— Собирайтесь! Соберите свои вещи, готовьтесь к тому, чтобы сейчас покинуть город Лиду! Видите, там, в углу стоит мой мотоцикл, на нем мы и поедем! Пока вы будете собираться, я же допрошу командира этой группы немецких диверсантов.
— Товарищ командир, нам нечего собирать и брать с собой в дорогу! Все, что мы имеем — это лошадь и подвода, принадлежащая нашему отцу!
— Тогда забирайте свою подводу, оба уезжайте отсюда! Встретимся в доме Мориса Берныньша! Ты, Света, наверняка, помнишь, где этот дом находится?!
В момент этого разговора девушка блондинка удивленно посмотрела на Ивана Фролова, а парень удивленно смотрел на нее! Через короткую паузу блондинка согласно кивнула головой и отправилась в тот ряд, где стояли подводы с привязанными к их задкам лошадьми. Парень, недоуменно пожав плечами, отправился вслед за девушкой. По дороге он подходил к убитым диверсантам, переворачивал их на спину, разыскивал какие-то документы в карманах их пиджаков, френчей, по дороге подбирая оружие немцев. Проводив глазами блондинку и парня, Иван Фролов развернулся, направился к командиру немецких диверсантов. Тот был совсем плох, то и дело впадал в забытьи, вот-вот он должен был отойти.
Немногим позже, когда все завершилось, Иван все еще продолжал удивляться самому себе, как это у него хватило духовных сил на то, чтобы допросить этого раненого, страдающего от ранения немца, одной ногой уже стоявшего в могиле. Да и допрос он начал несколько своеобразно, вместо того, чтобы помочь этому человеку перебороть боль, со спокойной душой отойти в мир иной, он мыском своего пыльного сапога с силой ударил немца под ребра. Когда тот громко застонал от боли, пронзившей его тело, открыл свои мутные глаза, то Иван Фролов на отличном немецком языке поинтересовался:
— Итак, уважаемый господин немецкий диверсант, наш разговор мы начнем с представления, кто вы, и чем сегодня в первый день войны ваша группа диверсантов занималась в этом маленьком белорусском городке Лида?
Дом Мориса Берныньша сохранился, но пришел, вернее, было бы сказать, что этот дом приведен в ужасное состояние! От него практически ничего не осталось, его сейчас было нельзя назвать жилищем цивилизованного человека. То, что от него осталось, это не были руины, а была сплошная труха, гниль и мусор! Иван Фролов бродил по останкам дома, ногой в сапогах иногда пытался разгрести какую-либо кучу столярного мусора.
Сам дом после того, как его бросил хозяин на произвол судьбы, был разграблен своими соседями и проживавшими неподалеку крестьянами. Первые дни грабители в этом доме появлялись только по ночам. Они прятались от народных глаз, тишком вывозили сохранившуюся в доме мебель, после себя эти грабители оставили одни лишь только голые стены. А перед этим они также тишком, также по ночам собирали и увозили из дома кухонную посуду, хозяйский инструментарий, как огородный, так и плотницкий. Словом, тишком ночные грабители брали все, что им попадало под руку.
Но со временем эти людишки, а не люди, обнаглели, они, словно тараканы, уже днем ползали по помещениям дома. На глазах соседей свидетелей они выламывали рамы со стеклами прямо из оконных проемов, со стен отдирали тесаные доски, вскрывали полы и толстые половые доски укладывали штабелями на свои подводы, увозя их в свое крестьянское хозяйство. Этот грабительский беспредел закончился тем, что нашелся еще какой-то умелец, который с двумя своими сыновьями залез на крышу дома и принародно он начал с крыши дома сдирать черепицу. Советская милиция на такие действия крестьян, соратников пролетариата, не обращала внимания. Она была по горло занята оформлением политических дел на тех крестьян, которые якобы крали урожаи с колхозных полей, поэтому колхозные урожаи и были такими бедными!
Проезжая на мотоцикле через сломанные ворота во двор дома, Иван в сердцах злобно чертыхнулся, увидев, что от самих ворот остались одни только стойки. Да и их кто-то пытался выкопать, увезти с собой, как были увезены створки ворот. Но какой-то человек так и не сумел этого сделать, слишком уж глубоко эти стойки были вкопаны в землю. Повернув мотоцикл влево, он тут же его притормозил в самой середине двора. Поднялся с кресла мотоцикла, осмотрелся вокруг, а затем свой мотоцикл поставил на парковочную подножку.
Этот дополнительный осмотр дома Фролову снова показал, что от него самого мало чего осталось. Из земли то тут, то там торчали какие-то деревянные столбы, которые, видимо, когда-то были опорами для стен, крыша чернела большими черными провалами, черепицы на ней совсем не осталось. По траве можно было судить о том, что воры и грабители уже давно перестали бывать в этом, когда чудном и прекрасном доме. Трава во дворе разрослась так густо, и выросла она едва ли не до пояса, к тому же она была нигде не истоптана. При виде всего этого безобразия чувства внутри Ивана Фролова бурлили и кипели. Он был не просто зол, так как сейчас видел именно тот дом, о котором так часто вспоминал с грустью и нежностью во время своих путешествий по Европам, по пребыванию в Москве. А, как оказывается, к его глубокому сожалению, этот дом уже тогда больше не существовал!
В дальнем углу двора Иван увидел подводу, а рядом распряженную лошадь, щипавшую траву. Девчонки блондинки и паренька нигде не было видно, но в доме слышались их голоса. Вскоре они оба показались в проеме двери, когда-то бывшими главным входом в этот прекрасный дом. Девчонка шла, в руках она несла солдатский сидор, в нем находилось что-то очень тяжелое. Парнишка шагал вслед за блондинкой, в руках у него ничего не было, но на плече уже болтался немецкий «шмайсер», а на правом боку, на поясе оттопырилась кобура парабеллума. Блондинка говорила парню:
— Ну, не могу я, Дима, понять тех людей, которые свое личное счастье строят на несчастье других людей! Так разрушить, разворовать и запоганить этот дом, когда-то бывшим таким замечательным, по-домашнему уютным домом. Все в нем сломать, запоганить и испортить из-за одной только зависти к соседу. Все в этом доме переломать, чтобы никто больше не мог бы всем этим пользоваться! Ну, как можно было мебель, кухонную посуду и оборудование, а также все вещи этого дома растащить по своим домам. И растащить все это, воспользовавшись моментом, когда хозяин дома был вынужден на время его покинуть! — Громко возмущалась блондинка. — Еще в те времена, когда мне пришлось простой служанкой поработать у его хозяина, то я прибиралась, наводила порядок в его помещениях, замирая от счастья, понимая, что мне, простой крестьянской девчонке, приходится убирать помещения этого прекрасного, великолепного и такого комфортабельного дома! Этот дом был построен именно так, чтобы в нем жил и наслаждался своею жизнью человек! А сейчас, когда вижу, во что он превратился, в каком плохом состоянии этот дом сейчас находится, а прошел всего лишь один год без его хозяина, то мое сердце только кровью обливается!
— Вера, ну, почему ты так разволновалась! Пойми, что это не наш с тобой дом, хотя и этот дом можно было бы восстановить за пару недель, привести его в порядок! Ты только пожелай, и я найду двух — трех парней, которые мгновенно его восстановят! Для этого нужны только деньги, да и желание восстановить, отремонтировать этот дом!
Иван подошел к блондинке и пареньку, ему захотелось вмешаться в их разговор:
— Извини, парень, но, как тебя зовут? Мы так неожиданно встретились, что у нас не было времени для того, чтобы нормально познакомиться!
— Меня зовут Дмитрий, я сын Семена Ивановича Лукашевича, который крестьянствует в деревне Березовка. А это моя старшая сестренка, Веруня! Только я не понимаю, почему вы ее Светой постоянно называете?
Внутренне Иван Фролов удивился словам Дмитрия, когда блондинку Свету он назвал Верой, своей сестрой. Но в жизни всякое бывает, и сестры могут работать агентами НКВД. Вот только ему было непонятно, почему местное НКВД ничего не знали о существовании этих двух девчонок, служанок Мориса Берныньша? Почему местное НКВД так плохо восприняло информацию о существовании этих радисток? Поэтому Иван Фролов все-таки решился Свете задать один вопрос, имевший непосредственное отношение к тем прошлым временам!
— Извини меня, Света! Но очень похоже на то, что ты сейчас в своих руках держишь то, что год назад здесь была вынуждена оставить?
— Вера, не отвечай на вопрос этого парня! Мы его практически не знаем, кто он такой, откуда здесь появился на нашу голову? — Громко прошептал ее брат, Дмитрий.
— Дима, помолчи! Ты ничего не знаешь и не понимаешь! Позволь мне самой судить о том, что можно ли или что нельзя мне обсуждать вместе с этим товарищем! Насколько я помню, — сказала Света или Вера, обращаясь к Ивану Фролову, — год назад ты, как гость, появился в доме Мориса. В ту ночь после непонятного разговора с тобой я вместе со своей подругой была вынуждена бежать из этого дома. Ты же вместе с Морисом собирался заняться поиском хирурга, чтобы прооперировать вора рецидивиста по имени Моня?! Так вот я хочу вас, уважаемый товарищ, немного поправить, так как хочу, чтобы ты лучше разбирался в событиях той ночи. Так вот Света — это мой боевой псевдоним, Нина — это псевдоним моей подруги. Я никогда не знала ее настоящего имени, а она никогда не знала моего настоящего имени! Но что-то в ту ночь пошло не так? Во-первых, мой контакт в Гродненском УНКВД с тех пор молчит, не выходит со мной на связь, хотя я регулярно появляюсь в запланированных местах для возможной встречи со своим курьером или куратором. Во-вторых, все это время моя рация хранилась в тайнике этого дома, но только сегодня я смогла до нее добраться. Теперь я попытаюсь по радиоэфиру связаться с Москвой.
— Ну, что ж, Света, тогда будем считать, что наш контакт состоялся! Правда, меня никто не проинформировал о том, что ты давным-давно переехала в Березовку! Мне только сказали, чтобы я тебя разыскивал бы на воскресной ярмарке в Лиде! А теперь, расскажите мне, пожалуйста, об этой странной ситуации. Сегодня началась война с Германией, в сорока километрах от Лиды уже находятся немецкие войска! А в Лиде, как ни в чем не бывало, проводится крестьянская воскресная ярмарка?! У меня в голове такого не укладывается, с большим трудом, под немецкими пулями я на мотоцикле прорываюсь в город! В городе все еще работает советская власть, никто и никуда не эвакуируется. Советских войск не видно, в самом городе тихо и спокойно, за исключением немецких диверсантов, в открытую действующих на его улицах!
— Все дело в том, уважаемый товарищ, — в разговор вмешался брат, Дима — до нас, крестьян, весть о войне пока еще не дошла. С утра летает много самолетов, ну, а чьи они, немецкие или советские, снизу сразу и не разберешь. Да и товарищ Молотов с обращением к советскому народу выступил только в двенадцать часов дня. В наших деревнях, как вы возможно знаете, только у немногих богатеях имеются радиоприемники, которые они включают только по вечерам послушать новости за день. Вот наши родители собрали лук и морковь на огороде и, как обычно, меня с сестрой отправили немного поторговать в Лиду. Правда, отец попросил к тому же разобраться, что именно в Лиде, да и во всем мире!
— К тому же я не могла упустить возможности встретиться со своим куратором, поэтому постаралась убедить своих родителей меня вместе с братом отправить в Лиду, а там продать кое-какую нашу крестьянскую продукции… Деньги же они всегда нужны, и горожанину, и крестьянину! Когда мы приехали в Лиду, то сразу же услышали о том, что немцы постоянно бомбят аэродром под Лидой и железнодорожный вокзал. Так что все мы в Лиде знали о том, что немцы напали на Советский Союз, но не знали деталей этого нападения. Нам очень хотелось в городе услышать и хорошие новости о том, что Красная Армия перешла государственную границу и наступает на Германию!
— Хорошо, друзья! Но теперь-то вы знаете о том, что началась война! Немцы всегда были хорошими солдатами, так что, знайте, что эта война завтра не закончится. Вероятно, она продлиться еще несколько лет! Как старший товарищ по возрасту, я вам предлагаю поработать на родину. Света, уже знает, чем она должна заниматься в случае начала войны, да и тебе, Дима, в этой связи обязательно найдется работа! Хотел бы только тебя, Света, предупредить о том, что кто-то из местных, то ли из энкеведешников, то ли из милиционеров, слил немцам информацию о тебе и о Нине. Но на сегодняшней ярмарке немцы почему-то разыскивали Нину. Из этого можно было бы прийти к выводу о том, что она жива! В этих своих поисках Нины немецкие диверсанты совершенно случайно наткнулись на тебя, Света. Они и попытались с пылу, жару тебя захватить живой и здоровой, но в результате нарвались на меня и на твоего брата Диму. В произошедшей схватке они одними убитыми потеряли пять диверсантов, ранеными — четырех. Но мы столкнулись только с одним только отделением немецких диверсантов, а под Лидой на парашютах высадилась полурота полка Бранденбург, под командованием обер лейтенанта Леопольда Картинга. Наверняка он, узнав о неудаче этого своего отделения, постарается каким-либо образом усилить твои поиски, Света, и поиски твоей подруги, Нины!
— Но я даже не знаю, где она может находиться, где скрывается, кто ее родственники?! Я вместе с Ниной проработала всего пару месяцев у этого богатого рижанина, но настоящими подругами, из-за специфики своей профессии, мы так и не сумели стать! Повторяю, что я попросту не знаю, где ее можно было бы найти! Правда, однажды она что-то упомянула одну еврейскую семью, старший мальчик, в которой был ее хорошим другом! Но очень похоже на то, что эта еврейская семья сегодня не проживает в Лиде, она переехала в другой белорусский городок. Но, в какой я, разумеется, не знаю!
— Хорошо, в свое время мы обязательно займемся поисками Нины. А сейчас я хотел бы поговорить об этом доме. В моей душе все еще теплится надежда на то, что он нам может еще пригодится! В этом белорусском городке он мог бы стать нашей надежной крышей, укрытием. Таким образом, я предлагаю, нанять бригаду шабашников для того, чтобы его отремонтировать! Дима, ты пообещал, что легко даже в эти трудные времена найдешь таких строителей. Деньги на ремонт дома я обязательно найду! Теперь поговорил о нашей общей легенде по этому дому. С этого момента мы всем людям, которые будут к нам заглядывать на двор, будем говорить о том, что твой отец Дима, крестьянин Лукашевич, этот дом приобрел для своей семьи, что он собирается переезжать в город. Бумаги, договор о купле-продаже дома, я заранее подготовлю, завтра вы их уже получите! Затем, Дима, ты займешься сбором оружие в местах проведения боев, приведением его в порядок и складированием. Чуть позже я тебя познакомлю еще с одним таким же, как и ты, пареньком, только он горожанин. Вы вместе займетесь набором добровольцев в партизанский отряд, который мы создадим на гродненщине!
После этих слов Иван Фролов сделал небольшую паузу, внимательно посмотрел на Свету, и поинтересовался:
— Когда ты должна начать поддерживать постоянную радиосвязь с московским центром?
— Точные даты не обсуждались, но мне говорили, что было бы желательным подтвердить центру, что жива и готова продолжать работа, в первый, четвертый или на десятый день начала войны. В эти дни я должна подтвердить специальным паролем, что работаю не под контролем вражеской разведки, что готова к регулярной работе в эфире. В ответной шифровке мне сообщат точное время моих выходов на связь. Но вот эта рация, она, кажется, не работает, видимо, совсем подсели аккумуляторы, а новых аккумуляторов у меня в запасе не было!
— Что это за рация у тебя, Света?
— Да, стандартная «Север-бис»! Сама рация в полном порядке, а вот второй сумки с анодными и накальными батареями, а также кабелем питания я найти уже не смогла. Если бы эта сумка сохранилась бы, то я уже сегодня батареи поставила бы на подзарядку. Эту сумку могла забрать и Нина, правда, зачем ей нужны две тяжелые сумки с батареями. Значит, кто-то из соседей этого дома нашел эту сумку, затем ее перепрятал, или забрал с собой!
— Ну, что ж, ребята, должен оставить вас на пару часиков. Мне нужно обязательно появиться в городе! Нужно кое с кем встретиться, поговорить о наших делах!
Через полчаса Иван Фролов слезал с сиденья мотоцикла перед входом в Главпочтамт Лиды. Он поднялся по трем ступенькам каменной лестницы и прошел в зал. Там он остановился посредине зала, удивленный тишиной! Все телефонистки, а их было четыре женщины в возрасте, сидели за барьерчиком, поверху которого стояли листы стекол с полукруглыми вырезами для общения с клиентами почты. Иван почувствовал себя неудобно, когда оказался под серьезными, но несколько грустными взглядами этих четырех женщин. Немного поколебавшись, он подошел к женщине бальзаковского возраста, склонился к вырезу, вежливо попросил даму:
— Вы знаете, мне хотелось бы поговорить с Москвой. Понимаете, я у вас тут в Лиде, а моя жена и сын остались в Москве. А тут началась война… и я не знаю, что мне делать? У меня есть номер телефона!
— Вы знаете, молодой человек, — ответила женщина, сегодня с утра телефонная связь с Москвой полностью отсутствовала. Но, давайте, я попробую. Вдруг у нас чего-нибудь получится! Садитесь на диванчик, в случае появления связи, я вызову вас в кабинку для переговоров! Так что ждите моего вызова, молодой человек!
Фролову показалось, что только он успел присесть на деревянный диванчик, как в зале послышал голос телефонистки:
— Молодой человек, пройдите в переговорную кабину номер один. Ваша Москва на проводе!
Иван практически добежал до переговорных кабин, прошел в первую кабину, схватил телефонную трубку и прижал ее к своему уху. На линии сначала была полна тишина, а затем возник какой-гул и мужской голос, который говорил:
— Какая Лида? Я не жду никакого звонка из белорусской Лиды!
— Это я, Вальдемар! Насколько я понимаю, наше телефонное соединение может быть в любую минуту оборваться. Поэтому примите мое срочное сообщение. Первое, мой самолет вчера сбили над Белоруссией, только сейчас я добрался до Лиды. Сразу же попытался с вами связаться. Второе, прошу срочно сообщить мне номер волны, по которой мы могли бы поддерживать радиосвязь! Третье, мне срочно нужны две рации «Север-бис» и два напора батарей для поддержания нормальной радиосвязи. Четвертое, мне нужен контакт по Лиде!
— Хорошо, я записал все то, что вы запрашиваете! Завтра под фамилией майора Горчакова Александра Ивановича зайдите в наше управление. Там вам все передадут или, по крайней мере, сообщат, где и что находится. Жду эфирного подтверждения об установлении постоянной связи. И последнее, скажите, немцы еще не взяли Лиды?
— Нет, пока еще нет! Но эвакуация партийного аппарата и городских чиновников уже началась. Бои идут под Гродно! Женя Красновский сообщил мне о том, что вы куда-то пропали, он искал вас по всей Белоруссии и не мог найти. Случайно встретите его, передайте привет от меня!
В этот момент на линии что-то щелкнуло, тут же послышался голос немецкого гауптмана, который приказывал своей роте танков в лес не углубляться, вести обстрел красноармейцев с позиции «стоя». Фролов положил трубку на аппарат, подумал о том, что телефонистки, наверняка, подслушивали его разговор с Москвой! Дай бог, чтобы эти женщины ничего бы не поняли! Ну, а если поняли, то ему уже завтра будет сложно и трудно работать в этом регионе. Тем не менее, он подошел к телефонистке, которая соединила его с Москвой: