Мастер Игры - Грин Роберт 12 стр.

Как и с рисованием, Калатраве захотелось выйти за пре­делы поверхностного знакомства с элементами оформ­ления и нащупать что-то более реальное. Он чувствовал: мир меняется, что-то носится в воздухе. Прогресс в тех­нологии и современные материалы открывали поистине революционные возможности для архитектуры нового типа, но, чтобы добиться успеха, необходимо поучиться еще и инженерному делу. Такие размышления подвели Сантьяго к важному решению: начать все сначала и по­ступить в Высшее техническое училище Швейцарской Конфедерации в Цюрихе и получить диплом инженера. Да, это будет нелегко, но это шанс научиться думать, рассуждать и чертить как инженер. Он узнает, как строят дома, и это раскрепостит его, навеет свежие идеи, помо­жет расширить границы возможного.

В первые несколько лет Калатрава усердно трудился, по­стигая основы инженерного дела, математику и физику, без которых в этой области обойтись невозможно. По мере продвижения вперед он вновь был захвачен мысля­ми о парадоксе, преследовавшем его с детства, — как средствами изобразительного искусства передать движе­ние и изменения. Золотое правило архитектуры гласи­ло — здание должно быть стабильным и неподвижным. Калатрава испытывал сильнейшее искушение нарушить этот незыблемый закон. Свою диссертацию он решил посвятить исследованию именно этого вопроса — при­внесению в современную архитектуру настоящего дви­жения. Вдохновляемый разработками космических кора­блей НАСА и крыльями, которые Леонардо да Винчи сконструировал, изучив анатомию птичьего крыла, в ка­честве темы своей работы Калатрава избрал сгибание конструкций — он исследовал, как с помощью новатор­ской инженерии заставить конструкции двигаться и трансформироваться.

В 1981 году, написав диссертацию, он наконец приступил к работе — после четырнадцати лет обучения в высших учеб­ных заведениях искусству, архитектуре и инженерному делу. В последующие годы Калатрава экспериментиро­вал, проектируя раскладные двери, окна и крыши нового типа — они двигались и открывались необычными спо­собами, изменяя весь облик здания. В Буэнос-Айресе он создал раздвижной мост, который не поднимается вверх, а разворачивается по течению реки. В 1996 году Калатрава шагнул еще дальше, построив здание Художе­ственного музея в Милуоки. Его длинный холл из стекла и металла с потолком в восемьдесят футов полностью за­крыт сверху огромным подвижным светозащитным экраном. Экран снабжен двумя ребристыми панелями, которые открываются и закрываются, точно крылья ги­гантской чайки, приводя в движение всю постройку и создавая у зрителей полное впечатление, что здание вот- вот взмоет в небо.

Мы, люди, живем в двух мирах. Во-первых, нас окружает наружный мир внешнего облика — разнообразные очер­тания и формы предметов, привлекающие наш взгляд. Но за ним, скрытый от глаз, таится другой мир — про­никнув в него, можно понять, как работают вещи, разо­браться в их строении и составе, во взаиморасположении и взаимодействии частей, образующих целое. Этот вто­рой мир не так бросается в глаза. Его сложнее понять. Он не виден глазу и открывается лишь мысленному взо­ру, ибо только мысль способна пролить свет на реальное положение дел. Но эта сторона, объясняющая, как устро­ены разные вещи, оказывается не менее поэтичной, сто­ит начать в ней разбираться: она раскрывает тайны жиз­ни, того, как движется и меняется все, что нас окружает.

Это различие между «что» и «как» можно отнести почти ко всему, что нас окружает, — мы видим механизмы и машины, а не принцип их действия, рассматриваем лю­дей, занятых общим делом, как организацию, но не об­ращаем внимания на структуру их группы или на то, как производится и распространяется продукция. (Точно так же мы склонны судить о людях по внешнему облику, а не по особенностям характера, которыми и объясняются их поступки или слова.) Калатрава обнаружил, что, преодо­лев это разделение, объединив «что» и «как» архитекту­ры, можно получить более глубокие, а вернее, более це­лостные знания в этой области. Архитектор не удоволь­ствовался тем необходимым объемом знаний, который полагается для строительства зданий, и охватил куда больший. Это позволило ему создать бесконечно поэ­тичные и возвышенные творения, раздвинуть границы, смело перешагнуть условности самой архитектуры.

Важно понять: мы живем в мире, который, к несчастью, постигло разделение, и случилось это лет пятьсот назад, когда искусство и науку стали понимать как различные сферы, не связанные друг с другом. Ученые и техниче­ские специалисты существуют в собственном мире, со­средоточиваясь главным образом на стороне «как». Про­чие живут в мире внешних образов, обличий, пользуясь плодами рук первых, но имея самое слабое представле­ние о том, как все это действует. Раскол, о котором гово­рится, возник вскоре после эпохи Возрождения, идеалом которой было объединение двух этих форм познания. Вот почему по сей день волнуют нас творения Леонардо да Винчи, вот почему до сих пор эпоха Возрождения ка­жется идеальной современным людям. А ведь в действи­тельности будущее именно за таким, более целостным знанием, особенно если учесть, насколько больше ин­формации сейчас имеется в нашем распоряжении. Как интуитивно почувствовал и понял Калатрава, это долж­но стать частью нашего ученичества. Нужно непременно стараться как можно глубже постичь технологию, кото­рой мы пользуемся, принцип действия группы, в кото­рую входим, досконально разобраться с экономически­ми аспектами своей отрасли, понять, откуда она черпает силу. Мы должны постоянно спрашивать себя — как все это работает, как делаются дела, принимаются решения, как устроены взаимоотношения в коллективе? Углубляя таким образом знания, мы получаем более содержатель­ное и полное представление о реальности и приобретаем силы для ее изменения.

Пол Грэм

С детства, проходившего в пригороде Питсбурга (штат Пенсильвания), Пола Грэма (род. 1964) привлекали ком­пьютеры, которые он видел в телевизионных програм­мах и кино. Компьютеры представлялись ему электрон­ным разумом с безграничными возможностями. В бли­жайшем будущем, как ему казалось, с ними можно будет разговаривать: скажешь — и машина выполнит все, что пожелаешь.

Старшеклассником Пол был направлен на программу для одаренных учеников, где получил возможность порабо­тать над творческим проектом по своему выбору. Грэм решил взять за основу проекта школьный компьютер IBM, который использовался для распечатки табелей успевае­мости и расписания занятий. Доступ к подобному устрой­ству он получил впервые, и хотя компьютер был прими­тивным (программировали его с помощью перфокарт), мальчику он казался настоящим чудом, дверью в будущее.

Прошло несколько лет, все это время Пол самостоятель­но осваивал азы программирования — просматривал книги по данной теме, но по большей части прибегал к методу проб и ошибок. Результаты он видел мгновенно, как если бы писал масляными красками по холсту, и если программа работала как надо, на его взгляд, она выгляде­ла красивой, правильной — совершенной.

Метод проб и ошибок оказался эффективным и удоб­ным. Полу нравилось самостоятельно разбираться в предмете, он делал открытия и при этом не обязан был следовать чьим-то жестким указаниям. (В таком подходе заключена вся сущность хакерства.) Чем лучше он осваи­вал программирование, тем больше пользы удавалось из этого извлечь.

Решив продолжить образование, Грэм выбрал для этого Корнельский университет, кафедра информатики кото­рого была в те годы одной из лучших в стране. Здесь он наконец приобрел базовые знания, получил представле­ние об основных принципах программирования и по­путно избавился от ошибок и скверных хакерских при­вычек, появившихся за прошедшие годы. Пола заин­тересовало новое направление разработок в области искусственного интеллекта — это был ключ к созданию именно таких компьютеров, о которых он мечтал в дет­стве. Решив, что было бы здорово оказаться на переднем крае новой области, он поступил в аспирантуру на ка­федру информатики Гарвардского университета.

В Гарварде Грэм окончательно понял, что не создан для строго научной и академической деятельности. Он тер­петь не мог писать отчеты и научные статьи. Универси­тетский подход к программированию был ему скучен, он выхолащивал весь процесс, начисто лишая радостного волнения, задора и радости, которые неизбежно возни­кали, когда он делал свои открытия, пробуя и ошибаясь. В душе Пол оставался хакером, ему нравилась самостоя­тельность.

В Гарварде он встретился с другим таким же хакером, Робертом Моррисом. Вдвоем они углубились в изуче­ние языка программирования Лисп. Этот язык казался самым многообещающим, мощным и гибким из всех. Человек, выучивший его, мог сказать, что получил про­зрение и понял что-то принципиально важное о про­граммировании как таковом.

Разочарованный гарвардской кафедрой, Грэм решил сам разработать себе аспирантскую программу: он решил, что станет посещать разные занятия и в процессе опреде­лит, что ему действительно интересно и нужно. К боль­шому своему удивлению, он обнаружил, что его заинте­ресовало изобразительное искусство — как собственно живопись, так и курс истории искусств. Для него это означало только одно: в данный вопрос следует вникнуть и понять, куда приведет его этот интерес.

Защитив в Гарварде диссертацию по информатике, он поступил в Род-Айлендскую художественную школу, потом учился живописи в Академии изящных искусств во Флоренции. В Штаты Грэм вернулся без гроша, но был полон решимости совершенствоваться в живописи. Он кое-как перебивался, давая консультации по про­граммированию.

Шли годы, и Пол начал задумываться о том, в верном ли направлении развивается его жизнь. В эпоху Возрожде­ния художники непременно проходили обучение у ма­стеров, но что можно сказать о его собственном учени­честве? Создавалось впечатление, будто у его жизни нет четкого плана или направления. Все это напоминало низкого пошиба хакерство времен его школьной юно­сти, когда он составлял программы из кусков, латал их кое-как, методом тыка, постоянно ошибаясь и снова про­буя разные «примочки», выясняя, будет ли это работать. Выстраивая собственную жизнь таким способом, напо­ловину вверяясь случаю, он, по крайней мере, точно вы­яснил, от чего хочет держаться подальше — от универси­тетов и чистой науки, работы в крупных корпорациях, любой политической деятельности. Ему хотелось делать вещи — нравился сам процесс. В конечном счете самым значимым для него было наличие возможностей — важ­но было иметь шанс двигаться в том или ином направле­нии, меняя вектор движения в зависимости от того, что предлагала жизнь. Если за эти годы ему удалось чему-то выучиться, это, можно сказать, произошло «не благода­ря, а вопреки».

В 1995 году Пол Грэм услышал по радио о «Нетскей- пе» — компания расхваливала свои перспективы и об­суждала, как в недалеком будущем все товары будут про­даваться через Интернет, а «Нетскейп», лидер, будет прокладывать путь остальным. Дела Грэма снова были плохи, но даже с пустыми карманами он категорически не хотел возвращаться к прежнему и зарабатывать кон­сультациями. Призвав на помощь старого друга-хакера Роберта Морриса, он предложил ему вместе разработать программное обеспечение и заняться онлайн-бизнесом. Идея Грэма состояла в том, чтобы создать программу, которая позволила бы пользователям создавать свои он­лайновые магазины, причем использовать ее можно было бы прямо на сервере, не скачивая. Прежде никто до та­кого не додумался. Они написали программу на языке программирования Лисп. Преимущество использования именно этого языка заключалось в высокой скорости и динамичности, с которой можно было вносить измене­ния, расширяя возможности программы. Свою компа­нию друзья назвали «Виавеб» (буквально «Через сеть»), и она оказалась первой в своем роде, настоящим пионе­ром онлайн-торговли. Через три года они продали ее компании Yahoo! за 49 миллионов долларов.

В дальнейшем Грэм продолжал двигаться по пути, из­бранному им еще в ранней молодости. Всякий раз он выбирал направление, где то, что ему интересно, совпа­дало бы с тем, что он умел делать. Он двигался туда, где ему виделись перспективы.

В 2005 году Пол Грэм выступил в Гарварде с лекцией об истории создания «Виавеба». Студенты, вдохновленные его рассказом и советами, начали просить организовать что-то вроде консультационной фирмы. Идея показалась интересной, и Грэм создал «Y-Комбинатор» — инвести­ционную компанию, помогающую молодым предприни­мателям запускать инновационные проекты. С каждого удачного старта компания Грэма получала определен­ный процент.

Несколько лет он оттачивал систему, узнавая новое и обучаясь по мере продвижения вперед. В конечном счете «Y-Комбинатор» стал главной «хакерской примочкой» Грэма — случайно натолкнувшись на идею создания, он дорабатывал ее методом проб и ошибок. В настоящее время компания оценивается приблизительно в 500 мил­лионов долларов.

Каждой эпохе свойственно предлагать свою модель уче­ничества, которая оптимально соответствует царящей на тот момент системе производства. Первые системы уче­ничества, жесткие и определенные, появились в эпоху Средневековья и продолжили свое существование в мо­мент зарождения современного капитализма с его по­требностью контроля качества.

С наступлением промышленной революции старая си­стема обучения стала выходить из употребления, но идея эта продолжала существовать, приняв форму самосовер­шенствования изнутри определенной отрасли (так, Дар­вин развивался и совершенствовался в области био­логии). Это больше соответствовало индивидуалис­тическому духу времени. Хотя можно назвать много подходов, способных повлиять на концепцию учениче­ства в новое время, одной из наиболее перспективных моделей в современном мире следует признать хакер­ский подход к программированию.

Работает эта модель так: стремясь приобрести как можно больше знаний, умений и навыков, вы подчиняетесь об­стоятельствам, которые диктуют вам направление, но лишь постольку, поскольку они связаны с вашими глав­ными и коренными интересами. Подобно компьютер­ному хакеру, вы цените процесс исследования и откры­тия самого себя и стремитесь добиться высшего качества во всем, что делаете. Карьерный рост на одном месте не для вас — вы сторонитесь и избегаете такого пути. Вы рискуете — ведь непонятно, куда все это может заве­сти, — зато используете на всю катушку возможность получать открытую информацию, так что любые сведе­ния об интересующем вас ремесле в вашем полном рас­поряжении. Вскоре вы начинаете понимать, какая работа вам подходит, а от каких предложений нужно наотрез отказываться. Вы движетесь вперед, используя метод проб и ошибок. В таком режиме вы проводите свои мо­лодые годы. Вы сами спланировали и организовали себе ученичество широчайшего спектра, ограниченного толь­ко вашими личными интересами.

Вы блуждали, бросались из крайности в крайность не из- за боязни взять на себя ответственность, а из-за того, что расширяли основы своих знаний и возможностей. В определенный момент, когда вы готовы на чем-то остановиться, в голову придут идеи, и возможности не­избежно вам предоставятся. Когда это произойдет, по­лезным окажется буквально все, чему вы научились за это время. Вы будете мастерски комбинировать это, под­бирая необычные, подчас уникальные сочетания, идеаль­но соответствующие вашей личности. Возможно, вы на долгие годы осядете на одном месте или будете зани­маться разработкой одной идеи, набирая в процессе еще больше знаний, а потом, когда придет время, начнете двигаться, слегка меняя направление.

В наш век те, кто в юности делал карьеру, жестко упер­шись в единственный вариант пути, часто годам к сорока оказываются в тупике, не видя возможностей для даль­нейшего движения или погибая от скуки.

Ученичество широкого спектра, пройденное в юности, приносит со­всем иные плоды — становясь старше, вы можете расши­рять свои возможности.

Можно представить, что некоторые исторические лич­ности — одаренные от природы, таланты — каким-то образом миновали этап ученичества: смогли либо вовсе обойтись без него, либо очень существенно сократить благодаря своим выдающимся способностям. В поддерж­ку этой точки зрения обычно ссылаются на Моцарта или приводят другой классический пример — Эйнштейна. Действительно, создается впечатление, что оба были на­делены творческим гением изначально.

Что касается Моцарта, большинство серьезных музыко­ведов сходятся во мнении, что по-настоящему достой­ные, великие произведения были написаны им через де­сять лет после того, как он начал заниматься композици­ей. Примечательно, что анализ жизни и творчества семидесяти величайших композиторов выявил лишь три исключения: трое из этих семидесяти умудрились каким-то образом уложиться в девять лет, а остальным потребовалось не меньше десяти лет, чтобы создать дей­ствительно значимое произведение.

Эйнштейн приступил к серьезным экспериментам в шестнадцатилетнем возрасте. Спустя десять лет он пред­ложил свою революционную теорию относительности. Невозможно, конечно, точно сказать, сколько времени он посвящал оттачиванию своих теоретических позна­ний, но, допустим, три часа в день. За десять лет это со­ставило 10 тысяч часов практики.

Если что и отличает Моцарта и Эйнштейна от других, так это удивительно ранний возраст, в котором они на­чали свое ученичество, и невероятная интенсивность, с которой они практиковались и на которую были способны благодаря полной отдаче любимому делу. Конечно, в юные годы мы, как правило, учимся быстрее, усваиваем материал глубже, да при этом еще сохраняем некое твор­ческое вдохновение, которое нередко угасает по мере того, как мы становимся старше.

Это как рубить огромное дерево необъятной ширины. Одним ударом топора тебе его не свалить. Но если не сдаваться и продол­жать рубить, рано или поздно, как бы ни сопротивлялось дерево, оно наконец рухнет.

Мастер дзен Хакуин

Коротких путей, позволяющих избежать этап учениче­ства, способов обойтись без него не существует. При­рода человеческого мозга такова, что для закрепления сложных навыков требуется длительное время, позволя­ющее этим навыкам глубоко укорениться; прочно усво­енные, они освобождают сознание для настоящей твор­ческой деятельности. Само стремление искать обходные пути делает нас абсолютно непригодными для достиже­ния мастерства. Таким образом, оборотной стороны в данном случае не существует в принципе.

Жизнь коротка, и время, отведенное нам на уче­ние и творчество, ограничено. Без руководства можно впустую потратить драгоценные годы, пытаясь получить теоретические и практические познания из разных источников. Лучше вместо этого последуйте примеру мастеров всех времен и подыщите достойного наставника. Связка «на­ставник — подопечный» — самая эффективная и плодотворная модель обучения. Хорошие учи­теля понимают, на что направить ваше внимание и как вас вдохновить. Их знания и опыт пере­ходят к вам. Они мгновенно и трезво оценивают ваш труд, помогая быстрее исправить ошибки. Тесное личное взаимодействие позволяет вам перенять образ мыслей учителя, его взгляд на мир, который представляет собой большую силу и который вы можете адаптировать к своей лич­ности. Выбирайте наставника, наиболее соот­ветствующего вашим нуждам, — того, кто суме­ет приблизить вас к делу вашей жизни. Усвоив знания учителя, вы должны продолжить движе­ние вперед, ни в коем случае не оставаясь в его тени. Ваша цель — превзойти своих наставников мастерством и блестящими успехами.

Судьба Майкла Фарадея (1791-1867), родившегося и вы­росшего в бедной лондонской семье, казалось, была предрешена с самого начала — скорее всего, мальчику предстояло стать кузнецом, как его отец, или заниматься какой-нибудь другой физической работой. Его возмож­ности, таким образом, были очень сильно ограничены трудными обстоятельствами. Родителям приходилось кормить и растить десятерых детей. Отец не мог регу­лярно работать из-за болезни, и поэтому семье нужен был дополнительный доход. Старшие с нетерпением и тревогой ждали того момента, когда юный Фарадей на­конец достигнет двенадцатилетнего возраста и сможет устроиться на работу или стать подмастерьем и обучать­ся какому-нибудь ремеслу.

Однако была одна черта, которая выделяла мальчишку и даже внушала беспокойство, — Фарадея отличал необык­новенно живой ум, плохо сочетавшийся с определенны­ми для него перспективами. В какой-то степени его ум­ственная неугомонность вдохновлялась своеобразной верой, которой придерживались члены его семьи, — они были сандеманистами*. Приверженцы этой секты вери­ли, что Бог обнаруживает свое присутствие в любом жи­вом существе и любом природном явлении. Общаясь с Богом ежедневно и в душе приближаясь к Нему настоль­ко, насколько это возможно, они старались увидеть и почувствовать Божественное начало повсюду.

* Сандеманисты — религиозная секта, возникшая в лоне английского протестантизма. Названа в честь основателя, Роберта Сандема- на (1718-1771).

Юный Фарадей был глубоко укоренен в этой филосо­фии. Если он не выполнял поручения своей матери и ра­боту по дому, то бродил по центральным улицам Лондо­на, внимательно наблюдая за миром вокруг себя. При­рода казалась мальчику исполненной тайн, ему хотелось размышлять об этих тайнах, разгадывать их. Наученный тому, что Бог присутствует во всем, Майкл интересовал­ся абсолютно всем, что его окружало. Любознательность его была безграничной. Родителей и вообще всех, с кем доводилось поговорить, он засыпал бесконечными вопросами о растениях, минералах и явлениях природы, которые казались ему необъяснимыми. Он тянулся к знаниям, жаждал их и очень огорчался из-за невозмож­ности приобрести их.

Однажды Майкл забрел в соседнюю лавку, где торговали книгами. Вид такого количества новеньких книг на пол­ках поразил мальчика. Учиться в школе ему почти не пришлось, и в своей жизни он имел дело с одной- единственной книгой — Библией. Сандеманисты вери­ли, что Писание являет собой воплощение Божествен­ной воли. Для Фарадея это означало, что слова на стра­ницах обладают некой магической силой. Он представил, что каждая книга открывает свои собственные миры зна­ния — этакое удивительное волшебство, в каждой книге свое!

Владелец магазина, Джордж Ребау, был очарован глубо­ким почтением, с которым столь юный человек отнесся к книгам, — раньше ему не доводилось замечать у мальчи­шек глубокого интереса к печатному слову. Он всячески поощрял визиты Майкла в магазин, и скоро тот стал по­стоянным посетителем. Чтобы помочь его семье, Ребау взял Фарадея на работу рассыльным. Поскольку мальчик относился к работе ответственно, приятно удивленный хозяин предложил ему повышение — место подмастерья переплетчика при книжной лавке. Фарадей с радостью принял предложение, и в 1805 году началось его семи­летнее ученичество.

В первые месяцы работы, окруженный книгами, мальчик с трудом мог поверить своему счастью — новые книги в те годы были редким товаром, предметом роскоши для состоятельных людей. Даже в библиотеках не было того, что можно было найти в магазине Ребау. Владелец по­ощрял Майкла в чтении, позволял читать в свободные от работы часы все, что захочется, и мальчик проглатывал каждую книгу, какая только попадалась в руки.

Однажды он прочел в энциклопедии о наиболее значи­мых открытиях в электричестве, и внезапно его охватило волнение — он будто понял вдруг, что нашел свое призвание в жизни. Речь шла об удивительном явлении, о чем-то невидимом для глаз... что можно было обнару­жить и измерить экспериментальным путем.

Идея раскрытия тайн природы при помощи эксперимен­тов захватила Майкла. Наука показалась ему увлекатель­ным поиском разгадок всевозможных тайн мироздания. Так или иначе, ему нужно было стать ученым, решил он.