— Ты когда-нибудь проделывал это?
Отец вздохнул.
— Я не знал тогда ни одного шамана, но я… пробовал иные способы.
Другими словами, он баловался наркотиками, подумала Нина.
— Нашим клановым тотемом была зубатка. — Он виновато взглянул на Нину. — Не очень романтично, да?
— Не очень.
— Поэтому я и пытался сам найти свой личный тотем. Я надеялся на волка, медведя или орла — кого-нибудь величественного, о ком не стыдно было бы говорить, понимаешь? Или если бы не так, — если бы это оказался зверь, не сразу впечатляющий белого человека, — тогда пусть это был бы по крайней мере кто-то, особо почитаемый у племени кикаха. Например, жаба, которой приписывают особую удачливость, или ворон.
— И что же ты нашел?
— Ничего. Я просто ловил кайф и рисковал собственным здоровьем ради какого-то сомнительного удовольствия. Мне повезло, я не втянулся в это. В отличие от некоторых моих друзей.
Нина увидела, как горестные воспоминания затуманили его взгляд, и догадалась, что он, должно быть, думал о каком-то давнишнем приятеле, который то ли стал наркоманом, то ли отравился слишком большой дозой наркотиков. Она никак не могла понять, почему люди так рискуют своим здоровьем. Вот уж чего она сама никогда не будет пробовать.
Джон Карабалло встряхнул головой.
— Ну, хватит об этом. Пора позвонить в полицию.
— Я могу доказать, что это правда, — сказал Элвер, услышав последние слова. — Я могу перенести вас в свой мир.
Джон посмотрел на него.
— Это не важно. Даже если ты не врешь, чему я не поверю ни на секунду, — почему ты думаешь, что я отдам свою дочь этому твоему народу?
— Ваша тюрьма не удержит меня, — сказал Элвер.
— А это мы посмотрим.
— И даже если бы и удержала, — добавил Элвер, — даже если мой народ не пошлет кого-нибудь еще завершить порученное мне дело, вашей дочери все равно грозит опасность.
Глаза Джона сузились.
— Не угрожай мне, приятель. Не угрожай мне и, слышишь, никогда не угрожай моей семье.
— Угроза не во мне — она исходит от духа земли, которому вы пообещали вашу дочь: Я-вау-це.
— Я никогда не обещал свою дочь ника…
Но тут его голос снова затих под напором нахлынувших на него еще каких-то воспоминаний.
— Боже, — сказал он тихо.
— Папа? — Глаза Нины ошеломленно расширились. — Это что, правда?
— Я… я никогда об этом по-настоящему не задумывался с тех пор…
— О чем?! — закричала Нина.
— Это было в то лето, когда ты родилась, — объяснил отец. — Мы с твоей матерью были на индейском празднике Возрождения в честь середины лета. В то время мы увлекались тем, что одушевляли окружающую среду. Ну, земля — наша мать и тому подобное. Как-то вечером развели большой костер, и мы экспромптом устроили церемонию твоего наречения, посвятив твою душу во благо земли…
Нина побледнела,
— О Боже, — сказала она. — Так это правда!
— Конечно же, нет, — ответил Джон. — Твоя мать и я, мы были тогда просто детьми и увлекались нетрадиционными укладами жизни и верованиями, но мы уж никак не исповедовали никакого культа, которому в качестве жертвы понадобилась бы наша дочь.
— Рассказывай это своей Я… как ее там? — сказала Нина.
— Я-вау-це, — сказал Элвер.
И Нина, и ее отец с ненавистью посмотрели на него.
— Нина, — сказал Джон. — Все это просто вздор.
Да? Ну а что, если эта Я-вау-це сделала ту же самую ошибку, что и Элвер, и утащила Эшли?
— Я… — Отец покачал головой. — Такого не бывает — ни колдовства, о котором он болтает, ни земных духов с потусторонними мирами, ни еще чего-нибудь в этом роде. А вот к исчезновению Эшли он может быть причастен, но здесь, в нашем мире, за это надо отвечать. Вот пусть полиция и разберется.
— Вы еще сами убедитесь, — сказал Элвер.
— Нет, — ответил ему Джон, — это ты еще убедишься. — Он повернулся к Нине. — Покараулишь его, пока я позвоню в полицию, дорогая?
Нина кивнула.
— Вот и умница.
Едва отец поднялся на ноги, как Элвер снова заговорил, но на этот раз на языке, которого никто не понимал. Он произносил слова гнусаво, растягивая звуки, так что они сливались между собой. Нина мелко затряслась от страха. Когда он перешел на монотонное пение, по лбу у него заструился пот. Глаза были плотно зажмурены.
— П-папа?
— Все будет в порядке, — сказал отец.