— И все это… все это вы нашли здесь? — спросил молодой человек.
— Более десяти лет я серьезнейшим образом занимался только этим районом. Место это весьма привлекательное, и нет ничего удивительного, что Браница, ища покоя, обосновался именно здесь. Мы можем с уверенностью утверждать, что многое переделал он сам: например, чтобы разбить французский парк, распорядился провести нивелировку местности, а это существенно ограничило возможность дальнейших исследований. Тем не менее, на основе многочисленных данных, я очень близок к тому, чтобы доказать, что постоялый двор для паломников Великого пути находился как раз где-то здесь. Ваши заказчики пытаются…
— Простите, а кто они такие, и кто все остальные, кого я здесь встретил? Семейство, за которым тянется тень, Покимица, кухарка, старая дама Наталия, ее компаньонка?..
— Читатели. Кем же еще они могут быть. Видимо, последние владельцы уцелевших экземпляров этой редкой книги. Наталия Димитриевич, незамужняя, проживает по улице Пальмотича, дом 9, улица за зданием Скупщины…
Звонил телефон.
— Фамилию Елены не знаю, знаю только, что она собирается навсегда уехать отсюда, временно проживает у старой дамы, точнее сказать, старой барышни Димитриевич, в качестве, как вы правильно сказали, ее компаньонки…
Звонил телефон!
— Кухарка Златана здесь очень давно, она считается пропавшей без вести уже более пятидесяти лет…
Звонил телефон!!
— Сретен Покимица, досрочно отправленный на пенсию сотрудник службы государственной безопасности, здесь работает садовником, а живет на улице Народного фронта, 11. Люди, нанявшие вас для работы…
Звонил телефон!!!
— Адам, сынок, я уже собралась трубку вешать. Как ты там?
— Все в порядке, мама.
— А почему у тебя такой хриплый голос? Ты не простудился? Только не пытайся меня обмануть! В Белграде тоже дождь, могу себе представить, как ты там мокнешь. Сколько раз можно повторять, ты же видишь, какая погода, не маленький, а ходишь вечно с непокрытой головой, надо одеваться потеплее, куртку как следует высушивай…
— Мама, у меня просто обычный насморк…
— Так я тебе и поверила! У тебя есть чай из мяты, душицы и шалфея? Чтобы он получился нужной крепости, бери щепотку тремя пальцами! А платков носовых у тебя достаточно?
— Достаточно, мама.
— Смотри, не запускай простуду. Кашель есть? Ну-ка, подыши поглубже, я послушаю, не спустилась ли простуда в легкие. Сам знаешь, как долго у тебя тянутся бронхиты. Я как знала, оставила для тебя банку молодых грецких орехов в меду…
— Но мама…
— Не спорь. Я тебе позвонила не для того, чтобы с тобой препираться. Слышишь, что я говорю? Расстегни рубашку или в чем ты там сейчас… Подними майку, надеюсь ты не забываешь надевать майки? Прижми низ трубки к груди и глубоко вдохни и выдохни… Тааак… Теперь не дыши… Снова вдохни…
— Мама…
— Помолчи, ты мне мешаешь… Как же плохо слышно… Это у тебя или у нас телефон трещит?… Передвинь трубку вправо… Вдохни поглубже и выдохни… Ничего не слышу… Слава Богу, все чисто!
— Я же сказал, что все в порядке.
— Отец спрашивает, тебе денег прислать?
— Нет.
— Точно? После праздников, может быть, дадут зарплату, мы можем тебе немного подбросить…
— Нет, мне правда не нужно.
— Хорошо, а почему бы тебе не приехать домой на День республики? Тетя Роска все время про тебя расспрашивает, сегодня утром сказала, что видела тебя во сне, будто ты идешь через лес к какому-то красивому желтому дому, она хотела пойти за тобой, а тут начался дождь, забарабанило по крыше, и она проснулась. Может, приедешь завтра?
— Нет, не могу, мне нужно много прочитать для гос-экзамена, приеду на следующей неделе. Чем вы занимаетесь?
— Да так, каждый своим делом. Отец читает твой журнал, «Наши достопримечательности». Просит тебя поздравить, пока ни одной ошибки не нашел. А я варила варенье из айвы. Из тертой. Такое, как ты любишь. Так обещаешь приехать? Или послать тебе банки с автобусом?..
— Точно приеду, в следующую субботу.
— Хорошо, сынок, ждем тебя. И не срами меня на весь Белград, меняй носовой платок каждый день. И запомни, будешь заваривать чай, щепотку бери тремя пальцами. И ни в коем случае не клади сахар, от него уменьшается целебное действие чая. Береги себя…
— Не волнуйся. Скоро увидимся. И вы тоже берегите себя.
Как бы дико ни звучали слова профессора, Адам решил немедленно их проверить. Он натянул куртку и вышел на улицу, как всегда ненадолго задержавшись перед закусочной «Наше море». Через стекло можно было увидеть официанта в рубашке с короткими рукавами, который разносил кофе и рюмки с полынной настойкой. Как-нибудь надо зайти туда, решил он. Все-таки интересно, о чем они разговаривают, открывая рты как рыбообразные существа. А потом он пошел вверх по улице, намереваясь найти дом номер 9 по улице Пальмотича.
Однако на углу Балканской и улицы Народного фронта Адам передумал. Неподалеку, как сказал ему Тиосавлевич, жил Покимица, и он решил сначала удостовериться, действительно ли это так. Да, внизу в подъезде на одном из почтовых ящиков фигурировало знакомое имя. До двери квартиры он решил не подниматься, не успев выдумать предлог для визита. И так бы и пришлось ему продолжить свою дорогу, если бы в этот момент из двери на первом этаже ни вышла дворничиха, женщина с проницательным взглядом и редкими распущенными по плечам волосами, которая без всяких вопросов со стороны Адама вывалила на него целый ворох сведений — где сейчас находится каждый из жильцов, когда они возвращаются, как ее приветствуют, кто сколько расходует воды, кто балуется выпивкой, у кого какие привычки…
— Сретен Покимица в течение недели отсутствует, как он говорит, по работе. Семьи у него нет. Дома бывает только по выходным, отдыхает. Но если хотите знать мое мнение, на самом деле он бывает дома через день, я слышу, как он там шуршит, ходит по комнатам, иногда даже вижу, как он выглядывает из-за занавески… Может, это совесть ему не позволяет появляться на людях, знаете, в свое время он… — вот что вычленил Адам из ее болтовни.
Выйдя на Теразие, он остановился передохнуть. От слабости у него по-прежнему кружилась голова, вся центральная площадь словно покачивалась то в одну, то в другую сторону, в зависимости от того, сколько в каком конце ее было пешеходов и машин, а здания «Албании», отеля «Москва» и Игумановой палаты казались гирями на чаше весов, которые в течение десятилетий кто-то добавлял безрезультатно, пытаясь добиться равновесия. Как же это возможно, взвесить столькие судьбы, подумал он. Если только речь не идет о тысячах разновидностей одной и той же судьбы, промелькнуло у него в голове, и, взволнованный таким ответом, он почти бегом пустился от Теразие в сторону Скупщины. Потом пересек парк и оказался в начале тихой улицы Пальмотича.
Пять. Семь. Девять. Фасад с множеством выступающих карнизов. Холл с мраморным полом и звонким эхом от подбитых железными подковками каблуков, с разбегающимися жилками трещин и пятнами тишины под более новыми, резиновыми подошвами. Изысканное кружево лепнины, кое-где обезображенное небрежно замаскированными шрамами от позднейших вмешательств, связанных с заменой труб и проводки. Лифт с табличкой «Не работает». Пришлось подняться пешком.
Он долго стучал в дверь рядом с латунной табличкой, на которой было мелко выгравировано имя Наталии Димитриевич. Наконец приблизились шаги, кто-то посмотрел в глазок, повернул ключ в замке, открыл дверь, насколько позволяла цепочка, и в образовавшемся промежутке он увидел лицо Елены.
— Я шел мимо, вот, подумал, зайду… Как поживает госпожа Наталия, как вы… — проговорил Адам.
— А как вы узнали, где мы живем? — недоверчиво спросила девушка.
— Мне сказал профессор Тиосавлевич. Простите, если я некстати, если я слишком… — молодого человека смущала сдержанность ее голоса, однако сомнений не было — она его узнала, хотя, казалось, была напугана его появлением.
— Профессор? — повторила Елена, глядя ему прямо в глаза. — Профессора больше нет в живых…
— Нет в живых? Вы шутите, не прошло и двух часов, как мы с ним вместе читали в павильоне, он показывал мне свои находки… — неуверенно усмехнулся Адам, чувствуя, как по спине поползли мурашки озноба.