающего местный гарнизон провиантом, а также имя начальника гарнизона.
Едва шлюпка пристает к берегу, паша, сопровождаемый солдатами, ступает на землю, и вскоре по небольшой крепости, как молния, разносится весть: на остров прибыл паша из Стамбула с целью ревизии. У поставщика провианта Хавузаа замирает сердце, ему уже мерещится, что прибытие высокого ревизора связано с темными сделками, которые он вершил с комендантом крепости. Он спешно извещает коменданта о новости, облачается в самые парадные свои одежды и спешит навстречу гостю.
По приказу коменданта вся крепость поднята на ноги: солдаты подметают дворы, чистят сапоги, переодеваются в новые мундиры, в кухне выливают постное варево и, не взвешивая, закладывают в котлы побольше мяса… Словом, гарнизон лихорадочно готовится к неожиданному смотру, пока комендант торопится присоединить свои приветствия к приветствиям хитрого дипломата Хавузаа. Военные столпы крепости Сир ожидали увидеть перед собой бородатого старика и приятно удивлены тем, что паша столь юн, а следовательно зелен и неопытен. Радость их еще более возрастает, когда выясняется, что молодой генерал завернул к ним просто так, по дороге, и что он крайне спешит, ибо его ждут весьма важные, неотложнейшие дела в связи с вверенной ему секретной миссией по проверке морских гарнизонов. Он незамедлительно приступает к осмотру крепости. В казармах молодой паша обращает внимание коменданта на неоштукатуренные, в клопиных следах дощатые стены. Осматривая выстроившийся гарнизон, он строго выговаривает солдатам, не успевшим пришить все пуговицы. Возле пушек паша отсыпает горсть пороха и с помощью зажженного трута проверяет, насколько он сух. Порох вспыхивает, паша удовлетворен. Весело улыбаясь, он поздравляет старика-коменданта с отличной боевой готовностью вверенной ему артиллерии и обещает об этом доложить высокому столичному начальству.
Комендант использует благоприятную минуту, чтобы пожаловаться: вот уже пятнадцать лет торчит он в этом захолустном гарнизоне. Его сверстники за это время успели стать генералами, а он киснет здесь, и никому не приходит в голову повысить его в чине или хотя бы куда-нибудь перевести. Молодой паша внимательно выслушивает жалобу, что-то заносит к себе в книжечку и обещает по возвращении в Стамбул тут же написать докладную о переводе его на другую должность и производстве в следующее звание. После этих слов комендант уже не знает, куда посадить гостя, кормит его обильнейшим завтраком — жареная курятина, плов, всевозможная рыба. Помимо всего прочего, молодой паша так красно говорит, что время летит незаметно. Когда высокий гость щелкает двойной крышкой золотых часов и объявляет, что ему пора, хозяева искренне сожалеют, что визит генерала был таким недолгим.
Перед тем как проститься, ревизор вдруг вспоминает, что у него на судне поиссякли запасы, и просит коменданта «на всякий случай» погрузить какой-нибудь провизии. Один знак — и услужливый Хавузаа так нагружает шлюпку, что борта оказываются почти вровень с водой. Комендант просит дозволения сопровождать дорогого гостя до корабля, но паша, сославшись на крайнюю спешку, отклоняет любезное предложение, и тяжело нагруженная людьми и провиантом шлюпка направляется, наконец, к стоящему на рейде кораблю. Гребцы изо всех сил налегают на весла. Вот они уже у корабля, вот уже поднимаются на борт, и тут орудийный выстрел разрывает тишину, а над крепостью всплывает белое облачко дыма. Первой мыслью повстанцев было, что обман раскрыт, что крепостная артиллерия обстреливает их, но вслед за первым выстрелом следует второй, третий… пятый, шестой… Шесть орудийных залпов — прощальный салют любезному стамбульскому паше от гарнизона военной крепости Сир.
Так поразительное самообладание Петко, изумительная находчивость, отвага и совершенное знание турецкого языка привели к счастливому концу это опасное морское приключение, и повстанцы, снабженные запасом продовольствия, продолжали свой путь к фракийским берегам.
Через три дня после «ревизии» крепости Сир, 3 июня 1869 года, корабль бросил якорь в порту Энос, возле устья Марицы, и повстанцы, переодетые солдатами, ступили на родную землю. А еще через несколько дней Родопы в пышном зеленом уборе и лесная чаща — старая мать-кормилица гайдуков, вновь приняли в свои тенистые объятия скитальца-сына вместе с его отрядом.
Появление Петко в родопских лесах и на этот раз было поистине светлым праздником для бедных скотоводов и землепашцев болгарских сел и турецких чифликов. Его отсутствие развязало руки всяким там карагаларам, юзбашиям, интизапчиям, чифликчиям, продажным чиновникам и разбойникам, которые все эти два года безнаказанно свирепствовали, грабили, били и бесчестили людей. Весть о том, что Петко вновь поднял гайдуцкое знамя, заставила их призадуматься. Представителей власти — всех этих каймакамов, бюлюкбашиев — тоже напугало возвращение «эдерпсизина» («наглеца»), и вот уже заскрипели писарские перья и во все концы полетели секретные приказы разыскать, схватить. Глашатаи надрывали глотки, объявляя о том, что за голову дерзкого гайдука будет выплачена награда в пять тысяч турецких лир.
Пришла в действие неповоротливая полицейская машина, зацокали по дорогам копыта погони, кинувшейся на розыски Боюк Петко (Большого Петко). Но и друзья Капитана тоже не сидели сложа руки: рыбаки снабжали его рыбой, владельцы сыроварен — молоком и маслом, пастухи отдавали ему самых своих жирных барашков.
Сражения с турецкими преследователями начались уже через двадцать дней после прибытия Петко в Энос и не прекращались вплоть до осени 1869 года. Пять раз вступал отряд в жаркие схватки с турками в Дедеагачской, Эносской и Кешанской околиях. И каждый раз, несмотря на потери и раны, ему удавалось отбить вражеский натиск и укрыться под сенью родных лесов.
Так миновал кровопролитный 1869 год и подошло новое гайдуцкое лето.
Следующее лето было именно гайдуцким, а не повстанческим, как рассчитывал Петко, потому что народ во Фракии, так же как в Македонии и к северу от Родоп, еще не созрел до всеобщего восстания. И все-таки всю весну 1870 года действия Петко вызывали страх и тревогу не только у околийских беев и каймакамов Гелибола, Кешана, Дедеагача и Гюмюрджины, но и в Адрианополе. Не давали они также покоя и одному давнему врагу Капитана — разжалованному карагалару Осману, который потерпел поражение в бою с гайдуками 14 августа 1864 года и лишился тогда одной брови и одного уса. Целых шесть лет зализывал злополучный Осман глубокую свою душевную рану, скрежеща зубами и поджидая случай отомстить обидчику. И вот в 1870 году, еще и весна не наступила, а Осман-ага уже явился в Адрианополь к Вали-паше с просьбой вновь предоставить ему возможность отправиться в погоню за Петко. Он клялся, что на этот раз гайдук, живой или мертвый, от него не уйдет. Заверения Осман-аги звучат так убедительно, что паша соглашается, и Осман вновь оказывается предводителем вооруженного до зубов многочисленного отряда, составленного из самых прославленных силачей и головорезов.
Первым делом Осман-ага объявляет о фантастической награде в пять тысяч лир тому, кто положит к его ногам голову Петко. Сумма огромная, и как мы впоследствии убедимся, кое-кого она действительно соблазнит, однако всем жаждущим этой награды известно, кто такой Петко-воевода, и объявление ощутимых результатов не дало. Делать нечего, Осман-ага решает действовать силой. Как человек, много лет возглавлявший карательные отряды, он понимает, что гайдуки не пашут, не сеют, не жнут, а есть три раза в день им тоже надо. Иными словами, гайдуки не могут существовать без ятаков. И, не имея возможности «фронтально» атаковать самого Петко, «храбрец» Осман решил заставить ятаков выдать воеводу. Но кто они, гайдуцкие ятаки? Знай Осман их имена, выловить их было бы проще простого. Но ятаки ведут свои дела в строжайшей тайне, и потому карагалар решил применить тактику массовых истязании — глядишь, среди многих неповинных попадется один настоящий итак, который и выдаст «разбойника» Петко.
И двинулся грозный карательный отряд из села в село. Едва вступив в пределы села, не успев еще стряхнуть пыль с сапог, Осман призывает к себе старейшин и начинается: сперва допросы, потом угрозы и, под конец, побои и пытки. «Где Петко? Где скрывается этот злодей?» — вот единственное, о чем спрашивает Осман-ага во время истязаний и в короткие передышки между ними. Избитых старейшин не отпускают, а сажают под замок, чтобы «поразмыслили». Вопли и стоны сопровождают каждый шаг озверевшего Османа. Села, по которым он прошел, будто поразила чума, но несмотря ни на что всюду слышит он один и тот же ответ: «Знать не знаем, ведать не ведаем!»
Само собой разумеется, среди избитых — не одному и не двум прекрасно известно, где скрывается Петко, и они обо всем извещают воеводу, который издали наблюдает за передвижениями Османа. Петко намерен преподать своему гонителю хороший урок, но осторожный Осман на этот раз движется по «открытым» местам, отнюдь не подходящим для применения гайдуцкой стратегии — стремительных, внезапных ударов из засады. А время идет. Осман-ага снует из села в село, и жители их плачут кровавыми слезами. Знает Капитан, каково приходится крестьянам от бешеного натиска озверевшего карагалара, да и наскучила ему эта бесплодная игра в прятки, он решил одолеть противника не силой, а хитростью. Однажды получил он от своих тайных осведомителей известие о том, что Осман-ага на следующий день остановится в селе Чаушкьой в доме некоего Георгия Ватичева. Петко расположил свой отряд неподалеку от этого села, а сам, перевязав ногу, направился к пастушьей хижине, опираясь на палку. Пастух не раз видел Петко в этих краях, радостно встретил его и выразил готовность оказать любую услугу.
— Ничего мне не нужно, — со стоном произнес воевода. — Одного только хочу: сдаться. Я ранен в ногу, еле хожу, товарищи бросили меня, ничего другого не остается. Ступай в село, отыщи Османа-агу и передай ему это письмо. Только, смотри, обязательно при свидетелях, да еще и на словах передашь, что я ожидаю его здесь, хочу сдаться на его милость.