— Так оно и есть, я этот дом передал в ее руки. Сегодня вернулся, Нины нигде нет, а от дома остались только рожки, да ножки. Все окна и двери выломаны, черепица с крыши сорвана, комнаты превращены в сортир! Но главное, я никак не могу найти самой Нины!
— А Нина, что твоя полюбовница, что ли?!
— Нет, Саня, мою любовь вчера убил тут один местный пай-мальчик, который вдруг решил мой самолет ограбить! Нина же со временем станет твоей радисткой помощницей. Из предыдущих разговоров с тобой, я хорошо помню о том, что ты великолепно знаешь немецкий язык. Так что начинай, Саша, готовиться к службе в частях СС. Начинай думать о своей легенде, а я подумаю о твоих документах.
— Но я же блатной, Ваня, я не имею права служить ни в какой армии! Итак, у нас начинаются сучьи войны, а ты мне говоришь о том, что я буду служить в войсках СС. Ведь, я же еврей?!
— Забудь обо всем этом малом, Саша, когда речь заходит о твоей родине!
Капитан Велихов нервно расхаживал по своему кабинету, с удивлением в глазах посматривая на этого громилу в гражданском пиджаке и в красноармейских полотняных галифе, спокойно сидевшего на стуле, скучающе поглядывающего в окно. Это надо же такому случиться, чтобы этот парень с такой бандитской рожей с немецким «шмайсером» за плечом, прошел все внутренние посты, появилась в его кабинете, расположенном на втором этаже здания районного отделения НКВД! Вчера из министерства пришла странная информация, что они, отделение НКВД по Лидской области должны во всем подчиняться этому человеку. Все бы ничего, можно было поработать и с этим человеком, но капитан Леопольд Картинг вдруг потребовал голову этого москвича. И сейчас он, капитан Велихов, вынужден сидет и тянуть резину, когда бранденбуржцы придут за этим человеком.
— Так вы мне говорите, что вы, майор госбезопасности Горчаков Александр Иванович!
— Так точно! Я, майор госбезопасности Горчаков Александр Иванович!
— Мне о вас, товарищ майор, ничего не известно. Поэтому я не понимаю цели вашего визита ко мне! Вы мне даже не показали своего удостоверения сотрудника государственной безопасности! Как я вам могу доверять, майор, когда я о вас ничего не знаю?!
— Слушайте, капитан, меня совершенно не интересует, что вы знаете, или чего вы не знаете обо мне! Никакого удостоверения личности я не должен вам показывать, так как я выполняю приказ из Москвы! Согласно этому приказу я должен от вас лично, капитан Велихов, получить следующее: два комплекта полевых раций «Север-бис» с подзарядными батареями; полную информацию со схемой расположения схронов с продуктами и оружием; а также перевести под мое командование только что сформированный вами истребительный батальон. Так вот, капитан Велихов, я нахожусь перед вами и жду вашего приказания на передачу в мое распоряжение перечисленных выше вещей и людей!
В принципе, майор Горчаков, был абсолютно прав, такая информация из Москвы своевременно поступила! Сейчас она в отдельной папочке лежала на письменном столе, перед самим капитаном! Но вот ответная реакция обер лейтенанта Абвера Картинга заставила капитана Велихова сейчас ожидать возвращения сержанта Синичкина, который в последнее время стал особо приближенным к нему лицом. Старшина стал выполнять наиболее чувствительные задания капитана госбезопасности Велихова. Рано утром сержант Синички забрал из камеры подвального этажа здания НКВД радистку Нину и повез ее в расположение лагеря диверсионной группы обер лейтенанта командира Леопольда Картинга. Сержант Синичкин должен был вот-вот вернуться со своими бойцами, тогда можно было бы попытаться арестовать или, по крайней мере, пристрелить этого московского майора. Одним словом, капитану Велихову было необходимо набраться терпения и немного подождать возвращения группы сержанта Синичкина.
Послышался осторожный стук в дверь, затем дверь распахнулась, и на ее пороге появился капитан Козлов. Не обращая ни малейшего внимания на майора Горчакова, капитан Козлов подошел к столу капитана Велихова, с удобством устроился на стуле перед столом начальника.
— Извините, майор! — Попросил капитан Велихов и, уже обращаясь к капитану Козлову, поинтересовался. — Ну, так что там у тебя, капитан? Извини, не мог бы ты быстрее доложить свой вопрос, а то я занят с этим майором, только что прибывшим из Москвы!
Козлов с интересов пробежался взглядом по лицу майору Горчакова, на мгновение взгляд своих глаз задержал на «шмайсере», выглядевшему из-за плеча майора, чему-то криво усмехнулся, а затем негромко сообщил:
— Только что звонил председатель сельсовета деревушки Вязники. Он сообщил: первое, что видел вооруженных немцев, и второе, группа сержанта Синичкина расстреляна этими бродячими немцами. Все трое погибли на месте, так и не успев применить свое оружие?
— А девка, где та девка, которую сопровождала группа сержанта Синичкина! — Поинтересовался капитан Велихов.
— Не знаю, председатель сельсовета ни словом не упомянул о том, чтобы там была какая-либо девчонка! — Сказал капитан Козлов.
— Не беспокойся, капитан, о радистке! Она в наших руках! Мы вовремя получили информацию о предстоящей встрече сержанта Синичкина и обер лейтенанта Картинга. Поэтому мы успели перехватить Синичкина и его подельников. Парень не захотел сдаваться, нам пришлось его уничтожить! Да и ты, капитан Велихов, не забудь свое оружие положить перед собой. Сделай это медленно и осторожно.
Под дулом «шмайсера» капитан Велихов почувствовал себя явно не в своей тарелке. Он осторожно расстегнул кобуру и выложил на стол перед собой старенький наган. Этот наган вручил ему старый большевик в 1920 году, когда он по приказу партии возглавил отдел милиции в Минске. Затем он стал сотрудником белорусского НКВД, от вседозволенности у него со временем поехала голова. Вот он сегодня доигрался до предательства родины! Доставая второй пистолет из подмышечной кобуры, капитан Велихов одним движением пальца взвел курок «Вальтера Р38» и тут же выстрелил себе в рот.
Капитан Козлов посмотрел на Ивана Фролова и укоризненно покачал головой:
— Всего второй день ты, майор, находишься в Лиде, а уже имеешь на своем счету пару трупов двух ответственных сотрудников правоохранительных органов. Что касается сержанта Синичкина, то это была настоящая тварь, за деньги он и мать родную был готов продать! Но вот с капитаном Велиховым, ты, майор, кажется, перемудрил, немало шпионов он поймал и на тот свет отправил. Одних британских шпионов, двадцать человек, своей собственной рукой расстрелял!
— Не согласен я с тобой, Иван Анатольевич, по этому вопросу! Капитан Велихов давно уже предал родину! Ему осталось сделать всего один только шаг для того, чтобы начать сотрудничать с немецким Абвером, который уже вышел на него, начал его разработку. Ну, да, ладно, нам хватит разговаривать о нем, о капитане, который уже сделал свой выбор и ушел из жизни в тот момент, когда у нас еще много недоделанных дел осталось! Не мог бы ты найти командира истребительного батальона, меня с ним познакомить. До ухода ястребков в лес я хотел бы вместе с ними провести операцию по уничтожению диверсионно-разведывательной полуроты обер лейтенанта Картинга! Причем, эту операцию мне хотелось бы провести под шумок, скажем, 26 или 27 июня, когда немцы будут входить в Лиду!
— И откуда ты, майор, такие вещи знаешь, скажем, о том, когда именно немцы возьмут Лиду.
Иван Фролов медленно поднялся с табурета и подошел к окну. Сегодняшний понедельник резко отличался от вчерашнего воскресного дня, уже с утра вражеские бомбардировщики начали, не переставая, бомбить лидский железнодорожный узел. Время от времени в той стороне возникали пожары, вот и сейчас из окна было хорошо видно, как над железнодорожным узлом разворачивается пламя очередного пожара. Несколько немецких истребителей прошли над улицей Ленина, из пулеметов обстреливая горожан. В городе на данный момент пока еще не находилось ни одного подразделения РККА! Немецкая авиация безраздельно хозяйничала в небе нал Лидой, там не было видно ни одного советского истребителя или бомбардировщика. В то же самое время Иван Фролов хорошо знал о том, что под Лидой располагались несколько крупных аэродромов истребительной и бомбардировочной авиации советской авиации.
Капитан Козлов подошел к столу, на котором все еще лежал застрелившийся капитан Велихов, поднял труд телефонную трубку и приказал:
— Дежурный, срочно в кабинет капитана Велихова пришлите санитаров с носилками. Нужно убрать труп капитана, он застрелился!
Затем он повернулся к Ивану Фролову и поинтересовался:
— Ну, а что ты, майор, все-таки собираешься делать? Ни сегодня, ни завтра немцы не войдут в город?!
— Я тебе уже сказал, что немцы возьмут город 27 июня! Ну, а я пока займусь схронами с оружием и продуктами! Теперь я не уверен в том, что о существовании этих схронов никто больше нас не знает! Попытаюсь спасти те схроны, которые пока остались не тронутыми, которые еще можно спасти! Так что я пошел, капитан, заниматься делом, но ты мне так и не сказал, где я все же могу найти командира истребительного батальона, а также где мои рации?
Капитан Козлов искоса посмотрел на этого самоуверенного майора громилу из Москвы, подумал о том, что и капитан Велихов, видимо, к этому москвичу испытывал какое-то внутреннее недоверие. Но он все же пересилил себя, взял со стола капитана Велихова тощую папочку и протянул ее майору Горчакову. Тот, отойдя слегка в сторону от стола к окну, тут же принялся внимательно изучать лежавшие в той папке исписанные листки.
Тут послышался стук в дверь кабинета. После соответствующего разрешения капитана Козлова, в кабинет вошли три бойца с носилками. Ивана Фролова чрезвычайно заинтересовал тот факт, что эти бойцы в кабинет капитана Велихова помимо носилок пришли еще с автоматами Дегтярева, имевшими такие же круглые диски, как финские автоматы «Суоми». Да и сами бойцы выглядели уж слишком деревянно, чересчур исполнительными солдатами, словно они не были красноармейцами! Фролов насторожился, слегка приподнял правое плечо, чтобы было бы легче взять наперевес свой «шмайсер», который еще при входе в этот кабинет Иван снял с предохранителя.
— Так называемый истребительный батальон, — вдруг сказал капитан Козлов, — располагается в здании районного комитета ВЛКСМ. Вон в том здании, на той стороне центральной площади! А теперь, товарищ майор Горчаков, ты мне все-таки расскажи, почему ты решил, что мы возьмем Лиду только 27 июня?! Когда мы уже в свои руки взяли здание НКВД, сейчас займемся зданием Областного комитета Белорусской коммунистической партии…Парни, арестуйте этого майора или попросту расстреляйте его! — Последние слова, с которыми майор Козлов обратился к трем красноармейцам, он почему-то произнес на отличном немецком языке.
Но в этот момент Иван Фролов коротким, но мощным разворотом правого плеча бросил «шмайсер» в свою же правую руку, указательный палец которой, ни на секунду не задерживаясь, нажал его спусковой курок. Тут же прогремели три очереди, три красноармейца вместе с носилками свалились на пол и больше уже не двигались. В коридоре, ведущем к кабинету начальника районного НКВД, послышался топот солдатских сапог, крики и команды на немецком языке. Иван из кармана гимнастерки достал две лимонки, быстрым движением руки сорвал обе чеки и, приоткрыв дверь кабинета, обе гранаты с малой задержкой зашвырнул в коридор.
Пробегая мимо капитана Козлова, он просто ему сказал:
— Поехали со мной, капитан, или как тебя там? Там и поговорим о нашем возможном сотрудничестве?!
— Я, как офицер вермахта, не готов сотрудничать с красными!
За дверьми послышались два гранатных взрыва, на некоторое время коридор затих.
— Жаль, конечно, но, возможно, ты и прав!
На бегу к окну, Иван подхватил два «Суоми», валявшихся на полу. Из одного автомата он короткой очередью прикончил капитана Козлова, а сам на бегу, головой вперед нырнул в окно. Уже в падении со второго этажа здания, ему удалось, как цирковому акробату, перевернуться через голову, чтобы приземлиться на обе свои ноги. Спружинив мускулами ног, Ивану удалось устоять на ногах. Затем последовала короткая пробежка к мотоциклу, всего в три шага с одновременной стрельбой из автомата «Суоми» по окнам здания НКВД, из которых выглядывали удивленные цирковым представлением какого-то гражданского лица немецкие диверсанты, переодетые в красноармейскую униформу. Им пока еще не встречались столь ретивые и прыгучие командиры РККА!
Коротко прогудел двигатель мотоцикла, который на большой скорости миновал ворота с красной звездой посредине!
Издали эта ничем не примечательная череда повозок выглядела обыкновенным крестьянским обозом. Причем, этот обоз очень походил на те обозы, которые формировались крестьянами той или иной белорусской деревушки для поездки в город на продажу продуктов со своих огородов на воскресной ярмарке в ближайшем городке. Обычно несколько соседей сговаривались между собой, и загружали подводу своей картошкой, морковью, луком, капустой и свеклой, или же молоком, сметаной, сливками и маслом. Они нанимали человека, способного торговаться за каждое яйцо или пучок зеленого лука, на этой подводе с продуктами отправляли его в город. К одной подводе присоединялись подводы с других дворов, и вот уже небольшой обоз покидал одну деревушку и по большаку уезжал рано утром в город. Вот один из таких крестьянских обозов сейчас двигался по белорусской дороге, осторожно объезжая особо крутые ухабы, глубокие рытвины и канавы, которыми были густо усеяны белорусские большаки за пределами крупных городов и сел.
Этот же обоз двигался по большаку не так прытко, как обычно двигались продуктовые обозы, он явно не спешил в город на открытие воскресной ярмарки! Во-первых, он придерживался гораздо меньшей скорости в этом своем движении по большаку, осторожно проходя один километр за другим. Во-вторых, судя по наличию народа, этот обоз не был продуктовым, так как на подводах сидело уж слишком много деревенских мужиков. Их было примерно тридцать — сорок мужиков, они ехали на семи подводах. Да и на подводах эти мужики сидели несколько не так, как обычно сидят русские или белорусы на своих подводах. Эти же мужики сидели ровными и аккуратными рядами, спинами друг к другу. Мужики в каждом таком ряду вполголоса между собой разговаривали, они много курили, пряча сигареты или папиросы в кулаках своих рук, осторожно и как-то исподлобья посматривая по сторонам. Словом эти мужики не вели себя так раздолбанно, как русские или белорусы, когда их задушевные беседы больше походили на боевые переклички перед кулачными боями!
Временами до Ивана Фролова, лежавшего в небольшом окопчике, вырытом в придорожном кустарнике, доносился ровный смех этих мужиков. Этот смех явно не был задушевным, а был каким-то деланный. Доносились также отдельные слова, выхваченные из мужицких разговоров. Но почему-то эти слова произносились с немецким акцентом и на немецком языке. А смех же этих простоватых мужиков почему-то походил на размеренный и вымеренный хохот прусских солдат! Подводы, лошади, мужики и их верхняя одежда были, разумеется, белорусскими, правда, следует обязательно упомянуть о том, что большинство этих мужиков была одета в красноармейскую форму. Но и это было неудивительным, ведь, с момента появления в этих краях Красной армии, то красноармейская форма как бы сама собой превратилась в повседневную рабочую одежду белорусского мужика!
Но вот то, что сейчас курили эти белорусские мужики, обязательно должно было привлечь к себе внимание чересчур уж любопытных глаз со стороны. Ведь, в большинстве своем белорусы или русские в этих местах сигарет вообще не курили, а если и курили, то в основном только русские папиросы. Но дорогим московским папиросам местные крестьяне предпочитали домашний самосад, который рос в мужицком огороде за домом. Накрошишь такого доморощенного табачку на клочок газетки, завернешь себе козью ножку из этой самой газетенки, и покуриваешь ее, пока тебя не начало тошнить! Разумеется, с приходом Красной армии в их края Западной Белоруссии крестьяне начали баловаться и московскими папиросами, но этого добра здесь не хватало. Московские папиросы были или слишком дорогими, или в магазинах их по месяцам не бывало! Может быть, по этим причинам эти простые белорусские мужики, что сейчас беседовали на немецком языке, вовсю раскуривали тощие немецкие армейские сигареты с фильтром или без фильтра, которых здесь с огнем нельзя было найти!